– Встать! Суд идет!
И все встают, даже Серафима приподнимается на своих костылях.
Они пришли поболеть за нас – Серафима и Хейгрис, и Амори с девчонками из конструкторского бюро, и эти четверо из проекта «Звездное пламя», и стажер Леха, и лаборантка Маша, и даже уборщица Галина Федоровна. Вот шеф, в смысле, директор моего НИИ, – тот вряд ли явился без задней мысли. Ему неинтересны мои проблемы, ему интересен мой отчет о тест-драйве. Пока что я сказала ему только одно: тест-драйв был успешным. И умчалась.
Ровно 17 дней назад я ступила на питерскую землю. Земля располагалась во дворе центра экстремальной медицины – как раз там, куда нам и нужно было. Я буквально вбросила брата Беренгара в приемный покой, на руки ошеломленным медсестрам. Дальнейшие десять минут прошли, как в тумане – прилетевший зав отделением, срочный анализ крови, спешный рентген, захлопнувшаяся дверь операционной. Мне кто-то сунул мерзкого вкуса чизбургер, но я в тот момент была до того голодной и взволнованной, что съела эту дрянь до последней крошки. Потом… потом я брела в метро. Промокла до нитки. Попыталась расплатиться золотым безантом в кассе, потому что жетонов у меня не было. Еще кто-то сжалился и дал мне жетончик. Дальше я села, перевела дух и обрела способность мыслить связно. А там и моя станция подошла.
Из коридора я видела Сашку и Катьку, сосредоточенно созерцающих зад монитора. Над монитором нависал аристократический нос Амори. Так! Я сбросила рюкзак и ботинки в угол, отцепила меч и повесила его на крючок рядом с зонтиками. Все обернулись и посмотрели на меня. Я спросила:
– Ну, что, как жизнь?
– Мама, – торопливо зачастила Сашка, – мы тут с дядей Амори посовещались, и я решила, что к твоему приезду надо бы поменять процессор и добавить памяти, а для этого подвесить дополнительную мамку…
– Совершенно верно, – подтвердил Амори и требовательно воззрился на чадо.
– Ну, и… починить кое-что, – застенчиво добавило мое дитё.
Тери, до того момента погруженная в высшие сферы музыки, вытащила наушники из ушей и уточнила:
– Модем, принтер, графический планшет, клавиатуру…
– Неправда! – чуть не плача, возмутилась Сашка. – Клавку мы выбросили и купили новую!
– И мышку тоже заменили, – вставила Катька свои пять копеек.
– А также полностью переустановили систему и вычистили всю сетевую живность, – завершил Амори.
– Какую живность? Вы что, к зоопарку подключились? Я же перед тест-драйвом привела все в порядок, – поразилась я. Не слишком-то и поразилась. Ребенок неделю был один… – Ладно, как поживает мой компьютер, я уже вижу. Хотя, как подозреваю, не все. Теперь расскажите мне, как поживаете вы?
– Лучше ты расскажи, – мягко попросила Тери. Они все глазели на меня, как на ожившую декорацию из мультфильма «Мертвая невеста». Я начала подозревать, что тамплиерская котта не сочетается с джинсами.
Странно… А в Акре мне никто ничего такого не говорил.
На следующий день я снова была в больнице, принесла лекарства и бульончик. Строго говоря, ездить туда пришлось два раза в день. Но гораздо больше хлопот мне доставили бумажные дела. Легализовать пребывание брата Беренгара в северной столице под силу разве что мессиру Воланду, да и то при активном участии его свиты. По счастию, моя одноклассница (и первая любовь) Любочка работает в детдоме.
За время моей научной карьеры она тоже не стояла на месте. Некогда восторженная девчонка-воспитательница (это я ее лет тридцать пять не видела) превратилась в директора, нежное личико покрылось элегантными морщинами, бюст увеличился размеров эдак на семь. Передо мной стояла роскошная крашеная блондинка в строгом льняном костюме и в изумлении пялилась на меня. Я кинула оком в большое зеркало – поджарая загорелая особа в джинсах и футболке с надписью «Боец 2-го алкогольного фронта» в этой приемной и рядом с этой директрисой была весьма некстати. Но ее мое появление поразило раз в десять больше. Во-первых, меня, оказывается, весь наш класс считал погибшей. Во-вторых, с ее точки зрения, мне нельзя было дать больше тридцати на вид. В-третьих, она где-то слышала о профессоре Снегиревой и ее открытиях.
– Ага, – с удовольствием констатировала Любочка, – ты потратила Нобелевскую на пластику!
– Чепуха, – возразила я, – я потратила ее на восхождение на Эверест!
– А ты такая же сумасшедшая, как была, – констатировала Любочка с еще большим удовольствием. Всегда приятно сознавать свое превосходство над окружающими, особенно когда чувствуешь их превосходство над собой.
За то, что я доставила ей эту приятность, Любочка согласилась оформить брата Беренгара как воспитанника, изобразить задним числом некоторые документы для комиссии по делам опеки и попечительства и подмахнуть его характеристику, написанную лично мной. На прощание она предупредила:
– Установить ему российское гражданство я не могу, это не в моей компетенции. А усыновление иностранцев теперь осуществляется только через суд…
– Он не иностранец. У него же вообще нет документов.
– Иностранцев и лиц без гражданства.
– Не проблема.
Все остальное, как выяснилось, тоже не было проблемой. В свете блестящих и новеньких золотых безантов… Правда, часть из них пришлось продать (боюсь, что я продешевила из-за спешки) – многие чиновники в России принимают в качестве взятки только рубли или доллары. Но зато судебное заседание назначили очень оперативно – братишку выписали, и мы все дружно направились прямо из больницы в суд.
Больше всего я боялась, что мое бессовестное вмешательство нарушит порядок вещей в этом мире. Как у Брэдбери – поехали охотиться на тиранозавра, наступили на бабочку… и грянул гром. Но нет, ничего не нарушилось, Питер какой был, такой и остался. Даже афиша «Кода да Винчи», бездарного фильма по бездарной книженции, по-прежнему висела рядом с нашим домом – совсем, как тогда, когда я уезжала в Святую Землю, только слегка подмокшая и потрепанная за неделю. Пробегая по Невскому, я наткнулась на парочку тамплиеров и дружески помахала им рукой, они в ответ заулыбались и помахали мне. Одежки у них были хлопковые, не в пример моим – льняным. Что с них, с ряженых, взять! А за ними уже шествовали шотландец в килте, байкер в рыцарских доспехах из лакированной кожи и эльф в зеленой камизе и с горшком, полным моего любимого мармелада «лимонные дольки», причем остроухость у него была то ли природная, то ли из-под ножа пластического хирурга. Короче, гром не грянул, мужик не перекрестился, бабочек можно было давить – до упаду!
Друзья, давайте будем жить и склизких бабочек душить, всем остальным дадим по роже, ведь жизнь и смерть – одно и то же…*
*Песня группы «Аквариум»
Брат Беренгар задумчиво разглядывал резьбу на пустующей скамье подсудимых. Он привел судью и кое-кого из «болельщиков», в частности, переводчицу, в умиление своими комментариями по поводу происходящего. О Сашке он сказал, что она «ужасно похожа на мою сестричку Ализон, которая на небе», и что он непременно будет ее защищать; о своей будущей жизни в семье – что «будет выполнять всю мужскую работу (пылесосить, стирать в машинке и выносить ведро)» – не иначе, Сашкино воспитание; а на вопрос, чем он планирует заниматься со мной, ребенок очень чисто по-русски ответил: «Альпинизм!». Судья в замешательстве, но корректно заметила, что благодаря этим занятиям он уже побывал в больнице. Брат Беренгар пожал плечами и заметил: «Ну, травма и травма, с кем не бывает!». Лично меня восхитило только одно: насколько ловко пацан обошел молчанием истинные обстоятельства своей «травмы» и нашего знакомства. Конечно, я его тщательно проинструктировала на сей счет, но инструкции инструкциями, а соображалка у парня на высоте.
Сейчас он выглядел как обычный питерский подросток, только с бородкой и почему-то не говорящий по-русски. Я купила ему короткие джинсы с огромными карманами, кроссовки на «липучках» – чтобы по уставу, и белую футболку с капюшоном, красным крестом и длинной затейливой надписью на английском (этот язык брат Беренгар знал), готическим шрифтом, выбранным явно по принципу наибольшей витиеватости. Впрочем, слова «the tampliers» и «knights of Christ» разобрать можно было, а большего от этой футболки и не требовалось.
Судья еще раз с интересом вгляделась в открытое доброе лицо мальчишки, заглянула ему в большие серые глаза. Вряд ли ей так уж хотелось отдавать этого славного паренька в лапы профессорше, которая намерена таскать его в горы и обучать приемам дзюдо. Но профессорша и паренек тут были заодно. Комиссия по делам опеки и попечительства в лице жизнерадостной дамочки нас поддерживала. Так что брат Беренгар отныне мог именовать меня «мамой» на вполне законном основании – решения суда Петроградского района г. Санкт-Петербурга.
Мы вышли на воздух. Только что закончился слепой веселенький дождик; народ окружил нас и наперебой поздравлял. Сашка держала новоприобретенного братца за руку. Я поинтересовалась:
– Ну, куда теперь?
Сашка критически оглядела меня и поджала губы. Ради такого случая на мне был неопределенно-серо-болотный старушечий костюм о длинной юбке и жакетике на пуговицах, который путался в коленях и стеснял дыхание. За двести лет существования Ордена Храма ни один из его братьев не носил подобного уродства. Да еще Сашка, пытаясь логически завершить образ, мазнула меня помадой гнусного цвета женских панталон фирмы «Эйвон», от которой у меня моментально вспухли губы. Моя собственная помада от «Герлэн» показалась чаду слишком вызывающей. Тери заслужила не менее скептический взгляд. Она из лучших побуждений нарядилась в розовое старомодное платье с воланами. Сашка перевела орлиный взор на себя и перекосилась лицом.
На ней было то самое бело-розовое поплиновое плиссированное платьице, которое она не любит надевать в гости. Тем не менее, она его надевала. И при этом запачкала. Теперь, судя по тому, что бело-розовое платье стало просто белесым, его вымачивали в отбеливателе, юбка из плиссированной превратилась в сборчатую – явные последствия стирки в режиме «для сильного загрязнения», а характерные желтые следы неопровержимо свидетельствовали о глажке утюгом на максимуме. Такое количество усилий заслуживало похвалы независимо от результата. К платью она надела белые лакированные туфельки, именуемые «ВОТ ЭТО»: «Мама, мне что – опять надо надевать ВОТ ЭТО, да? У-у, ненавижу эти гости!».
– Сходите в Эрмитаж, – предложила дамочка из комиссии. – Русский музей, там новая экспозиция. Музей восковых фигур. Можно съездить в Петергоф или Стрельну. Или нет, лучше всего съездите на Ладогу, туда экскурсионный автобус идет.
Я перевела взгляд на часы. Десять утра, быстро же мы справились. Можно и на Ладогу. А что там?
– Тамплиерская церковь, – ответила дамочка, – святой Александры Рутенийской, покровительницы детей, рожениц и сирот. XIV век, и отлично сохранилась. Там рядом монастырь святого Гэндальфа, они и смотрят.
Глаза у меня вылезли на лоб, руки задрожали, и я уронила сумочку, в которой недвусмысленно загремел пистолет. Беренгар завертел головой, услыхав знакомые слова.
– Ма, ты че? – поразилась Сашка. – Русский Шаолинь! Это же все знают!
– Меня тоже сын вытащил, – продолжала дамочка, – он думал, что тамплиеры его так прямо к себе пустят и приемы начнут показывать. А они в монастырь никого не пускают. В церковь – пожалуйста. Это единственный их монастырь в европейской части России, остальные – в Сибири, на Кавказе…
Она еще что-то вещала. Ее голос заглушил раскат отдаленного грома.
Так, говорите, бабочек душить? Ну-ну… что я еще натворила?
– Мне кажется, – деликатно вступила Тери, – надо сперва поехать домой и переодеться. Потом… Саша, ты, кажется, говорила, что хочешь в планетарий?
– Планетарий в воскресенье, – ответило чадо.
– А куда вы ходили без меня? – осведомилась я.
– Ну… ходили в филармонию, на «Времена года» – Чайковский и Вивальди в одном концерте. Потом Саша ходила со мной в Мариинку, слушать «Пиковую даму». Потом я ходила с Сашей на концерт «Бельфегора».
Чадо сделало невинные глазки, искоса наблюдая за моей реакцией. То, что она увидела, ее явно успокоило. Должно быть, родители ее приятелей либо никогда не слышали группу «Бельфегор», либо падают в обморок после первых двух тактов. Я слышала – так, ничего особенного… для четырнадцати лет сойдет.
– Пошли переодеваться, – решила я. – Позавтракаем, а потом поедем в Крылатское, в луна-парк.
– Ура! – возликовало чадо. – Берни, соглашайся! Мороженого наедимся!
«Берни» послушно заулыбался и закивал головой, понятия не имея, что такое «мороженое».
– А потом, вечером… ма, можно я пойду с Берни в одно место? – чадо заробело под моим пристальным взором и уточнило: – ну, в ночной клуб… на концерт… музыку послушаем, потанцуем…
– Сегодня, кажется, в «Черной пятнице» заключительный сейшен готик-метал-феста, – безжалостно разбила ее уловки Тери. – Вроде бы даже «Лакримоза» и «Лейк оф Тиарс» должны играть.
Я вспомнила доброе печальное лицо Жака де Моле, старого ослика, которому всегда не везло – особенно по пятницам – и хихикнула.
Похоже, что после моего вмешательства «черная пятница» угрожает не ему, а бедняжке Беренгару!
Да, кстати: раз уж так получилось, то остаток денег, врученных мне на лечение брата Беренгара и не истраченных, надо будет вернуть монастырской братве. Правда, как бы еще правдоподобнее объяснить их происхождение… А, Бог с ними! Скажу правду. Не поверят – пусть оформляют как благотворительность, главное, моя совесть будет чиста.
– Музыку послушаем? Потанцуем? – зловеще поинтересовалась я. – А мне ты про «Лакримозу» не могла сказать? Ладно уж, я отдельно пойду, раз ты со мной зарисовываться не хочешь… Тери, ты пойдешь?
– Нет, пошли все вместе! – запротестовала Сашка. – Пусть ребята увидят и позавидуют, какая у меня мировецкая мама… и какой у меня прикольный брат!