Кристофер Смарт (1722 – 1771)
ПЕСНЬ ДАВИДУ
I
О венценосный кифаред,
Которым Царь Царей воспет
И светлый лик Господен,
Чей музыкальный тон растет
Из низких, глубочайших нот –
И в них столь превосходен;
II
Хвалитель моря и земли,
Чтоб херувимы весть несли
Все радостней, все шире;
С горы Сион блюдешь года:
Чтоб длились дни до Дня Суда
При пляске и псалтири.
III
Слуга Небесному Царю,
На чьё служенье алтарю
Простерта длань Господня,
Когда ты петь меня призвал,
Тогда прими венок похвал,
Сплетаемый сегодня.
IV
Ты горд, и тверд, и яснолик,
Незыблем, благостен, велик,
Ты доблесть, ты отрада!
Ты источаешь благодать,
И, коль награды можно ждать,
Ты – лучшая награда!
V
Когда из рога Самуил
Тебя елеем освятил,
Господню волю выдав –
Рукоплескала Божья рать:
Нельзя бы лучшего избрать,
Чем младший внук Овидов.
VI
Ты, храбрость чья столь дорога,
Кто богомерзкого врага
Поверг в пылу сраженья,
Ты, мудрость воинская чья
Для боя выбрать из ручья
Измыслила – каменья!
VII
О, ты величествен и прям,
Ты заложил великий храм
(В душе ангелоравный)
Чтоб Господу хвалу вознесть,
Чтоб восхвалить благую весть,
Восплакать о бесславной.
VIII
Ты – благость: равных не найду
В твоем, в Иудином роду:
Ты, сострадать умея
Саула сон оберегал
В пещере средь ен-гаддских скал;
Ты отпустил Семея.
IX
Ты – доброта, коль доброту
Искать в молитве и в посту,
В спокойствии и в мире,
Легко менять копье на меч
И восхищение извлечь
Из танца и псалтири.
X
Ты – гордость выспренняя, чей
Столь юн и ясен блеск речей,
Всевышнего хвалящих,
Восторга горнего экстаз,
Блистание и слов, и фраз,
И ликований вящих.
XI
Ты – цель, к которой дух вознесть
Пристало, дней трудившись шесть:
А в день седьмой, субботний,
Тобою осиянна, пусть
Божественная станет грусть
Светлей и беззаботней.
XII
Ты – безмятежности венец:
Следя за стрижкою овец,
Ты шум Кедрона слышал,
Алкая знанья и труда,
Чтоб холить райский сад, когда
Господь Свой гнев утишил.
XIII
Ты – мощный ворог Сатаны
И Сил его, что пленены
Велением Господним
Тебя они страшаться зреть,
Ты – аки лев, аки медведь
Исчадьям преисподним.
XIV
Ты – постоянство, ты – обет;
От юных до преклонных лет
Тебя любили свято
На протяженье жизни всей
И Сива, и Мемфивосфей
Как Ионафан когда-то.
XV
Ты – слава, дивный образец:
Юнец, мудрец, боец и жрец,
Пример иным владыкам, –
Одетый в латы иль в ефод,
Великолепен круглый год
И светозарен ликом.
XVI
Ты – мудрость: искупивший грех,
Ты снова встал превыше всех,
Хоть был хулимым громко;
Путей Израилевых свет,
Во всех речах твоих – завет
И мудрость для потомка.
XVII
Да, муза пела для него,
Творя покоя торжество,
Душе даруя благо,
Какого не давали ни
Юнцу – Мелхола в оны дни,
Ни старцу – Ависага.
XVIII
Он Божью славу возгласил:
Первоисточник высших сил,
От чьей благой заботы
Зависит каждый шаг и вздох
И наступающих эпох
Падения и взлеты.
XIX
Звучала ангелам хвала,
Чьи благовестья без числа
Приемлет высь небесна,
Где Михаил необорим,
Где серафим, где херувим
С подружием совместно.
ХХ
Но и людей он воспевал:
Достоин Божий лик похвал
И в отраженье тоже,
Пусть полнят земли и моря,
С геройством истинным творя
Произволенья Божьи.
XXI
Случалось воспевать ему
И свет, и трепетную тьму,
Равнины, горы, реки,
И мудрость, что во глубине
На самом сокровенном дне
Блаженствует вовеки.
XXII
Хвала – цветам и древесам,
Чей сок – лекарственный бальзам,
И чист, и благодатен;
Пред чудом сим склонись челом,
Пусть благодарственный псалом
Простору станет внятен.
XXIII
Всем птицам – коим несть числа,
Чьи клювы, а равно крыла
Шумят легко и бойко,
Кто песней нам ласкает слух.
Или смешит нас – как петух,
Как ворон или сойка.
XXIV
Всем рыбам моря и реки,
Стремящим к илу плавники,
Туда, где мрак глубокий,
И тем, что вверх по руслам рек
Прочь из пучин берут разбег,
Когда приходят сроки.
XXV
Хвала старанию бобров,
И тиграм, к солнцу из дубров
Искать идущим неги;
Крольчихе, выводящей чад
Своих на луг, уча крольчат
Травы щипать побеги.
XXVI
Не восхвалить возможно ли
Каменья, детища земли,
Венец даров прещедрых –
Как яспис, нужный ремеслу,
Так и топаз, который мглу
Рассеивает в недрах.
XXVII
Сколь нежен был его порыв,
Когда, колени преклонив,
Тянул он к арфе руки, –
И, звуки дивные творя,
Он укрощал в душе царя
Неистовые муки.
XXVIII
Молчали даже силы зла:
Столь музыка его была
Страшна для злых и гордых,
Она смиряла таковых,
Упорствуя то в громовых,
То в благостных аккордах.
XXIX
Он мыслью возлетал в простор;
Мелхола, опуская взор,
Таила стыд невестин,
Шептала: «Сколь он яр в бою,
Он душу покорил мою:
Нам общий трон уместен!»
XXX
Предивных семь столпов воздвиг
Господь, чей замысел велик
И воплощен навеки
Во СЛОВЕ, ибо неспроста
От персти взяв, Господь ХРИСТА
Явил во человеке.
XXXI
Причин причина – альфа: в ней
Начало просиявших дней,
Его закон высокий;
Он волей Божией таков:
Отсюда испокон веков
Берутся все истоки.
XXXII
Над гаммою – небесный свод,
Где войско ангелов живет,
Он светится сапфирно,
И по нему, дрожа слегка,
За стаей стая, облака
Плывут легко и мирно.
XXXIII
А символ эты – твердый строй,
Вздвигаемый земной корой
Вослед бессчетным веснам.
В нем украшенья без числа
Творимы чудом ремесла:
Мотыгой, кельней, кросном.
XXXIV
Знак теты также предстоит
Творцу законов для орбит,
Небесных схем и правил:
Дал солнцу – пламенный шафран,
Луне – серебряный туман,
И двигаться заставил.
XXXV
Суть йоты вмещена в псалом
О плавно движущих крылом,
Пересекая воздух,
Рассказ о днях творенья для,
Как стол и кров дала земля
На ней живущим в гнездах.
XXXVI
Вот – сигма указует на
Отшельников и племена:
И вот – над ними главный
Венец творенья, человек;
Всевышний Сам его нарек,
Дал символ веры явный.
XXXVII
Омега! Славен знак такой,
Величествен его покой,
Когда размыслить надо
О мощи благостных Небес,
Воздвигнувших противовес
Презренным козням ада.
XXXVIII
Давид, Господень ученик!
Ты в Божьи умыслы проник
В тебе – награда мира,
Гимн благодарствия судьбе!
Напоминают о тебе
Лев, и пчела, и лира!
XXIX
Лишь Тот, в Ком зла вовеки нет,
Кто по природе чужд сует,
Из горнего чертога,
Отверзши тайные врата,
В юдоль земли послал Христа:
Да узрят люди – Бога.
XL
Йегова молвил: Моисей,
О том, что есмь – поведай сей
Земле: да внемлет ныне!
Не нарушая немоты,
Земля ответствовала: Ты
Еси, мой Господине!
XLI
Ты каждому назначил впрок
Судьбу его, талант и срок;
Во помраченье неком
Безумцем брата не зови;
В молитве, в кротости, в любви –
Спасенье человекам.
XLII
Для нас иной дороги нет:
Благополучия обет
Заложен в Божьем слове;
Берясь за плуг – хвали вола,
И пусть не меньшая хвала
Достанется корове.
XLIII
С наимудрейшими людьми
Господню заповедь прими,
Что нам дана залогом:
“Не я велю, но ты вели!” –
Возможно позабыть ужли
О сем, реченном Богом?
XLIV
Рассудку страсти подчини,
Молитвой преисполни дни,
Не умствованьем праздным, –
В отчаяние не впадай,
И сладострастию не дай
Сгубить тебя соблазном.
XLV
Взяв бочки крепкие, смелей
В них вина вызревшие лей;
Ты, дух, одетый перстью,
Лишь должные твори дела:
С волом не запрягай осла
И лен не путай с шерстью.
XLVI
Господню десятину чти,
Кружного не ищи пути,
Участлив будь к недугам,
Нетребователен – к судьбе:
За это и судьба тебе
Отмерит по заслугам.
XLVII
Клеветника за дверь гони,
Приять хвалу повремени,
Исток ищи упрямо:
В тебе, наперекор годам,
Пусть Новый вырастет Адам
Из Ветхого Адама.
XLVIII
Сочувствуй славе и любви,
Мудрейшего – благослови,
Найди в соседстве – братство,
Иди стяжанию вразрез,
Проси совета у Небес,
И не проси богатства.
XLIX
И днесь, Давид, всех выше будь
Средь утвердивших Божий путь
И чтящих волю Божью,
Тем выше слов твоих цена,
Что речь людей извращена
Тщеславием и ложью.
L
Славь – ибо всякая мала
За Божью благость похвала,
Не мни сей труд тяжелым,
Зане душа есть Божий дар
И недостойна мелких свар
Перед Его престолом.
LI
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ – собирать
Уместно ангельскую рать,
Ты, псалмопевче, равен
С наималейшим среди них:
Затем, что всем – один Жених
Явлен, миродержавен.
LII
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ – смена лет,
Они приходят, след во след,
Растет порядок в мире,
Сменяем первоцвет – травой,
Чтоб умножался блеск живой
В шлифованном порфире.
LIII
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ ввысь и вдаль
Цветами тянется миндаль,
Ликуя в каждой фибре;
И колокольцы льнут к земле,
И драгоценные крыле
Бросает ввысь колибри.
LIV
Для ПРЕКЛОНЕНИЯ смола
Течет у кедра вдоль ствола,
Даря жукам услады,
Иной, одетый в чешую,
Рад жажду утолить свою,
Припав к сосцу наяды.
LV
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ в час един
Со снежным барсом желвь долин
Спешат на борт ковчега
И там проводят много дней
А волны плещут все смирней,
Не достигая брега.
LVI
Меж пальм – Израиль; он собрал
Во пригоршню янтарь, коралл,
Любуясь блеском алым, –
А ветерок над головой
Для ПРЕКЛОНЕНИЯ листвой
Шуршит, как опахалом.
LVII
Красотами – как небосвод,
Так и стремнины дольних вод
Наделены богато;
Дань ПРЕКЛОНЕНЬЯ такова,
Что карп и мелкая плотва –
Суть серебро и злато.
LVIII
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ – роскошь лоз
И полный молоком кокос
Обрящет странник каждый,
К его устам припасть спешат
И апельсин, и виноград –
Во утоленье жажды.
LIX
Для ПРЕКЛОНЕНИЯ – снопы
Пред Божьи упадут стопы
В служении высоком,
Созреют яблоки сперва,
Но дивный персик и айва
Равно нальются соком.
LX
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ – заодно
И сарачинское пшено
Дает прирост великий, –
Там удивительны сады,
Где и гранатные плоды,
И заросли гвоздики.
LXI
Роскошествует лавр листвой,
Но и подснежник стебель свой
К светилу нежно тянет;
Для ПРЕКЛОНЕНИЯ в саду
Блистает мирт на холоду, –
Взгляни – теплее станет.
LXII
Фазан обличием – гордец,
А в горностае – образец
Обидчивой натуры,
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ – соболь весь
Сияет, предъявляет спесь
Своей бесценной шкуры.
LXIII
Терновник, падуб, тис – листву
Переменили к Рождеству;
И на исходе года
Вся тварь в лесах сыта весьма;
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ закрома
Заполнила природа.
LXIV
Для ПРЕКЛОНЕНИЯ умов –
Сложил Давид слова псалмов
Господне славя царство,
Людская плоть и дух людской
Умеют в них найти покой,
Приять их, как лекарство.
LXV
Для ПРЕКЛОНЕНИЯ снегирь
Рулады шлет в лесную ширь,
Сплетает песню споро,
И трелью громкою всегда
Зарянка лихо от гнезда
Прогнать умеет вора.
LXVI
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ – небеса
Овна являют, Розу, Пса
И строй планет единый,
С восторгом озирая высь,
Ты Божью лику поклонись
В черве, что взят из глины.
LXVII
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ льнут ветра
Ко струнам арфы, чья игра
В себе несет услады, –
Внимай! Чуть слышен Божий глас,
Но стихнет море в тот же час,
Иссякнут водопады.
LXVIII
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ Бог нам дал
Стиракс, и мускус, и сандал –
И смирны запах знойный;
Но дух молитвы, дух святой
Исполнен большей чистотой,
Чем аромат бензойный.
LXIX
И апельсин, и ананас
Растут, чтоб радовали нас
И нежный сок, и цедра,
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ меж людьми
Желанным числится вельми
То, что дано столь щедро.
LXX
Для ПРЕКЛОНЕНИЯ – вода
В ключах и в родниках всегда
Желанна и прохладна,
Ее взыскует плоть – дабы
Даримой в Господе судьбы
Сопричаститься жадно.
LXXI
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ – воробья
И ласточку влечет сия
Олива под жилище;
И человеков, и скотов
Равно приемлет ДОМ ХРИСТОВ –
И нет приюта чище.
LXXII
Сколь сладок росный маргарит,
В Ермонских липах он горит,
Благой и беззащитный,
И крин, раскрытый на заре,
И запах свеч, что в алтаре
Предчувствует хвалитны.
LXXIII
Кормилица сколь хороша
В миг пробужденья малыша
Иль думы о младенце;
Сколь чуден ликом музыкант,
Скользящий мыслью средь гирлянд
Изысканных каденций.
LXXIV
Сколь чист пронизанный теплом
Влюбленной горлинки псалом:
Легко и величаво,
Он возлетает в эмпирей:
Да возгремит Царю Царей
Неслыханная слава.
LXXV
Сколь мощен конь, идя в намёт,
Сколь мощен коршуна полет,
Но есть мощнее птица –
О страусе высоком речь;
Мощней всех в море – рыба-меч,
Попробуй с ней сразиться.
LXXVI
В пустыне знойной мощен лев –
Кто восхотел бы, осмелев.
Сердить сего владыку?
В просторах мощно гриф парит.
В пучинах океана – кит
Являет мощь велику.
LXXVII
Но мощью наибольшей полн
Среди земель, ветров и волн
Тот, кто мольбу возносит,
Изгнав из разума разброд:
Кто в дверь стучится, тот войдет,
И обретет, кто просит.
LXXVIII
Роскошен парусный фрегат,
Равно – роскошен строй солдат
И шлемы, и кирасы, –
Роскошен дикий водопад,
Ухоженный роскошен сад
И все его прикрасы.
LXXIX
Роскошен месяц в облаках,
И во супружеских руках
Невесты стан прелестный;
Роскошен храм, когда народ
Из оного молитвы шлет
Под небеса небесны.
LXXX
Но роскошь лучшая земли –
Зреть, как благие короли
Склонились в Божьем страхе:
Зане уведал государь:
Ничтожна иль всесильна тварь,
Она – лишь прах во прахе.
LXXXI
Вдовицы лепта – дорога,
Но Богу и богач слуга,
Сойдут для десятины
Столь восхищающие глаз
Смарагд, и жемчуг, и алмаз
И жаркие рубины.
LXXXII
Раскаянье ведет к слезам,
Они – целительный бальзам,
Какого нет дороже;
И драгоценные цветы
Певцам Израилевым Ты
Ниспосылаешь, Боже.
LXXXIII
Но есть ценнейшее средь благ:
Судьба, в которой каждый шаг
Велик и бескорыстен –
Давидов жребий, ибо впредь
В нем люди могут лицезреть
Суть истины из истин.
LXXXIV
Сколь славен солнечный восход,
Сколь славен звездный небосвод,
Сколь славен хвост кометы:
Сколь славен мощный зов трубы,
Сколь славен грозный перст судьбы,
Сколь славен гимн пропетый.
LXXXV
Сколь славен северный сполох,
Сколь славен богомольный вздох,
Сколь славен глас громовый,
Сколь славен подвиг средь пустынь.
Сколь славен радостный аминь,
Сколь славен шип терновый.
LXXXVI
Но сколь же славен блеск венца
Который Сыну от Отца
Достался непреложно;
Ты – колос веры и зерно,
В котором все завершено,
Что должно и возможно.
Перевод Евгения Витковского
Чеслав Милош (1911 – 2004)
Вальс
Уже зеркала начинают круженье,
Огнями расцвёл затуманенный зал.
Глянь: сотня свечей зрит своё отраженье
И бал умножается сотней зеркал.
Всё в розовой дымке дурманящих яблонь,
И трубы подсолнухов раскалены.
Но кажется: образ Распятия явлен
В кружении чёрного и белизны.
Призывные шёпоты, шёлк шелестящий,
Под ним — нагота. Но об этом — молчок.
И перья, и жемчуг в пространстве летящем…
Зажмурясь, я в ритме кружусь как волчок.
Десятый год нового века. Песчинки
В часах счёт столетьям ведут. Невдомёк,
Что грянет час гнева, сойдутся причины,
Горящим кустом станет смерть на порог.
А где-то в глуши уже скоро родится
Поэт, что не им посвятит ремесло.
Путь Млечный ночами на крыши садится
И псами в ольшаниках брешет село.
Его ещё нет, он лишь тянется к жизни,
Но вы с ним, прекрасная, обречены —
Незримым — навечно в том вальсе кружиться
В легендах и в смраде грядущей войны.
Он шепчет тебе из пучины кровавой
Истории: «Глянь же и взора не прячь».
Неясно: печаль на челе или слава,
И что мелодичнее — вальс или плач.
Раздвинь занавески — и в оцепененьи
Вглядись, что в грядущем нам всем суждено.
Там вальс позолотою листьев тускнеет
И зимняя вьюга сандалит в окно.
Сквозь занавес вспоротой ночи узри
Над миром чужим отблеск жёлтой зари,
По льдистому полю бегущие толпы
И ужас беззвучный, распяливший рты.
По полю, достигшему края небес,
Убийства кишат, кровью выкрашен снег.
Лишь трупы недвижимы в каменном сне,
И дымное солнце над ними встаёт.
Река, лишь отчасти прикрытая льдом.
Рабы по брегам маршируют чредой.
Над синею тучей, над чёрной водой,
Над солнцем краснеющим — отблеск бича.
Глянь: там, на том марше, в одной из шеренг —
Сынок твой. Щека под тряпицей кровит.
Он рот обезьяньей ухмылкой кривит.
Как счастлив он в рабстве! Как громко орёт!
Пойми, у страданья есть некий предел,
Когда лишь улыбка способна спасти,
Когда человек забывает почти
За что он сражался, и с кем, и зачем.
Есть в скотском покое мучительный миг,
Когда видишь звёзды и зори с утра.
Другие мертвы — а тебе не пора.
Как медленно ты обречён умирать.
Очнись и забудь! В этом зале так зыбко —
Глаза и улыбки, круженье огней.
Подсвечники в ста зеркалах отразились,
И нет ничего кроме вальса вовне.
Тебя не коснётся ни мука, ни горе.
Пред зеркалом встань с восхищённым лицом.
Заря со двора звёзды выгонит вскоре,
И весело сани звенят бубенцом.
Варшава, 1942
Перевод Виктора Куллэ
Леопольдо Лугонес (1874-1938)
НИЗШИЕ
Трудяга муравей по сердцу мне,
который крошку тащит на спине,
кусочек лепестка или иголки,
весь черный от добытых в муках смолки,
страдающий от едкой кислоты
в пылу своей всегдашней суеты...
И паучок, чьи восемь спиц связали
искусно сеть легчайшую в рояле...
И трепетная бабочка, что носится
от мака к маку, точно письмоносица...
И мальва тихая, чье состраданье
столь животворно на открытой ране...
Ягненок, льнущий девичьей головкой
к тому, кто точит нож рукою ловкой...
Вода, проворная и даровая, –
серебряная чистота живая...
И тень руины, где который год
лишь пепел обретается да кот...
Подкидыш одинокий, чье сознанье
хранит какое-то воспоминанье...
И жаба дряхлая – из вековух, –
которая, забившись под лопух,
грусть разгоняет ловлей сонных мух...
И городок родной в краю родном,
где я почить хотел бы мирным сном.
Пер. Павел Глушко
Ричард Бротиган (1935 – 1984)
Двенадцать римских воинов
и овсяное печенье
Пока они говорили,
семилетняя девочка слушала тихо,
а глаза ее были похожи на мышек, прячущихся
в стогу. Двенадцать римских воинов
глядели на голое тело. У каждого было
длинное серебряное копье, блестящее
в лунном свете. Римские воины стояли
кольцом вокруг девочки, и копья их были направлены
на нее. Затем один воин вонзил
серебряное копье в землю, медленно
подошел к девочке и налег на нее всем
своим телом. Следом подходили другие,
и девочка не плакала. Потом, по дороге
домой, она слышала, как поет соловей, но
не знала, где. Казалось, со всех сторон.
Когда она пришла домой, мать поцеловала ее
в щеку и дала овсяного печенья из
синей хлебницы, и пока девочка ела печенье,
мать ей рассказывала, как удивителен и прекрасен
мир.