Прокариотов не любил посиделки.
Человек он был общительный. Более того, многие говаривали, что он - та самая "душа компании". Но вот посиделки он не любил.
Как всегда, собирётся народ, сядет в круг, завяжет беседу тройным морским - и никакой силой её уже не развяжешь. Разве что тройка шутников задикломирует
- Когда нам вновь сойтись втроем
В дождь, под молнию и гром?
- Как только отшумит резня,
Тех и других угомоня.
Да со всей своей молодецкой одури задубасят ложками по столу - гром выбивать.
Или В.Е. снова куриные кости выстроит хитрой такой систематикой, вытрет руки о пиджак свой с заплатками, да зашепчет (отчётливо, явно на публику работая)
Так отчётливо я помню: был декабрь глухой и тёмный,
И камин не смел в лицо мне алым отсветом сверкнуть
А Прокариотов классику не любил. И рыбу он не любил, но рыба встречалась реже, да и не умел В.Е. громко и отчётливо прошёптывать рыбу...
Прокариотов любил свои стихи. Только никому о них не рассказывал. Была одна дама, которой он в порыве интеллигентской страсти открылся, но она давно уже была замужней, носила второго ребёнка и вообще, если судить здраво, интрижкой была эта дама - ну никак не объектом истинной страсти.
А Прокариотов стихи любил... Бывало, ночами дождётся пока погаснут последние огни в доме напротив, выйдет на балкон да начнёт читать что-нибудь своё, свеженаписанное.
Я тут стою, ибо где мне ещё находится?
Пусть время струится, пусть ветер ворочит страницы,
Я буду стоять тут!
Хотя завтра в восемь на смену...
И только воробьи-лунатики слышат поэта...
Жёлудь - дуба кусок, как и я - отражение мира.
Мне играет на ухо свирель изо рта Афродиты.
Но, покаюсь, пусть чаша писателя полуиспита,
Я всё тут! Ибо хрен я куда в три утра из квартиры...
Друзья Прокариотова про эту его манию и не догадывались. Поэтому смело могли на посиделках своих рассуждать о влиянии Маяковского на творчество Гоголя. А Прокариотов сидел, надувшись голубем в сизом свитере, и думал про себя: "Ишь ты, Гоголь! А ваш Гоголь как я, да с балкона, да в три ночи?.."
Ещё Прокариотов не любил корпускулярно-волновую теорию. Потому что не знал, что это, а прочитать всё никак не собирался. Хотя это к делу мало относится, да и в судьбе его нашло отражение только на одном мятом рабочем листке...
Я
б
Эту вашу, чтоб её,
Теорию волновую,
Пустил бы на подошывы
Народу!
А то удумали...
...Посиделки обычно заканчивались под утро. Уставшие гости собирались, В.Е. поправлял в конец засаленный по бокам пиджак, Анна Гиоргиевна собирала себе в портсигар забытые остальными сигареты - и под дружное
Там, на горе-е, возвышается крест.
Хрен зна-а-ат, как же туда этот парень зале-е-ез...
Расходились по домам. Ложки больше не высекали гром из столешницы, да и рисунки куриных костей на скатерти выглядили устало, одиноко и по-болезненному жирно.
А Прокариотов стоял на балконе и смотрел в ночь. Он точно знал: в этом мире ещё жив поэт, ещё жива интеллигенция, и ещё есть место маленькому чуду от большого человека.
Я стихи пишу не от скуки, и
Не от жажды славы - забери её.
Я стихи пишу, потому как мы
Рождены для них, как для спин бельё.