Всё нормально

[Ведом]

Всё нормально
Владимир Алиханов
Часть 1. Детство

Ну, вот и все! Как это могло произойти? Была обычная размеренная жизнь, как у многих. Жернова, жернова истории и ты против них – песчинка.
Здесь, наверное, метра три, можно выжить, но если головой на те кубики, то наверняка.
Кубик - это слово много значит для этого города. На таких кубиках построена его половина. После выработки песчаника остается карьер, вот возле такого карьера я и родился. Это называлось ” нахал-строй “. На краю города строится хибара-сарай, а потом ей приходится давать адрес. Жить в таких условиях тяжело. Часто не бывает света, а значит и тепла. Мыши, лягушки, клопы, тараканы - меньшее зло бытия.
Голод - это серьезно. Перед глазами яркая мизансцена - ужин перед сном, бутерброд с плавленым сырком. Мне пять, а сестре одиннадцать.
А познакомились родители в другом городе. Отец там служил, а мама училась в институте на математика. Надо было знать ее близко, чтобы понять, насколько это был сильный и бескомпромиссный человек. Княжеского рода, плюс комсомолка до мозга костей, черное или белое - все цвета, коими характеризовались поступки свои и чужие. Отец ее, а значит мой дед, был 25-тысячником, такие люди осваивали целину по заданию партии. Знаю, что репрессировали, а за что, почему не знаю - мама никогда не рассказывала об этом. Но на Сталина молилась.
Теперь я понимаю как бравый сержант, боксер, штангист, но хулиган добивался расположение красавицы-студентки. Назвался почему-то Сергеем, хотя звали его Рома. В минуты гнева или раздражения из уст мамы всегда вылетало это имя - Сережа. Служба окончилась, и папа увез маму к себе. Если бы она знала, чем это обернется…
Жили с родителями отца, как многие миллионы в тесноте, а значит конфликты. Потом родился брат Сергей, но прожил не долго. Умер в три месяца от воспаления легких. Горю не было предела. Через многие годы я обнаружил тетрадь, в которой мама выразила свои чувства в стихотворной форме. Читать это было невозможно. Винила, конечно, себя – не углядела, не сберегла. Свекровь устраивала проветривания и застудила ребенка. После этого в семье было особое отношение к сквознякам.
Тогда и была куплена хибара на краю города. В 1954 родилась сестра, а в 1960- я. Счастливое, беззаботное детство. Любовь, доброта и нежность родителей было основой воспитания. Не прощалось вранье. Оно воспринималось очень болезненно, особенно мамой. Она его чувствовала и прощала с трудом.
Сейчас понимаю, что отцу было не легко. Умная, красивая женщина читала его по глазам как книгу. Ссоры были не редкость в нашем доме. Отец очень ревновал, ко всем по любому поводу. Наверное, потому, что сам был ходок тот еще. Так и жили – то примирение, то ссора. И чем грубее была ссора, тем душевнее было примирение. К тому же мама была успешнее в работе. Что значил радио-мастер против кандидата наук в институте математики. Ревность и уязвленное самолюбие разъедало отца изнутри. Резкий и вспыльчивый по характеру отец вспыхивал как спичка и мог в этот момент наделать глупостей, о чем в последствии жалел. Обиды, измены, даже побои мама прощала. Плодом одного из примирений было зачатие брата. Родился он в 1969-м году, когда родителям было по 40 лет.

Детство прошло, как положено - садик, школа. Любовь окружала меня. Парки и кварталы родного города принимали в свои объятия, будто пытаясь сказать - какой я хороший и исключительный. Трещины на асфальте ныряли под колеса моего трехколесного велосипеда, и мне виделось, что мчусь на гоночном мотоцикле.
Отец был, одержим мотоциклом и всем, что было с ним связано - кросс, мотобол, гонки. Мама сопротивлялась, но отец, раз за разом, уговаривал ее садиться на заднее сиденье и мчал во весь опор по городу, за город, за 200-300 километров на природу. Когда родился я, то уже грудным отправлялся в дальние путешествия. Потом я подрос и сидел сзади самостоятельно, а маму, наконец, оставили в покое. Она жутко переживала за нас, но ничего поделать было нельзя. Мне нравились наши вылазки, хотя грозы, холод и ночевки на брезенте избежать не удавалось. На багажник привязывался огромный чемодан, в котором привозили фрукты из дальнего рейса. Было такое время, что зайти можно было в любой дом в деревне, и нас принимали, кормили, укладывали на ночлег.
Фруктов было много, и каких угодно, а какой был мед душистый. Мама варила варенье и как варила. Я стоял рядом и таскал пенку. Особенно мне нравилось варенье из арбузных корок. Вкус детства - карамельные петушки, слоеные булочки, коржики, лимонад Буратино и конечно пломбир.
Маме с работы выделили квартиру, трехкомнатную. Хоть и в уплотнении как тогда было принято, но это было чудо. Вообще квартира была пятикомнатная – две из них занимал другой сотрудник. Переезд был величайшим событием.



Часть 2. Спорт

Когда старые вещи не нужны, их выбрасывают. Так же мужики поступают с детьми и жёнами. Грубо? Так вижу. Легко все перечеркнуть и начать новую жизнь. Считаю - это проявлением слабости. Не думал, что сам окажусь в такой ситуации. Говорят же - не зарекайся. Отец уехал. Мне было 16 лет. Самое смешное, что паспорт я уже получил и, как было тогда заведено, в известной графе написал по отцу – армянин. В жизни мелочей не бывает и даже маленькая закорючка может сыграть с тобой злую шутку.
Сказать, что я любил отца – не сказать ничего. Уйти на работу просто так не удавалось, сначала надо было меня изолировать. Часто ему приходилось таскать меня с собой. Повезло тем, кто помнит своё детство – есть возможность не совершать ошибок по отношению к своим детям. Дети как губка, впитывают буквально все. Как вы общаетесь с друзьями, знакомыми и особенно в кругу семьи. Меня отец закалял, как сталь. Он мог быть резким, а в некоторых случаях даже жестоким. Все это сочеталось с нежностью, чуткостью и долей романтизма. Нелицеприятное высказывание отца о маме останется в памяти ребенка на всю жизнь. А побои матери - окончательно разрушат ваш авторитет.
Ни культуры, ни языка своего народа отец не привил мне. Не могу объяснить, с чем это связано. Спорт – вот то главное, что оставил отец после себя. Друзья! Ведите детей в спортивные секции! Пусть ненадолго, пусть не профессионально ребенок прикоснется к удивительной сфере деятельности человека. От простого физического заряда, до понимания, что такое труд, упорство, борьба – все это спорт откладывает в юной головке ребенка на всю жизнь. Отец сам занимался боксом и штангой и привил тягу к спортивным успехам мне.
В пять лет меня взяли за ручку и отвели в секцию плавания. Маме труднее пойти на такой шаг и ,вообще, ей тяжелее отрывать ребёнка от «груди» и отправлять в большой мир. Это заслуга отца. Попал удачно к двум тренерам союзного признания. Чем дальше, тем больше возрастали нагрузки. Бывало от перегрузок, ночью продолжал «плавать». Тренировки проходили по два раза в день. Так и рос: мама учила добру, отзывчивости, хорошим манерам – всё, что относится к душевному состоянию. А отец бросал меня в экстремальные ситуации. В семь лет познакомился с кроссовым мотоциклом. «Ты угробишь ребенка!», «Я знаю, что делаю» - это каждый день. В спорте ребенок быстрее адаптируется, да и начинает кое-что понимать в жизни. Растворяются «розовые очки», по доброте душевной, «надетые» мамой. За примером далеко ходить не надо – мой младший брат. Но об этом потом. Ростом я не отличался, но упрямство или упорство, как нравится, желание доказать отцу, что я чего-то стою, приносило свои плоды. Грамоты, медали, поездки на соревнования – слаще награды за тяжкий труд придумать нельзя.
Мы переехали в другой район города и меня не пустили самостоятельно добираться до бассейна. Пришлось бросить плавание, но это уже ничего не значило.
Организм привык к большим нагрузкам и требовал их. Потом была гимнастика, гандбол и, наконец, водное поло. Если бы мама видела все мои ссадины травмы и порезы – инфаркт гарантирован. Что только не происходит под водой во время игры. Зрителю не видно, но когда выходишь на бортик, бывало, кровь стекала по спине, а плавок вообще могло и не быть. Это был мой, пусть не большой, но самостоятельный мир. Учился хорошо, поэтому запретов в доме не было.
Разумеется, физическое состояние, но важнее сила духа, в некоторых перипетиях жизни выручала меня. И все это спорт. Не поленитесь, отдайте ребенка в секцию, хоть на год, и вы окажете ему неоценимую услугу.


Часть 3. Жена


Боже, прошла всего пара секунд, а так много вспомнилось. Жизнь проносится со скоростью курьерского поезда. Но надо спешить. Что там ещё - школа, институт, встречи расставания, друзья, армия. Все так мелко, как у всех. Ещё? Да! Глаза.
Я работал в институте математики и механики. Был какой-то праздник – неважно. Вечером отмечали праздник на работе. Музыка, танцы. И глаза! Я увидел их и был сражён. Она смотрела, не отрываясь, казалось восхищенно. Взгляд проникал глубоко, немного нагло. Через пол года поженились. Я не ходил – летал. Будущее казалось безоблачным, а силы - безграничными. У нее отец азербайджанец, а мать – русская. Но кто об этом задумывался тогда. Через год родилась Наташка. Оценить чудо рождения ребенка, когда сам ещё полностью не оформился, невозможно. Все были против нашего брака – мама хотела, что бы я окончил институт, её родители – узнал потом почему. Понятно, что когда запрещают, делаешь наоборот. Поэтому все так быстро, как во сне.
В начале все было прелестно. Но три хозяйки в доме – это перебор. Приходилось все время находиться меж двух огней. Мама жутко ревновала, сестру угнетало, что старше, но еще не замужем. А жена была как огонь – спуску не давала ни кому. С тех пор стал понимать, что люблю сильных, отчаянных женщин. Поставленный мамой, ультиматум решил все. Осознание ответственности, которое мама прививала мне, сыграло с нами злую шутку. Разумеется, я выбрал семью и снял квартиру. Как важны в жизни всякого рода мелочи. Через многие годы они бьют по нам «молотом», порой решая нашу судьбу. Поменять что-то невозможно, но и просчитывать каждый шаг – такое существование назвать жизнью нельзя.
Наступал 1987 год…




Часть 4. Шёпот


Дальше, дальше. Говорят, мысль материальна. Как всё началось – это важно.

В начале был шёпот. Он был еле слышен. Люди переглядывались, на лицах отражалось удивление и …страх. Да, страх – боязнь неизбежного. Шёпот и суета. Все громче повторялось слово – Сумгаит…
Когда стал ясно понимать, что произошло в Сумгаите, верить в этот ужас не хотелось. Сделать вид, что все происходящее недоразумение, заниматься своими повседневными делами и не вникать в происходящее вокруг. Меня это не должно коснуться. Почему? Да потому, что…Ответ… Где найти ответ?
Не уйти от правды. Армяне начинают собирать пожитки – все серьёзно.
Кровавое месиво, произошедшее в Сумгаите, не вымысел и отмахнуться от этого
зверства не удастся. Но как же так, как жить с этим? Как смотреть в глаза друзьям?
В это время я собрал сумму на покупку квартиры. Такое счастье иметь
СВОЮ. Необходима была консультация, и случай свел меня с Хмельницким Яковом Борисовичем. Молодой адвокат решил мой вопрос за пять минут. Мы сблизились, и наши посиделки перешли в дружеские беседы за шахматами. Говорили обо всем. Молодой парень, мой ровесник говорил со мной как с несмышленышем. В его глазах читалась, какая-то мудрость веков. В начале я не понимал, что происходит. Он постепенно, как мудрый педагог подводил к тому, что сейчас известно всем. Надо признаться, что мама передала мне веру в светлое будущее коммунизма, а Ленин был для меня непогрешимым. Почувствовав мою горячность, Яков «открывал глаза» тактично. От наших встреч веяло духом свободы, но меня гнали раз за разом приносить в «клюве» все больше и больше. Понятно было – иду к деградации.
Есть моменты в памяти, о которых особенно жалеешь. Очень жаль, но времени у нас было мало. Потеря друга – потеря потерь. С детства слово еврей обрастало непонятной тайной. Никто не мог объяснить почему. В этих людях ощущалась грусть неизбежного. Честно говоря, многие годы была надежда причастности к этому народу. Ведь голова у меня «варила» как компьютер, знания давались легко, и только излишняя скромность не позволяла претендовать на медали и т.п.. Да и фамилия мамы была странно похожа. В будущем мои ожидания не оправдались. Толерантность – это слово как песня всегда звучала в нашем доме. Мной это впитано с молоком матери и очень нравилось ощущение независимости от предрассудков. Видимо, состояние моей души сблизило нас с Яковом.
Открытка. Она была неожиданна и прогремела, как гром среди ясного неба. С мамой не общался около двух лет. Подсматривал за ней, знал, что все в порядке. Весь в неё – принцип. Слово РАК, как приговор перевернуло всё с ног на голову. Сестра сообщала, что мама больна, а сама уезжает. И вся любовь. Мне было не до обвинений. Следующий год возил маму по больницам, но было уже поздно. Она не верила, не могла поверить, что именно я, а не сестра, буду рядом. Это читалось в её глазах. Горе не приходит одно.
Однажды я пришёл к Якову. В таком состоянии я его не видел. Глаза были опущены, разговор сухой. Он уезжал. Так не бывает. Мне казалось земля уходит из под ног. Всё рушится. Он уезжал в Израиль. Вдруг поднял глаза. И опять эта обречённость.
«Тебе надо срочно уезжать».



Часть 5. Город


Всё. Меня хватились. Пора. А что там?
И всё же – Город. Баку.
Не так давно нашёл стихотворение Есенина. Он покидал Баку.
Я останусь с тобой навсегда!
Годы идут, как в тумане. Кажется, все происходящее - не со мной. Закрываешь глаза – толпы, толпы разъярённых людей, плакаты, и что-то скандируют. Нет, ничего не меняется. Призывы карать всё громче. 200 тысяч армян уже покинули город. Каждый выход из дома - подобен смерти. Мне некогда думать, надо везти маму в больницу. Маме все хуже – итог понятен.
Скончалась тихо. Как и жила. Море терпения. Ночью проснулся. Понял сразу.
С вечера в комнате горит свет. Заставить себя встать и зайти в комнату - нет, не смог. Сидел до утра. Жена проснулась и пошла в комнату.
За что ухватиться, что осталось? С женой давно отношения не ладятся – кто же выдержит такое? Я, вообще, позор для их семьи. Что, что ещё. ДОЧЬ.
Она смотрит на меня, Не может ничего понять. Она никогда не видела, как папа плачет. Были похороны, слова скорби. Всё как в тумане. Помню, разыскал отца – друзья помогли. Он тогда жил в Бобруйске. Вызвал, чтобы покаялся. Приехал, плакал. Всё по-человечески. Брат в то время служил в Красноярске, на похороны не успел.
1989 год. Граница уже закрыта. Оставшихся армян отлавливали на улицах и уничтожали. Город взрывался. Зверства прошли и в Кировабаде и в Мингечауре.
Уникальные районы Карабаха превращались в зоны боевых сражений. Эти места показывал мне мой отец. Заповедники, озеро Гёй-гёль, обсерватория в Шуше, Степанакерт - родина моего деда.
Баку, родной город обливался кровью. Моё положение ухудшалось ещё и тем,
что не мог встать ни на чью сторону. Мне близки были оба народа и делить их -противоестественно. Не забыть тех людей, что оберегали и скрывали меня. Видеть всё происходящее и не сойти с ума? Толпа собиралась на площади, и листовки с адресами оставшихся армян (и смешанных браков) раздавались
обезумевшим людям. Толпа шла на расправу.
Когда Народный фронт захватил власть, стало ясно, что штурма не избежать.
В МОЙ ГОРОД ВХОДЯТ ТАНКИ…



Часть 6. Всё нормально

Что значит одна жизнь, да хоть десять, если страна трещит по швам.
Такое впечатление, что умелая рука планомерно создает горячие точки.
Моя страна горит в огне. За что держаться? ДОЧЬ. Ей десять лет, всё, что мог уже дал. Ну не оставят же её, в самом деле.
Город затих, ожидая штурма. Я вышел на балкон - должен видеть. Появились танки. Гусеницы утюжат мой родной город. Мама, ты не видишь этого – это правильно.
Трассирующие пули вонзаются в стены многоэтажек. На балконе гибнут любопытные дети.
А в это время, набитый до отказа паром курсирует в водах Каспия. Паника загнала людей всех вероисповеданий в одну лодку. Нет разницы, кто там был. Там были люди! Дети, старики, матери, жёны. Прорваться на другой берег Каспия не удалось. Точной информации никто не обладал, но по слухам его вернули через неделю.
Штурм был молниеносным, и победоносная армия заняла свои позиции.
Я не знаю, кто отдавал приказы, и какой политик виновен в происшедшем. Но это мои братья, это мои дети! Хоронили их с почестями, весь город вышел на улицы, усыпанные красными гвоздиками. 20 января 1990 года навечно вошел в историю города.
Прошло время, и город воскрес. Стал чистым и светлым. Невинные жертвы похоронены, и город зажил обычными, повседневными заботами. Жизнь продолжается, а человек всегда надеется на лучшее. Никогда не верил в чудо, но оно случилось – родился сын. Единственный проблеск надежды за столько лет. Короткий миг счастья. Очень короткий. Через три месяца его не стало – менингит.
Давно возникали вопросы – кто там, наверху. Если бог, то к чему всё это? Меня бросает как песчинку то вверх, то об землю вниз. Иль дайте жить, или кончайте скорее. К чему всё это, должна быть логика, цель.
Россия всегда тянула к себе, не видимая связь грела сердце. Но вот уже и страны нет. Азербайджан отдельное государство. Связь с Россией ускользает – в это не хотелось верить. А я в родной стране должен думать о куске хлеба. Ощущение клетки не покидало ни на секунду. Брат вернулся из армии, но ума ему не прибавилось. По паспорту он был русский, и приходившие к нему с погромом, уходили ни с чем.
1994 год. Все случилось банально. Три комнаты всегда были лакомым кусочком, и главное решается всё просто. Знакомыми подбрасываются гранаты затем арест. В Карабахе война проиграна. А в городе звучат взрывы в метро. Конечно, КГБ сразу берут дело в оборот. Кому не лень, наберите в поисковике Алиханов Вадим Романович, и вам станет ясно, как просто человека посадить, а квартиру продать. Все мои уговоры, быть немного осторожнее, ни к чему не привели. Ему 2 года, а меня выследили, и вот я в следственном изоляторе. Первые мысли в одиночке – «мама, хорошо, что ты этого не видишь».

Часть 7. Ад


Вы ад видели? Мне довелось.
Ночь. Стоны не прекращаются. Удары глухие. Сегодня - он. Завтра – ты.
Допросы, а главное одно и тоже – Когда приехал? Доказать, что ты никуда не уезжал, сидя в карцере, очень сложно. Больно, знают куда бить, и я знал точно – начнёшь наговаривать на себя, тебе конец. Допросы снятся до сих пор. Не могу объяснить, куда девается боль, но она с каждым разом притуплялась. Что-то у них видно не склеивалось, потому что вопрос изменился – Почему не уехал? Оказалось на этот вопрос ответить ещё труднее. Неделя карцера – сидеть нельзя. Сон 4 часа. И опять по новой. Не могу утверждать, но видимо, если бы знал что рассказывать – давно рассказал. В голове было только одно – не наговаривай!
Потом говорили, что выпытывали у всех – родных, знакомых, друзей. Но что-то у них не заладилось. Через два месяца оставили в покое. Я читал, много. Память работала как компьютер. Поразительно, но если создать особые условия, можно вспомнить всё. Ничего не стирается, записывается в голове всё. До мельчайших подробностей.
Из окна была видна крыша соседнего здания. Трудно поверить, но там поселились хищные птицы. Уж не знаю, какие именно, но большие. Часами наблюдал за ними, изучал повадки. Три пары и птенцы. Как они обосновались в центре города, не знаю. Аналогия с Пушкиным, вызывала улыбку.
Природу времени не понять. Как может постоянное изменять скорость бега?
Пять месяцев длились вечность. Я ожидал всякого, но то, что произошло потом…
Для меня есть понятия, которые ни при каких условиях не меняются. Это просто и, наверное, банально. Родина, честь, совесть. Не предай. Если подумать, то это и есть
заветы. Поэтому назвать меня военнопленным и отправить в лагерь к ним, было страшной травмой. Душевной.
Это ад на земле. Вы представляете рабство, только без кандалов. Они просто не нужны. Любой беглец будет растерзан толпой. Жертвы войны исчисляются сотнями жизней. Смерть пришла во многие дома. Люди озлобленные, а военнопленный – ответственный за их горе. Многие проникали на территорию, что бы отвести душу. С утра до ночи строили генеральскую тюрьму. С кубиком бегали. Вши не давали покоя, баня была один раз. Стало холодать вечерами, рваное тряпьё не выручает. Началось воспаление легких, а работать надо. Вечером сапогами избивали, тело покрывалось синими пятнами.
Жара, голод, истязающий труд, жажда и постоянные побои…Через месяц
решение было принято и от того, появилась какая-то легкость.

Все, теперь медлить нельзя. Они поднимаются на крышу.

ДОЧКА! Ни кому не верь! Прощай!


Часть8. Воскрешение


- Дом…Домой… Эти слова здесь не произносят потому, что имеют только один
смысл – освобождение. Крики доносились настойчиво, и слово дом гремело особенно страстно. Всё происходящее было на столько необычно, что не обратить на это внимание невозможно. И потом, улыбка – нечто невообразимое.
Ноги подкосились, приходило понимание – все окончилось. Но казалось, не реально. Меня спускали как мешок, происходящее виделось смутно. Жалость,
необъятное чувство жалости к себе сдавило грудь. Так же, на ватных ногах, садился в машину. Все вдруг стали такими милыми и родными. Через два часа сидел в кабинете у Главного. Что он произносил, доходило с трудом. Помню только наставления: « Не держи злобу, время такое». Я разглядывал накрахмаленную сорочку и думал: «обязательно надену такую». Процедура соблюдена. Возле центрального входа КГБ стоит машина, а рядом - жена.
Надо сказать с памятью мне не повезло. Способность человека забыть или отправить поглубже неприятные воспоминания часто бывает незаменима. Мне же годами приходилось вспоминать её взгляд. Хотелось увидеть другое. Но там была грусть, смущение, неожиданность, но только не радость.
Тесть, который никогда не отличался эмоциональностью, навалился на меня
и плакал. Отмыли, посадили за стол. Наташка обхватила ногу сильно, сильно. Не знаю почему, но радости у меня не было. Что-то говорили, говорили…. Моё оцепенение не проходило, даже аромат домашней пищи не выводил из состояния ступора. Видимо, в ту минуту уже понимал, что ненадолго, что решение уже принято и только дело времени. В течение месяца отходил, привыкал к нормальной жизни. Но тщетно. Жить в «клетке» не было сил. Краски померкли, в душе опустошенность. Пришло время обратится в Красный Крест о выезде. Мне предложили на выбор: Германия, Франция, Армения, Россия.
Россия – это слово всегда было притягательным. Что-то светлое, родное,
душевное. Разум не в состоянии определить, а в чем собственно заключается такая тяга человека, который и не жил там никогда. Выбор сделал не задумываясь.
Май 1995 года. Пришло время прощаться. И в мыслях не было, что навсегда.
Последний взгляд. В душе – прости. Взмах руки - перед глазами 15 лет.
Когда вышел из здания Домодедово, воздух свободы опьянил. Я ожил.
Я живу!


Часть 9. Ответь себе

1996 год. Знаю, что не спишь. Не молчи, ответь. Письмо. Уверен, что последнее. Всё кончено, никто не приедет. Что осталось? Опять будешь цепляться за дочь, брось! Кто рядом с ребёнком – тот прав. Опять один – изгой. Давно ли терял сознание от голода? Зачем всё? Тебе напиться, так тяги нет, и никогда не было. Уж если не дано так….Вернуться, не надейся, ты же знаешь. Все кто приезжают из России диверсанты. Автоматом. Дело двух дней и снова АД. Сколько там было таких? Пятеро. Грузин ехал домой, сняли с поезда – военнопленный. Ты помнишь, как его били? Дагестанец проспал остановку, проснулся на территории Азербайджана. Оказалось мать у него армянка. Туда же. Бакинец, армянин, не знаю какого черта его понесло на родину. На границе сняли с поезда, местные три дня издевались, пока не приехали из органов, не забрали к себе. Ты этого хочешь?
Говори – от себя не спрячешься! Да, да, с головой в работу. Ночуешь там - деньги, деньги… Что дальше? Ты их даже тратить не можешь. Что ещё. Жрать, спать. Тебе холодно? Тешишь себя мыслью, что собрал молодых ребят, дал специальность, возможность заработать. Пустое! Что дальше? Приходишь домой –
хочется выть. Я знаю, ты не можешь один. Себе не соврать! Приехал без документов, с волчьим билетом, кто ты? Когда был запрос в Баку? Время проходит, живёшь как бомж, ответа не будет, на фига ты им сдался. Сколько, таких как ты? Принципы. Доконают они тебя – ехал бы во Францию.
1997 год. Господи, а радости сколько. Паспорт получил – человеком стал. Теперь гражданство. Уже теплее – есть за что зацепиться. Никогда не везло, так что бы раз и на блюдечке. А с людьми везет. Когда смотрят и сопереживают, хочется говорить, говорить. Главное не раскисать. И рассказываешь, вроде уже не о себе, и не с тобой это было. И чем дальше от цивилизации, тем люди отзывчивее.
2000 год. Что-то происходит. Ощущение, что пришел с мороза и к печке руками прислонился. Мне кажется, оживаю, теплее с каждым днем. Зарождается новое чувство, надежда на светлое завтра. Теперь будем жить, не потеряю, не отдам!

[Санди Зырянова]

Форма дневника... действительно автобиографично, или просто очень убедительно?
Все это мы на Украине знаем понаслышке. У нас дальше морального давления дело не заходило. Но какая же чертова каша был этот распад Союза... Это было страшно.

[Ведом]

Санди, за каждое слово отвечаю. И это не всё. Это я с потрохами.

[Artur]

Володя, прочитал. Нет слов. Мужик! Жму руку!

[Ведом]

Спасибо, Артур.

[venik/77660798791]

Об одном жалею - что меня не было вместе с вами в аду.Попыталась бы разбить хоть парочку мерзких рож. Слушайте, вам надо написать об этом книгу. Большую книгу, чтоб люди читали. Честное слово, у вас получится.

[Ведом]

Я пока не могу перечитывать, а надо много править. Да и если рассказывать, то всё. Сложно, хоть столько времени прошло.
Кстати, я через инет дочку нашёл, старшую. Наташеньку, ей 27 лет, приезжала в прошлом году. Я так счастлив.

Всё нормально.


пс кстати, когда взламывали дверь, а дома семья...через полчаса друзья приехали. Наверное, такие как вы. Спасибо.

[vo-wa]

нон-фикшн...
Омерзительное английское слово (почему-то не очень люблю всё "англо-саксонское"), но другого нет. Такого не придумаешь... Всё это - слишком подлинное, слишком наше, советское,... будь они прокляты во веки веков, наши большевики... Наделали делов...

Настоящая жизнь круче любого самого фантастичного "фэнтези" ( "терпеть их ненавижу").

Я могу быть неправ. Даже очень весьма вероятно, скорее всего и без всякого сомнения - я не прав, но. Я скажу формулу:
художественная литература должна высокохудожественно описывать правду жизни. В этом её назначение.

А бред сивой кобылы про средиземье, мифическое кольцо, гоблинов, хоббитов и других - это просто бред сивой кобылы, не более того...хрень на постном масле...и вся подобная этому бреду "литература" - такой же точно БСК...

Прочитал "на одном дыхании". Слегка мешали орфографические неточности, но я смог не обращать на них внимания).

Со Старым Новым Годом вас, уважаемый автор )...

[Ведом]

Спасибо.
Вы правы, ни в одном фантастическом фильме не придумать, не описать. Здесь не всё описано, что видел.
Просто ещё не время, ещё всё живо и продолжается. Ещё больно очевидцам. И потом, я до сих пор не уверен - надо ли это описывать? Я написал, чтобы облегчить душу и мне помогло, реально.
В одном уверен, чтобы не повторилось, чтобы люди знали, что бывает несчастье бОльшее, чтобы знали об уродливом "лице" войны, может быть, кому-то и надо описать.
С новымстарым годом. Удачи.

[Свой Кодекс]

всё нормально?