starlej_ms » 27 ноя 2012, 22:14
По многочисленным и бурным читательским просьбам (гыгы) - долгожданное продолжение:
***
--------------1--------------
Пробуждение далось мне нелегко. Могу себе представить, как чувствовал себя профессорский состав вчера. Откуда так много солнца?
Кое-как доплетясь до окна, я опустила бархатную штору, создав себе таким образом максимальный световой комфорт. Древо под окном скрипело исключительно неприятно. Я снова легла и попыталась вызвать в памяти вчерашний день.
Первым из мрака забвения выступил Адам вместе со своими отклонениями. Его я рассматривать не стала.
Потом вспомнилась защита.
Друг, который что-то хотел сказать.
Что?
Что-то неприятное это было. Что-то, что касалось как раз проекта.
Лежать не получалось. Кое-как умывшись, я вышла на улицу и села под древо. Мысли не хотели попадать в нужное русло, поэтому я закрыла глаза и позволила им течь, куда вздумается. Рядом послышалось шуршание. Открыв глаза, я обнаружила, что неподалёку от меня под древом уселся Адам, демонстративно глядя в сторону. Он, как всегда, был в своём бессменном хитоне, когда-то белом, а сейчас настолько замызганом, что трудно было разглядеть широкую кайму по подолу. Сандалии его были тоже донельзя истрёпаны, и вместо ремней, перевивающих голени, подвязывались какими-то сомнительными верёвочками. Засаленные златые кудри тоже были схвачены верёвочкой, завязанной кокетливым бантиком.
-Э-э! – строго сказала я ему.
-Что «ээ»? – обиженно спросил Адам, - Все думают, что мне только одного и надо.
-А что же тебе надо? – удивилась я, так как Адам как-то никогда не был склонен вступать в беседы.
-Да мало ли что? – рассудительно начал он, - Посидеть мне иногда хочется. Подумать. Остепениться, к примеру, мне надо. Надоел этот онанизм проклятый. Жениться.
-Так кто ж тебе виноват? – снова удивилась я, - Нечего было творить безобразия.
-Безобразия? – завопил Адам, вскакивая на ноги, - Какие же это безобразия? Что сделал я? Да, прижал к древу – было. И только! Но никто не пищал, ничто не трещало, и грехопадения никакого не было! Не было!
-Как же не было? Это же известнейший факт – не поверила я.
-Не было! А записали, что было, и что пищала, и что трещало, и что разверзлись небеса – да мало ли чего можно понаписать ради красного словца? А что написано пером – того не вырубишь топором! Да уж лучше бы меня изгнали – как, кстати, тоже написано – чем предать постоянному несмываемому позору здесь!
Завершив эту гневную тираду, Адам поник и отправился прочь. Видимо, доказать свою правоту отчаялся. Повинуясь неосознанному порыву, я вскочила и бросилась за ним. Обнаружив преследование, он прибавил шаг. Я тоже. Он побежал.
Не знаю, что думали горожане, наблюдая, как я преследую незадачливого Адама. Я бежала слишком быстро, чтобы обращать внимание на реакцию окружающих. Но догнать его не представлялось возможным, а мне казалось, что догнать надо непременно – чтобы выяснить что-то важное, очень важное. Городские улицы незаметно перетекли в рощу. Мы уже бежали по широкой тропе среди буйных зарослей. Грязный хитон Адама мелькал далеко впереди. Расстояние меж нами не сокращалось, но и не увеличивалось.
Устав, я присела на валун у дороги – отдышаться. И увидела, как вдали Адам присел тоже. Какое-то время мы отдыхали, затем я приготовилась – и неожиданно для соперника вскочила на ноги, рванувшись в его сторону с небывалой скоростью. Адам продолжал сидеть, но расстояние до него не менялось. На минуту мне показалось, что я сплю – уснула под древом и вижу всякие нелепицы – как раз во сне и бывают такие странные штуки. Но тут Адам отвлёк меня от размышлений, лениво поднявшись со своего валуна, и медленно, неохотно побежав – вроде бы от меня.
Следующие минуты у меня ушли на эксперимент. Я замедляла бег, ускоряла, останавливалась – как бы ни менялась моя скорость – это ничуть не влияло на исход погони. Минут через пять безуспешных догонялок меня пронзила страшная догадка. Мы находились в Роще Забвения, где я никогда не бывала – да и все старались обходить её стороной.
Я остановилась, как вкопанная – и оказалась рядом с Адамом. Он не пытался убежать.
-Ты понимаешь, где мы? – отчаянно спросила я.
-В Роще Забвения, судя по всему, - спокойно отозвался он.
-И что теперь?
-А ничего. Кто просил тебя за мной бежать? Я хочу уйти.
-Куда это?
-В мир мёртвых. Мне тут надоело.
-Ещё не хватало! – возмутилась я, - Никто не допускается туда без особого разрешения.
-Ты слишком веришь догмам, - снисходительно отозвался Адам – и без предупреждения бросился прочь.
Я рванула за ним более от страха остаться тут одной, чем из желания пресечь его попытку ухода. Попытку, скорее всего, демонстративную. Через минуту на горизонте показался просвет в зарослях с водным проблеском в нём. Моё сердце радостно замерло, мы оба прибавили скорость.
Просвет не приближался. Однако – и не удалялся. Мы бежали на месте.
---------2---------
Лекарства, прописанные докторшей и послушно полученные в аптеке, он немедленно начал принимать. С ними было спокойнее. Его охватило некое приятное оцепенение и отупение. Жизнь, было, потекла размеренно, сузившись до тихого мирка его квартиры. На улицу не тянуло. Хотелось спать, проснувшись – выпить на кухне чаю, слушая новости, сложить какой-нибудь несложный пасьянс – и снова забыться сном. Во сне ничего не виделось.
Из дому он выходил теперь только по необходимости – за продуктами.
Воспоминания его не терзали. Былые видения, едва замаячив на краю памяти, как-то мягко отстранялись прочь.
Через месяц лекарства закончились, и он засобирался в поликлинику. На сей раз он подготовился тщательнее – надел выглаженное исподнее, что хранилось в недрах платяного шкафа с незапамятных времён, затем – костюм, приличествующий почтенному старцу, поверх же этого великолепия старик упаковался в осеннее пальто, так как на улице вовсю стоял октябрь.
Полюбовавшись собой в зеркале, и заключив, что для своих лет он ещё вполне свеж и бодр, старик взял в углу парадную трость, которую обыкновенно использовал для солидности – и вышел на улицу.
Улица встретила его осенним холодком, но ветра не было. Небольшое расстояние до поликлиники вполне можно было пройти пешком – не торопясь. Приняв это решение, старик и двинулся степенно по намеченному маршруту. Двинувшись же, принялся заодно смотреть на мир.
В его детстве было много смешной фантастики про конец 21 века. Там по улицам летали космолёты, люди безудержно замораживались и размораживались и имели странный вид и способности. На самом деле, век – это совсем мало – думал старик. Не так уж сильно меняется мир – разве что некоторые незначительные внешние детали.
Какое-то время он увлечённо читал всё, что можно о других мирах, о том, что ждёт за гранью смерти, и даже – о реинкарнации. Он помнил, как она говорила, что когда умрёт – непременно станет ему регулярно являться, вся в белом, дабы он не скучал. И что? Ни разу не явилась за столько лет. Потом читать о реинкарнации стало неприятно, учитывая близость рубежа. И ведь он продолжает приближаться. Сколько ему осталось? Может быть – последние дни. Или день. Оно, конечно, ясно, что нужно наслаждаться каждым мигом, что отпущен, и всё такое прочее, но вот эта неясность с рубежом как-то пугает. И некому уже пообещать являться – не осталось никого, кто бы мог оценить этот изящный пассаж.
Свернув за угол, что соответствовало маршруту, он обнаружил какой-то явный беспорядок на проезжей части. Автомобили, которые так и не уступили личным космолётам, вопреки прогнозам наивных фантастов его детства, сбились в кучу. Прочие, что сбиться не успели – стояли тихо и никуда не ехали. Вокруг этого затора волновалась обширная толпа, обсуждая случившееся.
Он тихонько обогнул волнующуюся людскую массу, дабы продолжить шествие, как вдруг услышал из периферии толпы обрывки новостей. Из хаотичных этих обрывков он уловил слово «ребёнок», несколько раз повторённое.
После он так и не смог объяснить себе свою странную реакцию, однако в тот момент сердце провалилось куда-то вглубь организма, воздуха сделалось явно недостаточно, а перед глазами пронеслись с небывалой ясностью фрагменты забытых уже тревожных видений. Отчего-то – неясно отчего – мгновенно зародилась мысль, что отбившись от навязчивых снов о мальчике, он каким-то образом не помог ему. Что раз сны показывались ему, и голоса слышались ему же – он и должен был что-то делать. А он вместо этого ходит к психиатру и пьёт на кухне чай. Эти идеи самообвинения заняли, видимо, совсем немного времени, за которое старик успел проложить себе дорогу в толпе и прорваться к месту происшествия непосредственно.
На проезжей части сидел неряшливо одетый и вдобавок пьяный мужчина вполне средних лет, с уклоном даже в пожилой возраст. Фельдшерица в форменной скоропомощной куртке наматывала ему на голову бинт. Пострадавший очумело глядел вокруг и грязно бранился. Иных повреждений, кроме бинта на голове, не просматривалось.
Воздух тут же вернулся в лёгкие, и сердце забилось в нужном месте. Старик сплюнул на проезжую часть – с великим, к слову, облегчением – и принялся снова расталкивать толпу, выбираясь на волю. «Треплют языками что попало. Типун им на каждый» - бормотал он по пути, не слишком злясь. Наконец, людской затор закончился, и, дивясь тому, как сильно разнились по длине пути сквозь толпу – туда и обратно – старик вернулся на прерванный маршрут. Авария, равно как и страдания маргинала, не занимали более его душу. Вот только вспомнившиеся не к месту сны снова как-то растревожили.
Утешая себя тем, что перерыв в медикаментозном лечении даёт о себе знать, старик вошёл под целительные своды поликлиники. Наступивший октябрь собрал под сводами гораздо больше страждущих, нежели в прошлый его визит. К окошечкам регистратуры сегодня змеились длинные очереди, которые наперебой кашляли, чихали и трубно сморкались, наполняя вестибюль зловещими миазмами ОРЗ. Памятуя о том, что к психиатру талонов не требуется, старик, стараясь не вдыхать миазмы, мигом свернул на нужную лестницу и поспешил к вожделенному кабинету, решив снять пальто прямо там – на блестящем стуле, дабы не вступать в лишние контакты с заразными страдальцами.
Возле 43 кабинета наблюдалось подобие очереди из двух человек. Одной из ожидающих была сухощавая увядшая женщина с брезгливо поджатыми губами, аккуратнейшей причёской и в столь же аккуратном костюме без единой погрешности. На коленях она держала маленькую сумочку из блестящей чёрной кожи. Рядом с нею сидел неопрятный рыхлый мужчина, беспокойно крутящий в руках разграфлённый белый лист. На спинке стула у мужчины висел какой-то матерчатый мешок. Из мешка выглядывал свалявшийся шарф.
Осторожно поприветствовав собравшихся, старик согласился с их заявлением, что он будет третьим, вслед за чем аккуратно снял пальто и уселся на стул, прислонив сбоку трость. Пальто он возложил на колени. Приняв вид равнодушно-созерцательный, он обратился в слух, стараясь уловить сопливые шмыгания и покашливания соседей. Таковых не последовало, что уверило старика в наличии у собравшихся только психической патологии. Успокоенный, он расслабился и начал ждать очереди, для развлечения наблюдая за соседями.
Какое-то время они сидели молча. При этом женщина хранила недвижность каменного изваяния, мужчина же ёрзал на стуле, подёргивался и обильно потел, продолжая крутить свою бумагу.
«Явно болен, - подумал старик, - А эта? Она, может быть, на профосмотр…»
Не поворачивая головы, да и вообще – не меняя позы – женщина внезапно разомкнула уста и произнесла раздражённо:
-Поразительна неряшливость во всём. Это и довело страну до кризиса.
-Да-да, - заискивающе согласился рыхлый мужчина с бумажкой, повернувшись к собеседнице всем корпусом, - А я вот на комиссию – с работы. Я им говорю – зачем мне психиатр? А они говорят – всем положено.
Старик не любил рассуждений о судьбах страны, вопреки всеобщим представлениям о брюзжащих старцах, но внутренне отметил разницу в поведении собеседников – снова в пользу дамы.
-Беспардонность, - сухо и отрывисто продолжила женщина, - Абсолютная невоздержанность. Они уже не боятся действовать открыто.
-Да, - несколько растерянно отозвался мужчина, отёр со лба пот, собрался было добавить ещё-что-то, но, видимо, передумал.
Снова настала тишина. Открылась дверь кабинета, оттуда вышла толстая девочка лет пятнадцати, с лицом, усеянным вулканическими прыщами. Поймав взгляд старика, она мучительно покраснела – и он тут же перевёл глаза чуть левее – вроде как туда и смотрел. Вслед за девочкой вышла, видимо, мама. Фигура её в точности повторяла дочкину, однако прыщей не наблюдалось, равно как и смущения.
Беспокойный мужчина с листом вскочил и исчез за дверью кабинета. Старик остался с аккуратной дамой.
Не глядя и в его сторону, дама снова заговорила:
-Вы думаете – я старая?
-Да что Вы? – удивился старик, - Это я старый. Со мной рядом все молодые, - и тут же осознал двусмысленность своего ответа, испугавшись закономерной обиды собеседницы.
-Это они. Всего лишь контакт – и можно забрать годы. Два или пятнадцать – сила различна.
-Они могут, - многозначительно подтвердил старик, вдруг понимая глубокую сдвинутость дамы, и, отчего-то, одновременно с некоторой жутью от такого соседства, веселясь внутри, - Они такие.
-Как вы узнали, где я? – вдруг сделалась агрессивною дама, и впервые повернулась посмотреть на собеседника. В глазах её светилось неприкрытое безумие.
Старик взволновался. Что делать с дамой дальше наедине – не приходило в голову. Но тут, на счастье, снова открылась дверь кабинета, оттуда, пятясь и благодаря, вышел беспокойный мужчина всё с тем же листом. Выйдя, он принялся тащить из своего мешка шарф, а взамен засовывать туда лист. Вид у него был довольный.
-Всё подписали, - поделился он со стариком, - Только терапевта осталось, но это завтра.
-Ну, счастливо Вам, - ответил старик, косясь на даму, которая вновь застыла на стуле, явно не торопясь в кабинет.
Мужчина убежал, и томительный тет-а-тет возобновился.
-Проходите, - осторожно сказал старик, - Ваша очередь.
-Я не двинусь с места, пока Вы здесь, - твёрдо сказала дама, - Вы.
Боясь спорить, он поднялся со стула, пристроив на сиденье пальто, и, вежливо постучав, вошёл в заветный кабинет.
Докторша его вспомнила, и даже похвалила за опрятность внешнего вида в сравнении с прошлым визитом. Беседа была недолгой и приятной, старик с готовностью принял очередную тёплую бумажку с рецептом, выразил благодарность, откланялся – и вышел.
В коридоре на стульях было пусто. Опасная собеседница за время краткого отсутствия старика исчезла бесследно. И это было бы ничего, но вместе с ней бесследно исчезло и осеннее пальто, заботливо стариком уложенное на металлическое сиденье. Неизвестно, что за цели преследовала педантичного вида дама – может быть, хотела обезопасить себя, нейтрализовав чары противника магическими обрядами над его одеждой, а возможно, совершила банальную кражу – Бог весть, как замыкаются цепи в дебрях больного сознания. Старик не стал восстанавливать дамскую логику, а вместо этого ещё раз тщательно осмотрел стулья, обнаружил за ними на полу завалившуюся трость, а более ничего не обнаружил – потому подобрал, что было, и спустился по лестнице к выходу – глянуть на погоду.
Капризная осенняя погода за короткое время пребывания старика под крылом Асклепия успела заметно ухудшиться. Разгулялся пронизывающий октябрьский ветерок, в воздухе висела ледяная морось, грозящая вот-вот превратиться в первый снег или ещё что-нибудь неприятное. Идти домой в такую погоду без пальто представлялось явным безумием, которого не оправдывала даже болезнь Альцгеймера.
Плотно прикрыв дверь, старик немного постоял в коридоре, ведущем в вестибюль, затем нашёл в кармане носовой платок, помня о чихающей очереди, прикрыл им лицо – и, стараясь дышать пореже, пробрался в гардероб.
Несколько человек одевались у обширного зеркала, заматывая шеи шарфами перед выходом в ледяную мглу. За стойкой скучала свежая ещё бабулька в синем халате.
-Простите, - начал старик, заодно пристально оглядывая одевающихся, - Вам тут не сдавали осеннее мужское пальто?
-Вот удивил, - недружелюбно отозвалась бабуля, - Именно что сдавали.
-Покажите, пожалуйста! – радостно воскликнул старик, чуя скорое разрешение трудностей.
-Вот, - обвела гардеробщица щедрой рукой свои владения – Цельный гардероб висит мужских осенних польт. Разве что несколько молодых в куртках явились.
-Нет… - растерялся старик, - Ну вот не было такого, что пришли и сдали пальто…Вот как должно было быть! – обрадовался он, представив детали дела – Пришла вдруг женщина, свою одежду забрала, а взамен сдала мужское пальто. И ушла. Не было? Может, ещё и сказала – мол, забыл кто-то в коридоре. Нет?
-Ясно, - сварливо проскрипела бабка, - Кинул пальто в коридоре – и с концами. А сказано десять раз – сдавайте, не отвечаем мы за кинутые. Вот и написано тут.
Бабка недовольно ткнула пальцем в вечную гардеробную табличку про не сданные вещи и ответственность – и отвернулась. Старик обвёл глазами сонмище «польт», повисших гроздьями на крючках – и понял, что надежды нет.
Потоптавшись немного в растерянности, он оценил микробный фон вестибюля, смертоносный холод улицы, а также продолжительность рабочего дня поликлиники, от которого и зависела численность висящих «польт», возможно, скрывающих своими полыми телами и его пальто – и направился вновь к родному уже кабинету. Он рассудил – к психиатру ходят всё же в основном незаразные. Если даже ты и псих, а тут у тебя температура, и кости ломит, и из носу льёт – так ты отложишь визит к психиатру, даже если он и нужен, а пойдёшь прямиком к терапевту. Ну, или куда там ходят с этим. Во всяком случае у психиатра должно быть чисто. А если посидеть там до тех пор, пока народ немного рассосётся – можно попробовать ещё одну атаку на несговорчивую бабку. А вдруг? Плохо вот что – могла ведь и не дама прибрать пальто. Мог кто другой, проходящий. Тогда явно украли – либо продать, либо на какие нужды хозяйственные. В подобной же предприимчивости психических старик сомневался.
В этих размышлениях он добрался до 43 кабинета, где снова уселся на стул. Вокруг было по-прежнему пусто. Что делать в том случае, если одежда не найдётся, он старался не думать.
Однако, давала о себе знать свобода от лекарств. В душе собиралась какая-то смутная тревога. Неприятное состояние, казалось – давно забытое. Вспомнились некстати сны и мерзкий лист. Вот старый идиот! Почему он до сих пор не додумался на него взглянуть – тогда, когда ум его был прояснён чудесными таблетками? Почему он вообще про него забыл? Ведь виданное ли дело – видеть на бумаге символы, которых больше никто не видит… Это же кошмар. Это явное сумасшествие. Видимо, подсознание вытеснило эти воспоминания, чтобы не травмировать лишний раз, или как там бывает… И где вообще тот лист? Наверное, так и лежит в кармане плаща, в котором он тогда вернулся из поликлиники.
Дверь кабинета открылась, и вышла докторша – в тёплой куртке и сапогах. И даже сумку держала в руках. По всему видать – собиралась домой. Неужели прошло так много времени? Старик взглянул на часы – нет, всего одиннадцать ноль пять.
Психиатр посмотрела на него удивлённо.
-А что Вы сидите?
Старик принялся объяснять про даму, про пальто и погоду. Докторша слушала недоверчиво.
-Может, Вы всё же сдавали его в гардероб? Поищите номерок в карманах.
-Да что Вы, - обиделся старик, - Что же, по-вашему, я совсем уж того?
-Поищите, - устало повторила врачевательница душ.
Старик послушно обшарил карманы. Номерка в них не нашлось. Нашёлся только ключ от квартиры, который он при выходе предусмотрительно положил не в пальто, а в пиджак. И деньги какие-то нашлись. И рецепт, и носовой платок, который в незаразной зоне стал без надобности, и был снова отправлен в карман. А номерка никакого, конечно, не было.
-Ладно, - сказала докторша решительно, - Глупо сейчас что-то искать. Я подвезу Вас до дома, а в гардеробе попрошу, чтобы мне сообщили, если что останется.
-Ну да, ну да. Я и хотел подождать – на такой случай. Если останется, - стал снова оправдываться старик, пытаясь продемонстрировать здравомыслие.
Пережив очередное унижение в гардеробе, за время объяснений его спасительницы с противной бабкой, старик, наконец, оказался в докторшиной машине, которая ждала хозяйку почти у самых дверей – так, что почти не пришлось идти по улице.
-Где Вы живёте? – осведомился ангел милосердия у пассажира.
Он назвал адрес, и ковчег двинулся в путь. Старик смотрел на пейзаж за окном и удивлялся неожиданному спасению. Он давно заметил – в трудный момент жизнь всегда подбросит счастливый случай – нужного человека, например. У него так получалось всегда, поэтому он привык не слишком пугаться трудностей.
Машина остановилась. Впереди преграждала путь ярко-полосатая лента. За лентой громоздились давешние пострадавшие автомобили, но толпы уже не было.
-Как я забыл? – растерянно удивился старик, - Я же видел эту аварию по пути. Не подумал как-то…
-Объезжать придётся, - озадаченно констатировала докторша, и вдруг, словно что-то придумав, обернулась к нему – Знаете что? Вы ведь не торопитесь?
-Нет, конечно, - снова удивился старик, -Куда бы мне?
-Мне сейчас нужно забрать сына – он один у меня дома. Приём сегодня короткий – вот я и оставила. Но надолго всё равно боюсь. Потом мы Вас довезём до дома – и поедем по своим делам.
-Конечно-конечно – согласился он, - Делайте, как Вам удобно.
Они снова пустились в путь. Он пытался вспомнить, как там было написано – в том давнем письме, или, точнее сказать рассказе – у неё никогда было не разобрать толком, что это. «Когда-нибудь наступит момент, когда тебе некому будет помочь…». Нет, не так. Надо будет поискать потом.
Машина остановилась, докторша попросила подождать – будто он мог куда-нибудь отсюда деться – и убежала в подъезд.
-Ты испортила мне жизнь, - внезапно сказал мужской голос совсем рядом.
Старик беспокойно огляделся. Вроде бы, никаких говорящих приспособлений в салоне не наблюдалось. Прохожих за окнами – тоже. Лекарство же по рецепту так и не было куплено.
-Ты сам её испортил, - теперь голос был женским, и, вроде бы, отвечал предыдущему, - Кто заставлял тебя тратить жизнь на вредительство?
Старик загрустил окончательно и затаился. В конце концов – скоро вернётся психиатр. От этой мысли должно быть легче – убеждал он себя.
-Это не вредительство, а попытка восстановить истину, - строго парировал голос мужской.
-Откуда тебе знать истину? – вопросила невидимая женщина. Вопрос оказался риторическим, ибо голоса замолкли и более не смущали несчастного одинокого пассажира. Из подъезда показалась докторша с сыном. Мальчишка ловко влез на заднее сиденье – рядом со стариком – и старательно хлопнул дверью.
-Здрасте! – сказал вежливый ребёнок, - Я знаю – Вы потеряли пальто!
-Потерял, - покорно согласился старик.
-А где тот ваш листок с цифрами? Я придумал кое-что.
-Листок? – изумился старик. А ведь и правда – мальчишка тогда вроде бы всё увидел. Только он ещё не знал, что тех треклятых цифр не увидит больше никто – вот и не придал значения. – Листок у меня дома.
-Ну ладно, - согласился мальчик, и тут они приехали.
Старик принялся благодарить спасителей и искать трость, которая снова завалилась под ноги.
-Вы тут живёте? – спросил мальчишка, - А я тут был.
-Ты путаешь, милый, - тут же отозвалась мать, - Дома все похожие.
Спасённый выгрузился, наконец, из авто, и обернулся – кивнуть на прощание. Докторша приоткрыла дверь и спросила:
-Может, Вас проводить? Ключи Вы не потеряли, кстати?
Старик с благодарностью отказался и уверил про ключи.
-Вы на каком этаже живёте? – не унималась психиатр.
-На пятом – признался старик. Неугомонная докторша выскочила, хлопнув дверью, и пояснила:
-Дойду с Вами.
Ослушаться лечащего врача было немыслимо, потому старик махнул рукой мальчишке, который давно делал ему знаки из-за стекла, и побрёл домой в сопровождении психиатра. Дошёл до квартиры, задыхаясь, так как старался не слишком-то отдыхать в пути при свидетелях, открыл дверь ключом, чем успокоил бдительного наблюдателя – и снова поблагодарил. И только закрыв дверь, вспомнил про голоса в машине и огорчился, что так и не купил лекарство. Но ничего – отдохнуть немного, найти в шкафу замену утраченному пальто – и можно будет прогуляться до аптеки.
Отдышавшись и выпив чаю, он снова вскочил от внезапного озарения. Да что ж такое – совсем память стала никуда. Плащ обнаружился на вешалке в прихожей. Лист был в кармане. Цифры были на месте – такие же свежие. Но ведь и голоса тоже были сегодня. Не тот день, чтобы доверять своим глазам и ушам, ох, не тот.
Стоп. Но ведь мальчик тоже видел цифры.
Думать про это было не слишком приятно. Решив вернуться к этим размышлениям после приёма лекарства, старик снова прошёл на кухню и сел на диванчик перед компьютером. Вот, хотя бы, найду пока то, что пытался вспомнить в машине – подумал он. Где-то оно было – в старых документах… Вот.
«Я не знаю, какие ожидания возлагало провидение на нашу встречу. Может, оно вообще хотело научить тебя ответственности и уничтожить твоё дивное раздолбайство. В таком случае, я нарушила все эти чудесные планы, самовольно решив, что цель судьбы была обратной – довести мой альтруизм до крайности и научить слепой любви и всепрощению. Иногда я сильно на тебя злюсь. Я понимаю, что надо сделать тебе больно, чтобы ты что-то понял. Но я не могу. И ещё - я понимаю, что наступит момент, когда это сделают за меня, а меня уже не будет рядом, чтобы этого не позволить. И что же – испытываю я мстительную радость, представляя это?
Ну уж нет. Если такой момент и настанет – я восстану из могилы. Я явлюсь, стыдливо прикрывая саваном своё истлевшее тельце, с трудом переставляя источенные временем ноги – чтобы разогнать супостатов и прижать тебя к своей рассыпающейся в прах груди.
Только боюсь, что, как и всегда, ты неблагодарно вырвешься из моих затхлых любящих объятий. Ну, что поделать - время как не щадило меня - так и продолжает. Я снова окажусь для тебя слишком стара, гыгы. Ладно, дорогой раздолбай, я пошлю тебе кого-нибудь другого – более приятного тактильно. Ничего не бойся»
-А я и не боюсь, - сказал старик, и тут же испугался возвращения голосов. Но ему никто не ответил. Тогда он осмелел и добавил:
-Кстати, могла бы там с ними разобраться.
После чего окончательно заволновался за свой психический статус и стал собираться в аптеку.
---------3---------
- Как только я скажу «Всё» и хлопну в ладоши – вот так – ты проснёшься сразу. Ты не будешь помнить, о чём мы говорили. Ты будешь помнить только, как запустил мобиль. Ты слышишь меня?
-Слышу.
-Ты помнишь, где мы остановились в прошлый раз?
-Да.
-Иди назад. Что ты слышишь?
-Они уже не уходят. Они всегда рядом.
-Кто?
-Мужчина и женщина. Те, что говорят.
-Что они говорят?
-Сейчас они не говорят.
-А что они делают?
-Женщина всегда рядом. Она его не пускает.
-Что он хочет?
-Убить меня.
Дина с тревогой вгляделась в лицо спящего ребёнка, но он был вполне спокоен.
-Иди назад – велела она, -Пока что-нибудь не изменится.
Несколько минут мальчик молчал. Марат собрался спрашивать, но ребёнок заговорил сам.
-Здесь всё не так.
-Где ты?
-В городе живых.
-Что такое город живых? – спросила Дина, стараясь говорить ровно.
-Там те, кто умер.
-Почему же «город живых»?
-Так здесь говорят.
-Ты там давно?
-Я не знаю. Какое-то время.
-Что ты там делаешь?
-Просто живу. Жду.
-Чего?
-Когда придёт время. И его.
-Кого ты ждёшь?
-Он ещё не пришёл.
Дина взглянула на брата в полном недоумении. Марат продолжил за неё:
-Иди вперёд – медленно. Медленно, пока что-то не начнёт меняться.
Мальчик помолчал немного, потом сказал:
-Пришло время прощаться.
-Что это значит?
-Мне пора родиться.
-Откуда ты знаешь?
-Пришло время.
Ахметовы переглянулись.
-Как это происходит? – спросила Дина.
-Я иду в мир мёртвых.
-Почему «мёртвых»?
-Так здесь говорят.
-Как туда попадают?
-Когда приходит время – просто оказываются там.
-Ты уже там?
-Да.
-Что ты видишь?
-Они ждут меня там. Мужчина и женщина.
-Так происходит со всеми там?
-Со всеми по-разному. У каждого свой путь.
-Что они делают?
-Они борются. Он не хочет меня пускать туда. «Не сейчас».
-Это он говорит?
-Да. Я понимаю, что он хочет просто задержать.
-А женщина?
-Она не даёт ему этого сделать. Пришло время.
-Что дальше?
-Он не может бороться. Я уже там.
-А они рядом?
-Они снова борются. Я должен родиться мужчиной. Он не хочет.
-Не хочет, чтобы ты родился?
-Этому он уже не может помешать. Она сильнее. Он хочет, чтобы я родился женщиной.
-А кем ты был в городе живых?
-Женщиной.
-Почему?
-Потому что я умер женщиной.
В этот момент мальчик снова стал ощутимо беспокоиться и прерывисто дышать.
-Что происходит?
-Мне тяжело. Всегда тяжело, когда мешают.
-Кто тебе мешает?
-Он.
-Иди вперёд. Туда, где тебе станет легче, - приказала Дина.
Мальчик понемногу успокоился.
-Всё, - сказал он, - Всё получилось.
-Что получилось?
-Это она говорит. Но темно. Я не вижу их.
-Где мужчина?
-Он устал. Он говорит: «Всё равно – это последний успех.»
-А женщина? Она там?
-Да. Она зла на него. Говорит: «Что же тогда ты трудился? Скоро всё будет ясно. Зачем тратить столько сил на борьбу?»
-Они не борются?
-Нет. Они устали. Он говорит: «Ты испортила мне жизнь». «Ты сам её испортил» Это она.
-Что ты чувствуешь?
-Я устал. Сейчас всё хорошо. Я отдыхаю.
-Всё, - хлопнула в ладоши Дина.
Сегодня Ахметовы были в полной растерянности. Такого им слышать ещё не приходилось.
-Ты можешь понять, что это было? – спросила Дина испуганно.
-Трудно и сказать, - ответил Марат, - Может быть, всё же бред? Токсические влияния на плод? Внутриутробная гипоксия?
-Ну да – там по всей карте беременной - угроза невынашивания. Матери было 26, первые роды, однако беременность проблемная, судя по документам. Скажи ещё, что тот предполагаемый отец так сильно хотел дочь, что плод это воспринял…
-Может быть, всё же, как и с клинической смертью? Галлюцинации угасающего сознания?
-Ты заметил, как он говорил? – спросила Дина, - Совсем не похоже на ребёнка.
-Он развитый мальчик. Вполне может воспринимать взрослую речь, а тут, раскрепостившись… Не знаю. Давай пока просто продолжать.
-Да уж, - отозвалась Дина, - Всё, что нам остаётся.
--------1---------
Трудно сказать, сколько времени мы бежали. Не слишком долго, наверное, так как я не любитель бега. Как только я поняла, что сил больше нет – я остановилась. Оглядевшись, я увидела, что стою на краю рощи. Адама нигде не было видно.
Впереди расстилался пустынный песчаный берег реки. Кое-где берег украшали редкие кустики чахлой растительности. Река выглядела не менее враждебно – волны её отливали сталью без единого блика, хотя небо было безмятежно-синим, а солнце – приветливым и ярким. Другой берег терялся в туманных далях и смотрелся, как полоса серой дымки на горизонте. Там, вдали, небо теряло безмятежность - в нём зловеще клубились сизые тучи, в которых то и дело проблёскивали всполохи молний. Вид был явно неприятным.
Вглядевшись в безжизненный пейзаж, в котором не было места даже крикливым чайкам, обыкновенно тучами летающим над реками, я увидела вдалеке, слева от себя, подобие причала с качающейся рядом лодкой. Точнее, это был не совсем причал, а то ли бревно, то ли столб, вбитый в песок возле воды. Возле этого сооружения виднелось какое-то шевеление. За неимением других вариантов, я двинулась к этому ориентиру.
По мере приближения неясное шевеление прояснилось и стало походить на человеческие фигуры, бурно размахивающие руками. Подобравшись ещё ближе по вязкому песку, я разглядела на одной из фигур светлое одеяние – вроде хитона вероломно исчезнувшего Адама. Пока я боролась с песчаной неверностью, фигуры погрузились в лодку, которая отделилась от причала и медленно двинулась по волнам. В лодке стоял гребец с одним длинным веслом, которым он исхитрялся отталкиваться от несговорчивых вод. Лодка устрашающе раскачивалась и каждый миг грозила перевернуться.
Безнадёжно вздохнув, я продолжила путь, так как деваться было некуда. Вдоль всего берега, насколько можно было видеть, тянулась Роща Забвения. Возвращаться туда мне не хотелось, потому я решила добраться до причала и подождать счастливого случая.
Вблизи причал оказался источенным волнами столбом из чёрного гранита. Вокруг него обвивалась толстая ржавая цепь, свободный конец которой терялся в волнах. Я снова оглядела местность, и обнаружила, что неподалёку от столба, там, где берег приближался к Роще, кустики растительности становятся чуть гуще, а Роща, напротив, отступает полукругом, образуя подобие ниши – потому и нельзя было заметить со стороны то, что ниша скрывала. А скрывала она явно что-то интересное, тоскливому брегу не соответствующее. Лодка продолжала удаляться и выглядела уже маленьким пятном в бурных волнах, поэтому я решила пока осмотреть удивительное укрытие, куда и направилась.
В полукруглой нише обнаружился большой зонт неизвестного блестящего материала на длинной ободранной ноге, вкось воткнутой в песок. Раскрашен зонт был яркими красными и жёлтыми клиньями. Под зонтом лежал неопрятный тюфяк из грубого холста. В прорехи холста высовывались клочья сена. Неподалёку от этого спального места был выложен из камня круг, в центре которого громоздились прогоревшие угли. Поперёк кострища валялась в спешке брошенная кочерга. В некотором отдалении, ближе к Роще, стояло кубическое сооружение, прикрытое изодранной прозрачной плёнкой. Борясь с искушением, но так и не поборов его, я подошла и подняла покров. Под ним обнаружилась большая картонная коробка, заполненная посудой разного вида и возраста – от глиняных горшков и чугунных котлов до блестящих серебром гладких кастрюль. Чаши для питья были тоже представлены в изобилии – в основном изящные фарфоровые сосуды с разнообразной росписью. Бросилась в глаза грубая простая чаша в виде цилиндра с ручкой – безо всяких изысков, зато с надписью кириллицей «Василий». Ложки и вилки разных мастей и материалов щедрой россыпью лежали среди этого богатства.
Я аккуратно прикрыла коробку и отошла в сторону, опасаясь быть пойманной за рассматриванием сокровищ хозяином этого обиталища. Правда, были подозрения, что хозяин как раз и отчалил в лодке – скорее всего именно с беглецом Адамом.
Лодки на волнах видно не было. Надеясь, что она всё же не пошла ко дну, а благополучно удалилась к противоположному берегу – и, таким образом, скрылась из виду – я села на песок у причала и принялась ждать. Ожидания были вполне определёнными – раз отчаянный лодочник оборудовал себе здесь достаточно основательное обиталище, значит, он здесь бывает. Тогда он должен когда-то вернуться и подсказать мне наименее опасный путь в город.
Как всегда, когда нет ясности со сроками, ожидание быстро сделалось невыносимым. Матовые стальные волны набегали на берег, ни единого пятнышка не виднелось на бескрайней реке, и тоска моя всё росла. Стараясь не отчаиваться, я рассматривала содержимое ямы, вырытой в песке рядом с гранитным столбом. Яма доверху была заполнена блестящими на солнце комочками серебристой фольги и яркими изорванными бумажками. Среди этого весёлого мусора лежала одинокая бутыль зелёного стекла с остатками этикетки, прочесть на которой что-либо не представлялось возможным. На дне бутыли виднелся песок.
Скорее для успокоения, чем в надежде, я в очередной раз взглянула в речную даль, и сердце прыгнуло и забилось. Лодка возвращалась, по-прежнему жутковато раскачиваясь. Теперь в ней был один гребец. Я закрыла глаза и призвала провидение помочь мне в беседе с неведомым обитателем этих чудовищных мест.
Когда я открыла глаза, лодка уже ткнулась загнутым носом в берег. Из неё ловко выпрыгнул в воду жилистый старец с длиннейшей спутанной бородой. Седые космы на голове тоже были в ужасающем беспорядке. Оказавшись по колено в воде, он с натугой втянул своё утлое судно на сушу, и, не глядя на меня, принялся приматывать его цепью к столбу. Ветхое одеяние его с множеством заплат полоскалось в волнах, вздувшись пузырём вокруг колен. Закончив с лодкой, старец вышел на песок, отжал свой нищенский балахон, оказавшийся ему до самых пят, и выудил из лодки яркую бумажку – вроде тех, что наполняли яму. Стесняясь навязываться, я всё же мельком взглянула на содержимое. Из бумажки торчала изрядно обглоданная коричневая плитка, остатки которой старец в мгновение ока поглотил с чавканьем, а обёртку скомкал и выбросил в яму. Отерев руки о рубище, он, наконец, хмуро воззрился на меня и пробурчал:
-Что надо?
-Здравствуйте, - вежливо сказала я, - Простите, что помешала…
-Ну, здравствуй, - пробурчал старец, усаживаясь рядом, - Курить нету у тебя?
-Нет , - растерянно призналась я.
-Ходят и ходят целый день – покоя нет от них. И хоть бы кто догадался прихватить табачку. Прут эти шоколадки проклятые, аж с души воротит.
С этими словами он плюнул в яму с бумажками и отвернулся.
-Простите, - снова начала я, - Вы не могли бы указать мне путь в Эдем?
-Как же ты оттуда явилась? – проворчал старец.
-Через Рощу Забвения, - пояснила я, - Но как-то не хочется…
-Хочется, не хочется… - снова рассердился собеседник, - Мне тоже много чего не хочется. А только другого пути нет. Только через Рощу, будь она неладна.
-Мне там не нравится, - сникла я.
-А кому нравится? – вопросил старец, - Будто туда ходят, чтоб нравилось. По нужде только.
-По какой же нужде?
-Ну вот у тебя сейчас нужда? – ответил он вопросом на вопрос, и тут же сам заключил – Нужда. Тебе обратно надо. А кому-то сюда неймётся. Да! А ты-то тут как оказалась? – вдруг заинтересовался он.
-Я за Адамом гналась, - понуро созналась я.
Старик неожиданно звонко расхохотался.
-За Адамом – мать честная! – повторял он, утирая слёзы, - Ни разу такого не видел, сколько живу здесь! Зачем тебе было его догонять?
-Мы разговаривали, - начала вспоминать я, - Он побежал. Я ему не поверила – и он побежал, а мне надо было выяснить. Он грозился уйти в мир мёртвых.
-Туда и ушёл, - согласился старец.
-Как, то есть, ушёл?
-Ты вообще кто? – спросил он, наконец.
-Студентка. То есть – уже закончила.
-Ясно. Инь, значит. Все вы там Ини, да Яны – не спутаешь. И что же – не узнала старину Харона?
Я потрясённо уставилась на старца. Тот хитро улыбался.
-Святые угодники, - сказала я жалобно, - Мрачный перевозчик.
-Мрачный, мрачный, - обиделся старик, - Сами они мрачные. Понапишут легенд, а нет бы -самим взглянуть.
-Значит, это – Стикс? – дрожащей рукой я указала на безрадостную реку.
-Где ты только учила географию? – забрюзжал старец, - Роща Забвения всю жизнь выводит к Стиксу.
-Как же через неё попасть обратно? – в тоске спросила я.
-Это уже как повезёт. Если твоё время не пришло – можешь и попасть. Если суждено было – так и будешь выходить к реке. Только годы потеряешь.
-Годы?
-Ну да. В Роще Забвения со временем нелады. Всегда были, - добавил старец, - Пошли-ка, выпьем горячего.
-Я поднялась, и следом за ним побрела к яркому зонту. Мысли путались. Усевшись на тюфяк, я наблюдала, как старец выбрал из коробки блестящую кастрюлю, живо вернулся к берегу, зачерпнув воды из зловещего Стикса, а затем, поставив её рядом с кострищем, достал из коробки огниво и принялся разжигать угли.
-Принеси-ка веток, - пробурчал он, - Расселась.
-Ветки тут только в Роще, - испуганно отозвалась я.
-Так ты туда не входи, - пояснил старец, - Наломай, что торчит.
Я опасливо дотянулась до ближайших ветвей, выбрав те, что посуше, и отломила несколько.
-А разве можно пить из Стикса? – спросила я старца, видя, как он водрузил кастрюлю на тлеющие угли.
-Когда вскипятишь, как следует, то и ничего, - деловито приговаривал он, ломая принесённые мной ветки, и подбрасывая их в костёр, - Теперь пошли к берегу, чтоб дым не несло. А не то эдак просидим тут месяц.
-Мы снова сели на песок у воды. Вечерело. Небо теряло синеву, а далёкий берег выглядел и вовсе жутко.
-Значит там – мир мёртвых? – замирая, спросила я.
-Всё слова, - пробурчал Харон, - Назвали так – значит так и зовут.
-Что это значит?
-А то и значит. Нет никакого мира мёртвых. Там думают, что он здесь, здесь думают, что он там. Вот и мотаются туда-сюда, а старый Харон - вози.
-А что там на самом деле?
-Люди там. Те, кто родился.
-Вот там? – не поверила я, - Там они и живут?
-Ну да, - ответил Харон, всё более дивясь моему невежеству, - Кто умер – те сюда. Но они сами, без меня. Я уж стар-то всех возить.
-Как – сюда? И где они?
-А там – он махнул рукой куда-то вбок, - Город живых. Кто-то и к вам попадает, но тут их уже не отличишь. Кто как. Кто так и остаётся в Роще Забвения – но тех мало.
-А Вы тогда кого возите? – не поняла я.
-Да мало ли дурных? – рассердился Харон, - Одним сюда приспичит, другим – вашим – туда. Несёт их нелёгкая. Нынче много ездить стали, особо – оттуда.
-Что же они едут оттуда, если не умерли? – не поверила я.
-А вот спроси. Проникнуть в тайны хотят. Экстрасенсы. Шаманы раньше были. Колдуны. Всё одна суть.
-И что же? Проникают в тайны-то?
Харон снова засмеялся.
-Да разве в них так проникнешь? Говорю же – глупый народ. Сюда их свези, туда их свези…А то что можно на месте сидя больше узнать – о том не думают. Кто-то вон тоже в Рощу рванёт сдуру – так и бродит. В тайны проникает.
-А как же говорят, что Вы только в одну сторону возите? Только к мёртвым?
-Да так вот. Я ж и говорю – нет у них единства в терминологии.
-А что же Вы им это не объясните? – удивилась я, - Мне же вот понятно теперь. А я тоже не знала.
-А никто не спрашивает, - хитро ответил Харон, - Ты спросила – я и рассказал. А те бегут, да суют сразу плату – плату они слыхали, что нужно за проезд-то – и просят перевезти. Да и боятся многие меня.
-Что платят-то? – развеселилась я.
-Так вот же видишь – указал старец на яму, - Всё шоколадки тащат. Глаза б не глядели уже. Один бутыль приволок. Попробовал я – батюшки – хуже эликсира забвения… Одному я намекнул, чтоб хоть чашку какую принёс – так и стали переть чашки, кастрюли, да прочую дребедень. Вот спасибо, чаю додумались подарить. Его веселее, чем кипяток-то, а из листьев наших чай не очень-то заваришь…Пойдём, закипел уже.
Мы вернулись к костру, старик забросал песком язычки пламени, чтобы не дышать дымом забвения, наверное, и полез в коробку за чашами.
-Видала ты, какую нынче твой однокашник приволок? – спросил он меня, выхватив из коробки чашу Асклепия на ножке. - Не иначе спёр, так как вашему заведению такие не положены.
-Какой однокашник? – удивилась я.
-Какой-какой. Ян. Будто у вас кого иначе зовут.
-А как он выглядел? – заинтересовалась я.
-Да обыкновенно. Юнош и юнош. Свиток у него в руке был. Торопился он. С утра нынче поехал. Как сказал я ему про Рощу – что там годы проходят, пока выберешься – он разволновался, стал цифры сличать по свитку, да вроде успокоился. Радостный был. Успею, говорит.
-Странно… - только и смогла произнести я, - Странно…
-Так и я удивился. Ваши не ездят обычно. А этот все повторял – я докажу. Я восстановлю истину.
-Истину?
-Её. Старый Харон терпелив. Потому – не стал я ему говорить про истину. Что больно юн он её восстанавливать. Истину-то ему и познавать рано, а не то что…Он мне не понравился.
-Почему?
-В нём зло. Он собрался мешать. Я всё вижу, только не всё говорю.
Я застыла с чашей горячего напитка, что вручил мне старец. Внезапно всплыли ночные крики друга: «А мой был лучше! А пустили твой!» Он ведь был зол на меня за проект. Точно. Мой приняли, а его – на доработку – это он кричал, пытаясь меня разбудить.
-Харон, - тихо сказала я, - А ведь похоже, что он собрался мешать мне.
-Тебе – охотно согласился хитрый старец, - Я и жду, когда ты дотумкаешь.
-Что же Вы молчите? – возмутилась я.
-То и молчу. Сама должна. Просто так никто не гонится за Адамом.
-При чём тут Адам?
-А почти и ни при чём. Надоело ему тут – он и ушёл. А вот ты за ним неспроста побежала. Он был знак. А знаки нельзя упускать.
В отдалении послышался гул, будто били в колокол.
-Да что ж такое! – в сердцах вскричал Харон - Чаю выпить не дадут! Приспичило!
Гул нарастал. Источника его не было видно.
-Что это? – спросила я старца, который демонстративно уткнулся в чашку, и, вроде, не собирался отрываться.
-Зовут, вишь, - недовольно пояснил он, - Снова оттуда кому-то понадобилось.
-Харон, - вкрадчиво спросила я, - Но ведь мне тоже теперь туда надо. Какое сегодня число?
Старец назвал. Цифры я помнила. Сличать их по свитку надобности не было.
-Я тоже успею. Мне надо помешать ему мне помешать, - сбивчиво объяснила я.
-Да знаю, - проворчал Харон, - Допьём и поедем. Тем более там этот бесноватый не угомонится никак.
К гулу прибавились невнятные завывания.
-Во, - злорадно констатировал старец, - В астрал выходит.
-Куда?
-А Бог его знает – куда. Станет такой возле колокола – и давай орать да выть. Символы ещё начертит. И думает – я его лучше услышу. В контакт со мной входит. Дурни – одно слово. И чашу новую, поди, притащил.
Чаши были выпиты до дна. Мы встали.
-Ну, посмотри вокруг – посоветовал Харон, - Когда ещё вернёшься теперь…Хотя, тут смотреть и не на что. Потому – и уезжать не так грустно.
-Когда же я вернусь? – спросила я, понимая, что Харон знает очень многое.
-Да кто ж тебя знает? – хитро прищурился старец, - Когда захочешь. Придёшь, вон, да стукнешь в колокол. Только не вой, я тебя умоляю.
-Мне бы его остановить… - задумчиво сказала я, - Знать бы заранее – я бы подготовилась.
-А туда, всё одно, мало чего возьмёшь. А узнать, что нужно – и там можно. Как повезёт уж.
Окинув взглядом неприветливый берег, я осторожно влезла в лодку и уселась на дно, крепко вцепившись руками в борта. Дерево лодки было тёмным и скользким от воды. Харон ловко отвязал свой транспорт от причала, втолкнул лодку в волны и вскочил внутрь. Нашарив на дне весло, он прочно упёрся ногами в тёмные доски и принялся сноровисто грести. Борода его развевалась по ветру, волны захлёстывали жалкое судёнышко, прыгающее то вверх, то вниз. Я закрыла глаза, чтобы не видеть этого ужаса.