Автор: RODINA_SELO@MAIL.RU
Рейтинг автора: 2 656
Рейтинг критика: 21 790
Дата публикации - 10.03.2012 - 17:23
Другие стихотворения автора
Рейтинг 4.9
| Дата: 12.03.2012 - 14:15
Рейтинг 4.9
| Дата: 04.03.2012 - 22:43
Рейтинг 4.9
| Дата: 08.01.2012 - 02:16
Рейтинг 4.8
| Дата: 01.02.2013 - 00:12
Рейтинг 4.9
| Дата: 01.02.2012 - 10:53
Рейтинг 4.8
| Дата: 21.01.2012 - 10:35
Рейтинг 4.8
| Дата: 03.02.2012 - 03:00
Рейтинг 4.9
| Дата: 25.01.2012 - 16:10
Рейтинг 4.8
| Дата: 31.12.2011 - 02:59
Рейтинг 4.9
| Дата: 04.02.2012 - 23:09
Поиск по сайту
на сайте: в интернете:

Семейный праздник (9)

… Гриша, выйдя из клуба, не стал, как шпион, украдкой двигаться за Маринкой и Сергеем, но каким-то безошибочным чувством угадывал их направление и шёл в темноте под влиянием этого чувства.
Дорога вела в направлении озера, метрах в трёхстах от посёлка. Днём тут обычно купаются дети одни. В детстве и он раз по десять на дню бегал к манящему озеру, с берега прыгал, нырял и – хватал под водою за ноги визгливых девчонок…
Из-за холма светло-серою лентой во мраке выплыло озеро, скоро и берег явился, и где-то в прибрежных кустах – были они… Гриша чувствовал близость Маринки, и беспокойство росло и росло, он невольно ускорил шаги…
… и чуть не наступил на лежащих! Полуобнажённый Сергей мял в своих объятиях Маринку, а она лишь постанывала едва слышно… У Гриши сердце оборвалось, он попросту остолбенел, не знал, что делать, как тут поступить… Когда же он в сиянии зарницы увидел ноги белые Маринки,- он замычал от муки и тоски, непоправимой безысходности ошибки, упал на землю рядом с грешной парой и стал кататься головой в траве…
Что было дальше, в памяти смешалось: и визг, и шум, и жаркий гнев Сергея, пытавшегося что-то втолковать,и Гриша что-то полуотвечал, Маринка плакала от горя и стыда, Сергей, как бык, метнулся было к брату, готовый зашвырнуть его хоть в воду, но Маринка повисла на его шее, умоляя пощадить Гришу. Сергей швырнул её, визжащую, к ногам своего брата и крупными, яростными прыжками побежал прочь… Он задыхался от бешенства и неудовлетворённого желания. Кто-то окликнул его в темноте, но он даже не остановился. И вдруг ошпарило единственное слово - «развратничают». «Кто, где?» - рявкнул Сергей, готовый задушить любого, кто скажет это про него.
-Да вон, твоя сестрёнка, кто ж ещё,- сказал излишне вызывающе и вместе с тем опасливо какой-то пацан и указал рукою в сторону.- Вон в тех кустах, я сам видал!..- и быстренько убежал, чтобы не влетело за такое «сообщение» непрошенному вестнику…
Сергей круто побежал в указанном направлении и действительно увидел, даже во мгле, картину, от которой перехватило дыхание. Ни слова не говоря, он схватил Толика Жилина за шиворот, приподнял его над землёй и двинул со всей силы в челюсть. Тот поломал кусты, перевалился через них – и сначала на четвереньках, а после приподнявшись в полурост, спотыкаясь и теряя штаны, убежал восвояси. Сергей занёс кулак и над сестрою, желая двинуть ей с такой же силой, и не сумел – кулак его завис…
Раздвинутые ноги и белое, неотразимое в своей истоме тело, а главное, глаза, манящие глаза, красивейшие в мире, каких он никогда ещё не видел,- всё это мигом помутило разум, и Сергей на мгновение припал к неимоверной женщине, обшарил всю её руками, неистово, жадно поёрзал, довершая недавно оборванный акт прелюбодейства (и свой, и, может быть, её),- и вскочил, объятый дрожью. Через секунду вновь припал к жаркому телу, и, зажав ей рот, едва промолвил на ухо: «Кому-нибудь скажешь – убью!», - и испугался собственного голоса и самих слов. Вскочил и побежал, застёгиваясь на ходу…
На небе собралась гроза, и где-то далеко над лесом прогремел гром… Земля в истоме приготовилась к приятию воды… По всем садам, деревьям и кустарникам промчался ветер и, словно прячась от кого-то, затих в трепещущей густой траве…
Ваня и Гарик, ушедшие с танцев вместе, гуляли по шоссе и не могли наговориться, вовсе не желая уходить домой. Романтически настроенный Ваня и философствующий Гарик о чём только не говорили, чего только не касались в разговоре: и космоса, и политики, и родственности всех людей на земле…
- Ну, вот скажи,-терзал старшего брата Гарик,-почему память о прошлом есть, а о будущем нет ничего? Ведь время есть только настоящее, а прошлого и будущего – нет. Почему же, находясь в одинаковом положении к существованию (их одинаково нет), они не равны в человеческом знании: прошлое – знают, а будущее – не знает никто?
- Наверное, потому, что оно может быть каким угодно (широчайший выбор), а прошлое – лишь одно, неизменное… Будущее – белая страница, прошлое – исчирканный черновик…
- А настоящее тогда – сам процесс написания, что ли?
- Ну, конечно…
- А если я не стану писать, захочу оставить лист белым,- значит, для меня не будет настоящего, вечно будет будущее?
- Но не писать – это значит, не жить. Ещё не жить. Белый лист будущего – ещё не жизнь…
- А чёрный лист прошлого, стало быть, - уже не жизнь?
- Выходит, что так…
Они шли уже где-то за посёлком, и в стороне от дороги, на холме, темнело густыми деревьями кладбище. Гарик указал на него.
-Вот те, кто там лежит,- они все уже в прошлом, но мы помним, думаем о них…Значит - их жизнь как бы продолжается, конечно, не физическая, а духовная… Значит, прошлая физическая жизнь – это настоящая духовная, так?
- Ты, философ, задурил мне голову! Но я согласен: так, ты прав…
- Тогда я делаю вывод: вся наша настоящая физическая жизнь – это подготовка к будущей духовной.
-Во-во,душа бессмертна,самое время и место среди ночи близ кладбища вспомнить об этом!
Они сдержанно засмеялись – и тут же вздрогнули: на кладбище завыла собака. Завыла тоскливо, как по покойнику. Стало неуютно, почти страшно. Братья повернули назад.
- Говорят, если собака воет на кладбище, это к покойнику,- сказал Ваня.- Примета такая…
Вой прекратился, и через минуту они увидели мчащуюся к посёлку по другой стороне дороги собаку. Поравнявшись с ними, она замедлила бег и, словно пытаясь узнать их, посмотрела в их сторону -и на бегу растворилась в густой, как ликёр, темноте.Гарик узнал её.
- Послушай, а ведь это та псина, которая к нам на двор приходит…
Повисла жутковатая пауза.
- Не нравится мне всё это, - тихо сказал Ваня. Они невольно ускорили шаги и молча шагали минут десять, и каждый думал о чём-то своём. Наконец, Гарик прервал молчание.
- Вот если бы тебе сказали, что ты завтра умрёшь, что бы ты стал делать?
- Ну, и мысли у тебя полезли, жуть… - Наигранно бодро сказал Ваня, хотя и он думал о том же! – Думаю, стал бы прощаться со всеми и со всем. Стал бы любоваться каждой травинкой и дождинкой, простил бы людям все их прегрешения и сам бы попросил у всех прощения, ну и так далее…
- Выходит, нужно жить так, как если бы ты завтра умрёшь?
- Так жить невозможно – душа не выдержит. Нужно жить так, чтобы душа была на месте,- это самое главное.
- У тебя она на месте?
- Сейчас нет: в пятках,- попытался пошутить Ваня, но шутки не получилось.
- У меня вот почему-то не на месте,- сокровенно сказал Гарик и закурил.- Можно, я буду курить, а то волнуюсь что-то…
- Кури, раз уж закурил… Зря, конечно…
- Так вот, мне кажется, что я сегодня перед всеми очень виноват ,- говорил Гарик, затягиваясь папиросой.- Виноват в том, что мы не вместе, что подрались отец и Валерка, что завтра все разъедутся – и вряд ли больше соберутся воедино…
- Ты-то в чём виноват?
- В том-то всё и дело, что ни в чём конкретном! Так было бы легче: знаешь, в чём виноват, исправляешь свою ошибку, извиняешься, если надо,- и дело спасено!.. А тут – не знаешь, откуда и ощущение такое…
Над самой головой ударил гром, и все окрестности кругом отозвались глубинным, гулким эхом. Поёжившись, Ваня сказал:
- Я не хочу пока идти домой, хоть и замёрз немного… как-то сразу….
Он не сказал главного: ему страшно было идти домой… Они свернули с шоссейной дороги на просёлок и пошли по тропинке в ночные луга, к покосным дурманным раздольям…
А недавний гром поднял с постели Валерия,- стало как-то душновато и тягостно перед грозой. Бабушки за прялкой не было, свет был погашен везде, и Валерий спустился и вышел во двор, закурил. Бабушка с палкой бродила в саду, и они не видели друг друга…
Небо ещё не заволокло тучами, а после грома стало непривычно тихо.Падали спелые яблоки, и это были единственные звуки, нарушавшие тишину ночи, да где-то едва урчал далёкий-далёкий гром.На посёлке не было слышно ни лая собак,ни голосов людей,ночь приближалась к своей середине… Валерий, казалось, был спокоен, лишь думы проклятые наседали, как неотзязные мухи, заставляя курить и протяжно вздыхать…
Жизнь его, как и эта тёплая ночь, незаметно дошла до середины. Лучшая часть жизни позади… А счастлив ли он был? Сколько себя помнит, постоянно гналась за ним ответственность не только за свою судьбу, но и судьбу своих братишек. Рано ушёл из дома, чтобы не быть обузой и даже помогать понемногу. Интернат, техническое училище (или «хобзайка», как они его называли), первые заработки на заводе… Город, где он учился в училище, был далеко от дома, километрах в шестидесяти, а он ездил оттуда (и туда) на велосипеде, чтобы не тратиться на дорогу… Спиртным не увлекался, был скромным до застенчивости, трудолюбивым и умелым парнем. Девушек любил трепетно, без цинизма и развязности, как это частенько бывает у созревающих юнцов… С первой же получки купил подарки для матери и братишек – и приехал домой. Помнил, как мать украдкой смахивала слезу, радуясь за старшенького… Имел в посёлке двух-трёх приятелей, с которыми ходил на рыбалку или охоту, катался на лыжах, если бывала снежная зима, ходил на танцы в соседние сёла, если приезжал летом… Любил технику, сам что-нибудь мастерил, отчаянно гонял на мотоцикле…Однажды серьёзно влюбился в бухгалтершу колхоза, долго дружил и встречался с нею, из-за неё бросил завод и переехал поближе к любимой, устроился в клубе худруком, как сейчас Витя (всё-таки пиликал что-то на аккордеоне)… Потом она изменила ему с близким другом, он травился уксусом, его чудом спасли, но после этого…(Валерий почему-то внезапно вспомнил, что видел сегодня у бабушки бутылку машинного масла на подоконнике) …что-то изменилось в нём, он стал нервным, задумчивым, пристрастился к вину, женщин стал менять слишком часто, и остановился лишь тогда, когда прихватило сердце…Он, к своему удивлению, всерьёз испугался, но всё обошлось и на этот раз, и Валерий… остепенился, стал искать невесту, нашёл её на стройке (общаги были рядом), женился и на этом подвёл черту под своей прежней жизнью… Было ему тогда 29 лет… Теперь у него дочка, комната в общежитии, хорошая работа на том же заводе, где и начинал… Высший разряд токаря, удостоверение ударника пятилетки, портрет и статья в областной газете, выступление по телевидению с рассказом о своей работе… Так было ли счастье?
Нет! Всё же слишком одиноко прожил он половину своей жизни, а какое счастье может быть в одиночестве? Жена моложе его на восемь лет, спокойная, работящая, дочка красивая, умная,- о чём, казалось бы, жалеть? Но сегодня, после обострения давней душевной раны, он понял, что всю свою жизнь хотел быть среди семьи своей матери, в самой её гуще, среди братьев и сестёр, жить их интересами и заботами, их радостями и горестями, а они чтобы жили - его неотделимым братством… Но всю жизнь, при всех её взлётах и падениях, жил в стороне, всю жизнь был одиноким, несмотря на такую громадность родимого семейства!.. И сегодня понял, что это теперь – навсегда…
Боже мой, какая тоска впереди! Нет уже их семьи, она в последний раз сегодня собралась за одним столом, чтобы окончательно распасться, чтобы не повториться больше никогда… Семейный праздник, целые десятилетия согревавший своим светом их сердца, сегодня вспыхнул в последний раз каким-то натужным, неестественным светом – и погас, наполняя сердца мраком неизбывной, нескончаемой тоски…. Боже мой, зачем только рождались и вырастали дети, если теперь у каждого свой одинокий путь, а для родителей и вовсе закончилась жизнь: впереди только горькая старость и печаль…
Валерий поднял яблоко, упавшее к его ногам, и долго смотрел на него… Когда-то весь двор был засажен фруктовыми деревьями, по сути это был упоительно красивый двор-сад: вишни, сливы, яблони, смородина, огромные вербы по окраинам территории… - всё цвело, благоухало, шелестело, переполнялось невероятными плодами, светомузыкой и безотчётной радостью…
Теперь посреди двора осталась лишь старая, полусгнившая яблоня, несравненный белый налив,- остальные деревья или засохли на корню (по старости), или безжалостно вырублены для расширения дворового пространства… (Одна верба в конце теперь уже нового, слегка передвинутого в сторону, сада осталась могучим своим разбросом на радость аистам…) Удивительно, как похожи судьба их семьи и судьба старого немецкого сада! Валерия даже озноб прошиб. Разве может случиться так, чтобы по мановению волшебной палочки встали прежние деревья, расцвели и подарили новые плоды? Валерий закрыл глаза, силясь реально представить себе тот невероятно далёкий цветущий двор-сад, где босоногим мальчишкой он весело бегал по зелёной траве этого райского дворика и был счастлив… Да, да, он был невероятно счастлив! Это неправда, что не была его жизнь счастливой,- он был когда-то по-настоящему, оглушительно счастлив! Только очень давно, давным-давно, когда небо всегда было синее… вишня кипела от буйного цвета… спелые жёлтые сливы дождём падали на голову, едва только встряхивалось деревце… коршун спирально кружил в вышине, словно давая возможность прицелиться в него из самодельного лука и почувствовать себя могучим древним человеком… Это было давным-давно, когда в мире и во всех окрестностях посёлка были большие снега, и он, Валерка, бегал кататься на Афанасьеву горку (по имени его приятеля, жившего недалеко от той горы), когда на месте нынешнего машинного парка и нефтебазы были душистые, усыпанные цветами луга, когда отец гладил его по голове своей горячей, доброй и строгой рукой, когда маленькие радости были огромными, когда можно было уткнуться в подол матери и быть защищённым от всего мира, когда холмы на горизонте были самой заветной мечтой, и он бежал к ним на утренней или вечерней заре, когда, зажмуриваясь и причмокивая, он пил парное молоко, зачерпнутое алюминиевой кружкой прямо из пенного ведра… - счастлив был беспредельно и до конца, даже не зная об этом! Умчалось то время, зыбкое и бесплотное,но неожиданно ярко выплывшее из памяти…Что же осталось теперь? Ничего, ничего… только спелое яблоко в руке, упавшее с засыхающей яблони, помнящей то время, да боль в сердце от невозвратности тепла отцовской руки…
Валерий открыл глаза. Кто-то пристально смотрел на него из темноты, но был невидим, - Валерий только чувствовал чей-то взгляд и медленно оглядывался по сторонам, делая осторожные шаги и не решаясь подать голос. Наконец, он увидел под яблоней собаку и даже не успел испугаться, а только удивился. Собака неподвижно стояла, будто изваяние, и неотрывно смотрела в лицо Валерию. На его движения не реагировала. Словно заворожённый, Валерий тоже замер и шёпотом спросил:«Ну,что,дружок?» Упало яблоко, и собака, вздрогнув, скрылась в полной мгле…
«Что такое?» - спрашивал себя Валерий, испытывая смутное чувство тревоги и печали, когда встречаешься в жизни с чем-то давно знакомым, но неуловимым, и не можешь понять своего чувства… Восточная часть неба чуть-чуть посветлела, и Валерий понял, что скоро наступит рассвет. Папироса в его руке давно погасла, а он стоял посреди любимого двора тихий и грустный, и никуда не хотелось идти…
Стукнула калитка сада, и в полумраке появилась бабушка. Она не видела Валерия, прошла к туалету и там, не заходя в него, слегка присела пописать, Валерий лишь увидел светлое пятно задницы да услышал шум струи… И тут же перед глазами, словно наяву, возникла фигура матери, одетая в рубище, и таким же ранним часом, как теперь, перетаскивающая по двору от туалета к навозной куче парашу из туалета. Всю жизнь она делала это, и никто никогда не видел печального зрелища, только он случайно увидел однажды – и запомнил на всю жизнь! И теперь вспомнил, совсем некстати! Сердце мгновенно заныло, как ныло до этого много часов подряд!
«Нет, с этим надо кончать, и немедленно, уходить надо спокойно, без суеты».
Он поднялся наверх, не включая света, нащупал бутылку с машинным маслом (всё-таки безошибочно запомнил, где она стоит!), залпом осушил её до дна и лёг на кровать, намертво зажав угол подушки зубами…
Где-то во дворе залаяла собака,и Витя (на другом конце посёлка) вздрогнул, вновь оторвался от поцелуя и оглянулся: действительно, кто-то стоял в трёх шагах от него, это всё-таки не было только устойчивым ощущением…
- Витя, извини, можно тебя на минуточку,- в темноте Витя узнал голос жены немого, очень характерный по тембру: грудной и металлический одновременно, невольно заставляющий куда-нибудь вжиматься в целях обороны. – На минуточку только…
- Слушаю Вас, тётя Катя. Что случилось?
- А ты разве ничего не знаешь?
У Вити оборвалось сердце и перехватило дыхание.
- Нет, не знаю… А что такое?
- Муж мой, Колька, рассказал сейчас, что твою мать в больницу увезли, ногу поломала… А я слышу – ты идёшь с Зиной, думаю – может, неправда… Иначе не стал бы… провожать её…
- Кто и куда её повёз?
- Отец твой, в межрайонную больницу…
- Когда?
- Да уж, наверно, час, как будет…
- Спасибо, тётя Катя, я не знал… Зина, извини, я пойду…
Всё это он проговорил очень сдержанно, спокойно, но когда отошёл шагов на сорок, прислонился к какому-то забору и минуты две плакал, стараясь удержать рыдающий голос. Ему удалось справиться с приступом жгучей жалости, и он решил немедленно отправиться в город, к матери,- иначе до первого автобуса изведётся весь… А по дороге поймает какую-нибудь попутку, не все же сволочи…
Он выщел на пустынное шоссе, посмотрел на свой дом,- все огни там были погашены.,.
«И это значит – всё семейство в сборе?» - горько он задал вопрос неизвестно кому и печально поплёлся в сторону города по ночной извилистой дороге…
А с той стороны, навстречу ему, мчался в машине отец…
Он управлял ею почти автоматически, отрешённый от всего окружающего, сосредоточенный на чём-то одном и вместе с тем лунатически точный на сложной дороге…
Изредка мелькала мысль: «А не свернуть ли на два метра в сторону?», но руки продолжали точнейшим образом вписывать машину в частые повороты…
Нет, он не вспоминал о своей зверской вспышке, об оставленной в больнице в тяжелейшем состоянии матери или о драке с Валерием,- рассудок бы этого сейчас не выдержал. Он думал о собаке.
«Ишь, спасительница, выслужиться решила. Ничего подобного! Подстрелю, как миленькую! Да и телкА заодно… Так, ружьё наготове, патронташ в задней комнате… Ещё фонарик, наверное, надо взять, - ослеплю, и никуда не денутся!.. А сколько патронов-то у меня осталось? Мало ли что… Вроде штук семь ещё есть… И ведь не знала, что это я в машине еду, - а тут же исчезла… Собака ещё та… И телок – для тушёнки самое время… Эх, тушёночки бы сейчас!- У отца потекли слюни, но он их не вытирал, вцепившись обеими руками в баранку.- Да и водочки граммов двести – ммых! одно наслаждение! А то за этими делами и пожрать некогда… Пожрать, поесть, покушать… Мать говорила, что приготовила… А как же иначе? Всё-таки праздник в доме… Ха, «деревья навытяжку»,- это я здорово придумал, надо где-нибудь записать… А немой-то, хе-хе, очень славненько мне приложил!.. Здоровый, бычатина… Тоже на тушёнку его, тварь бессловесную!.. Ты сперва объясни, чего надо, а после уж морду мне бей!.. Так, ещё два поворота осталось,- и вот оно, кладбище, во всей своей красе!.. Тоже мне, визитная карточка… Какой дурак придумал сделать при самом въезде в посёлок?.. Дескать, вот вам Бог, а вот – порог, милости просим: туда ли, сюда ли… А в общем, какая разница?.. Где нас нет, там и хорошо…И правильно! Нам только дай волю,- и всё хорошее превратим в плохое… Вон, какие пышные деревья там растут, - парк, да и только… А нашей могилы ещё ни одной там нет… Как говорится, всему своё время, а если что – се ля ви… и шерше ля фам… Одним словом, полный абгемахт!.. Немцы-то в другом месте хоронили… прямо напротив нашего дома… Теперь там жилые дома, магазин, остановка… А кладбища,- словно и не было, я только это и помню… Я вообще мог бы многое вспомнить, написать книгу… Они думают, я ничего не умею… Да я всё умею, не вам меня учить!.. Кто новый сад посадил возле дома? – Я! Кто косы всегда отбивает? – Я! Кто всегда котёл растапливает зимой? – Тоже я! Да, люблю выпить… для аппетиту… Так потому что жил тяжело! Могу хоть на старости лет отдохнуть? А вместо отдыха – скандал в собственном доме! Я вам покажу скандал! Яйца курицу учат! Погодите, вот загоню машину в сарай, - и вы у меня увидите, кто в доме хозяин!.. Ишь, сволочи, до чего довели!.. Довели и смылись, а я расхлёбывай? Ничего подобного! Вы у меня похлебаете, не будь я отцом! Вы у меня так похлебаете, что кровью будете харкать!.."
Он загнал машину в сарай и даже не выключил зажигание, выскочил на двор и как буйвол атаковал крыльцо, боясь потерять свою решимость…
В доме было темно и никого не было, а наверх он подниматься не стал. Не включая света, взял патронташ в маленькой комнате, нащупал в кладовочке ружьё,- и вынес всё это во двор. Он боялся включить свет, чтобы его ничто не отвлекло и не остановило, - а в темноте это гораздо легче… Вспомнил, что не взял впопыхах фонарик, и вернулся за ним в дом…
В это время машина, только что загнанная в сарай, выехала из него и умчалась в сторону города на бешеной скорости. За рулём была Лена…

(Продолжение следует).

За стихотворение голосовали: trenine: 5 ;

  • Currently 5.00/5

Рейтинг стихотворения: 5.0
1 человек проголосовал

Голосовать имеют возможность только зарегистрированные пользователи!
зарегистрироваться

 

Добавить свой комментарий:
Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи
  • RODINA_SELO@MAIL.RU   ip адрес:93.100.33.75
    дата:2012-03-10 17:26

    Предыдущие "порции" здесь:

    1) http://stihidl.ru/poem/134052/
    2) http://stihidl.ru/poem/134169/
    3) http://stihidl.ru/poem/134386/
    4) http://stihidl.ru/poem/134965/
    5) http://stihidl.ru/poem/135145/
    6) http://stihidl.ru/poem/135894/
    7) http://stihidl.ru/poem/136440/
    8) http://stihidl.ru/poem/136461/