Юрий Левитанский

В ОРУЖЕЙНОЙ ПАЛАТЕ

Не березы, не рябины
   и не черная изба -
всё топазы, всё рубины,
   всё узорная резьба.
В размышленья погруженный
   средь музейного добра,
вдруг я замер,
   отраженный
  в личном зеркале Петра.
Это вправду поражало:
  сколько лет ни утекло,
все исправно отражало
  беспристрастное стекло -
серебро щитов и сабель,
     и чугунное литье,
и моей рубахи штапель,
     и обличие мое...
Шел я улицей ночною,
   раздавался гул шагов,
и мерцало надо мною
  небо тысячи веков,
И под этим вечным кровом
  думал я, спеша домой,
не о зеркале Петровом -
   об истории самой,
о путях ее негладких,
   о суде ее крутом,
без опаски,
  без оглядки
   перед плахой и кнутом.
Это помнить не мешает,
  сколько б лет ни утекло,-
все исправно отражает
     неподкупное стекло!

БЕРЕЗА

За стеною голоса
   и звон посуды.
Доводящие до умопомраченья
разговоры за стеною,
        пересуды
и дебаты философского значенья.

Видно, за полночь.
     Разбужен поневоле,
я выскакиваю из-под одеяла.
Что мне снилось?
   Мне приснилось чисто поле,
где-то во поле березонька стояла.

Я кричу за эту стену:
        - Погодите!
Ветер во поле березу пригибает.
Одевайтесь,- говорю,-
        и выходите,
где-то во поле береза погибает.

Пять минут,- кричу,-
     достаточно на сборы.
Станем разом против ветра и мороза...-
Пересуды за стеною,
        разговоры.
Замерзает где-то во поле береза.

БЕЛЫЙ СНЕГ

В ожидании дел невиданных
из чужой страны
в сапогах, под Берлином выданных,
я пришел с войны.

Огляделся.
Над белым бережком
бегут облака.
Горожанки проносят бережно
куски молока.

И скользят,
на глаза на самые
натянув платок.
И скрежещут полозья санные,
и звенит ледок.

Очень белое все
и светлое -
ах, как снег слепит!
Начинаю житье оседлое -
позабытый быт.

Пыль очищена,
грязь соскоблена -
и конец войне.
Ничего у меня не скоплено,
все мое - на мне.

Я себя в этом мире пробую,
я вхожу в права -
то с ведерком стою над прорубью,
то колю дрова.

Растолку картофель отваренный -
и обед готов.
Скудно карточки отоварены
хлебом тех годов.

Но шинелка на мне починена,
нигде ни пятна.
Ребятишки глядят почтительно
на мои ордена.

И пока я гремлю,
орудуя
кочергой в печи,
все им чудится:
бьют орудия,
трубят трубачи.

Но снежинок ночных кружение,
заоконный свет -
словно полное отрешение
от прошедших лет.

Ходят ходики полусонные,
и стоят у стены
сапоги мои, привезенные
из чужой страны.

За стихотворение голосовали: Виола Нелидова: 5 ; белоснежка: 5 ; молния-лидер: 5 ; Леди Чайка: 5 ; : 5 ; altay: 5 ; ririko: 5 ; shvartau: 5 ; бета46: 5 ; : 5 ; Сика: 5 ; venik: 5 ; Легионер: 5 ; Орион: 5 ; trenine: 5 ; Helen: 5 ; akella62: 5 ; иволга: 5 ; anitas: 5 ; piit: 5 ; zeladara: 5 ; galay: 5 ; Людмила Витальева: 5 ; Konstantin: 5 ; Сергей Колмыков: 5 ; RODINA_SELO@MAIL.RU: 5 ; semenytch48: 5 ; paslen: 5 ; Misery: 5 ; Ильх: 5 ; Наиль Бикметов: 5 ;