Автор: ХАНЯ
Рейтинг автора: 36
Рейтинг критика: 54
Дата публикации - 17.08.2012 - 17:49
Другие стихотворения автора
Рейтинг 5
| Дата: 13.04.2012 - 15:07
Рейтинг 5
| Дата: 24.07.2013 - 15:36
Рейтинг 4.8
| Дата: 14.04.2011 - 12:38
Рейтинг 5
| Дата: 06.04.2011 - 19:16
Рейтинг 5
| Дата: 24.06.2011 - 18:43
Рейтинг 4.8
| Дата: 17.05.2011 - 19:27
Рейтинг 4
| Дата: 12.05.2011 - 23:39
Рейтинг 5
| Дата: 06.04.2011 - 19:17
Рейтинг 5
| Дата: 06.04.2011 - 19:15
Поиск по сайту
на сайте: в интернете:

один шаг до вечности

Старые качели скрипели, как ржавые цепи на морском пирсе, горячий воздух кидался в лицо, забивая нос шершавым песком…. Она не хотела снова убивать, но бороться с чужим сознанием со временем стало совсем невыносимо … Она лишь хотела любви, ничего больше! Просто вспомить, почувствовать хоть одно мгновенье, как тысячи маленьких иголочек ныряют под кожу и жаркой волной поднимаются вверх по позвоночнику, а потом стремительным ударом стекают вниз, туда, где переполненное пульсирующее лоно уже сводит легкой судорогой, предвещая взрыв наслаждения, граничащего с болью …. Украсть, как это было всегда, взять то, что тебе не принадлежит, запрещая себе думать о том, что будит потом, после, потому что дальше пустота, лишенная чего бы то ни было, даже страдания. Холод, мрак, бестелесность …
****
Они познакомились случайно, как это и бывает по большей части, всемирная паутина окутавшая сознание миллионов людей…. К ней на почту пришло приглашение на какой-то форум, тоска разрастающаяся в душе в девятый вал, толкнула в бурные обсуждения какой-то ерунды. Совсем скоро они остались вдвоем, тема разговора ушла далеко от исходных параметров: музыка, семья, отношения и между всем этим, эфирным, чуть уловимым полем -- боль, которая сразу показалась какой-то общей, будто пережитой вместе, хотя об этом не говорили ни слова.
Она пропала, как только села его автомобиль, ошарашенное сознание даже и не попыталось поднять никакую заслонку… Запах, голос, который просто хотелось слушать, и та самая волна по позвоночнику, маленькие иголочки, вылезающие из под кожи, и, ныряющие обратно, все глубже….. судорога и наслаждение одновременно, боль и эфория, страх. Бежать, она, почему-то, сразу поняла это, надо бежать, придумать повод , любой, самый нелепый и удирать со всех ног.
Дальше началось ровно то, что называется началом исхода. Она собиралась, изначально, действительно просто попить кофе, но поняла, что с кофе, даже слова выдавить из себя не сможет, попросила заказать коньяк, приятное тепло сняло дрожь. Затем поняла, что не может, не хочет его отпускать, дольше сидеть в баре смысла не было, плюс минус пол часа…. Как велика была надежда, он откажется куда не то с ней ехать ….
Она говорила, спрашивала, не из любопытства, или праздного интереса, ей хотелось прожить с ним часть его жизни, почувствовать и узнать, кто он, как ощущает, видит, понимает…, вдохнуть, то что было без нее, впитать кусочек его ауры, что бы запомнить и унести с собой. Она слушала, пыталась переложить на себя все, что он говорил, просто слушала голос, ловила шорох каждого движения, и отчаянно сопротивлялась себе, тому, что, воспользовавшись ее случайной слабостью, поднималось и росло внутри. То придушенное и забытое, то отравленное, опошленное, преданное и обруганное, то чего она боялась больше всего в жизни – чувство, всепоглощающе, рвущее вдрызг сознание. Она сдавалась понемногу, не сразу, пыталась говорить ему об этом, вела себя, не логично и глупо, да, наверно, именно, так оно и было.
Сначала, решила, что просто позволит себе прикаснуться к нему, ничего больше… Близость сработала сильнейшим катализатором, рычагом, с помощью которого, ее мир полетел ко всем чертям!

***
Она очень боялась, потерять ЕГО, боялась, что что-то сломаетя и она останется нагая даже перед самой собой..... она будто бежала в тунеле, где-то впереди, постоянно отдаляясь – ОН. Она бежит по этому тунелю, подскальзываясь о влажные и склизкие от плесени стенки, падает, встает и снова бежит, а ОН все отдаляется и отдаляется, ровно на то расстояние, которое она , выбиваясь из сил, смогла преодалеть. А все остальное, за стенами этого тунеля -- сын, работа, друзья .... Иногда что-то прорывалось сквозь дрожащую грань реальности, какие-то события, люди, пытались вырвать ее из этого бега, она прислонялась к ним щекой, обнимала, переводила дыхание, ииии...., и отталкивала, отталкивала, собрав в кулак остаток воли, вкладывая в это усилие всю боль, страх, жгучую многолетнюю тоску, све сожаление о том, что бросает тех и то , что еще недавно было ей безмерно дорого, составляло смысл жизни! Толкала и бежала, пытаясь ускориться, что бы, если не сократить расстояние между ней и ИМ, то хотя бы не дать этому расстоянию увеличиться, хотя бы не настолько, чтоб ОН скрылся из виду....
Ей становилось надо Его все больше и больше, она испытывала страшное разочарование, просыпасясь с утра, от того, что его нет рядом. Хотя , все еще оставалась надежда на то, что со временем ее чувства будут притупляться, что она найдет в нем что-то, что ее будит раздражать или разочарует! Она думала, что как и любая болезнь, ее страсть, бесконечное желание обладания, притухнут, будут замещены кем-то или чем-то другим.... Но, с каждым днем лишь утверждалась в мысли, что этого не случится. Прошло меньше года, а сквозь него будто проскочила целая жизнь. Было ощущение,что, до встречи с НИМ, она жила зря или восне, в каком-то бреду. Что бы она не делала -- думала о НЕМ, представлла, что бы ОН делал в тот момент, когда она прсыпалась, как будила бы ЕГО с утра, тихо гладила за ушком, целовала брови, чуть подрагивающие в слетающей утренней истоме веки, как ОН будит пить в постели, заваренный заранее, что бы успел слегка остыть, зеленый чай. Вечерами ловла себя на мысли, что ждет ЕГО, представляла как бы Его встретила, что бы говорила, как бы обняла ЕГО на пороге, или даже выбежала встречать на лестницу! Как звонила бы с вопросом, что приготовить к ужину? Один ли он приедет или с друзьями? Как просыпалась бы ночью, просто ради того, что бы любоваться, тем как ОН дышит во сне, гладила бы по спине, а потом засыпала прижавшись всем телом, к тому человеку, что так неожиданно стал частью ее. И так нестерпимо было больно от того, что у нее всего этого нет, что она всего этого не может!
***

Тело начинало остывать, помирали последние нервные окончания, она уже не могла чувствовать запахов, ноги немели, еще чуть-чуть и перестанут гнуться суставы, жалко, что это всегда происходит так быстро …. Нужно найти место где она его бросит, на этот раз проявив “должное уважение” к жертве. Смерть будит смотреться естественной, может от этого боль его утраты станет чуть меньше. Он любил “ее”, она почувствовала это в тот самый момент….., красивый момент пика блаженства единения, ровно тогда она сжала ее сердце настолько сильно, что порвалась легочная аорта …, и она уже была “ей”. Он обнимал ее, они смеялись, он целовал маленький курносый носик, вытирал ладонью пот, выступивший над ресницами. У них никогда так не было, не было столько нежности, была страсть, ее звериное желание оголодавшей волчицы, только сейчас она поняла, насколько он был с ней равнодушен, как был далек от нее. Обида и горечь захлестнули ее настолько сильно, что на какой-то миг она даже перестала сожалеть об убийстве.
И еще одно чувство, ударившее ее пронизывающим холодом – маленькая, только зарождающаяся жизнь, размером с грецкий орех, еще не осознающая своего существования, но уже пытающаяся бороться, схватиться за не существующий шанс, заставить биться навсегда остановившееся сердце матери… Еще одно его дитя, которому не суждено было увидеть свет.

***

Боже как она могла не знать, не понять! Слезы текли сами по себе, она их уже не замечала. Что она ему скажет, она не собиралась его обманывать, он расценит это как подлость, попытку привязать его против воли! Что делать? Срок примерно 12 недель, так сказали врачи, на таких сроках оборт делают строго по медицинским показаниям, но судя по предварительным данным малыш, не смотря ни на что был здоров. Он уже мог сосать пальчик, пытался переворачиваться, умел закрывать и открывать глазки, так ей говорили, пока она билась в истерике в кабинете, растерявшегося от неожиданности доктора. В течении четырех без хвостика месяцев он прятался за бесконечными кровотеченьями … Ни таксикоза, не прерывания цикла, ничего не было.
Первый поход ко врачу, так давно, кажется в прошлой жизни, закончился назначением гормонов: задержка в 3 дня, смешно, боли, затем наоборот, длительное кровотечение, беглый осмотр – гормональный сбой, отсутствие регулярной половой жизни, болезнь щитовидной железы, возраст …
Появилось объяснение всему – нервозность, повышенная эмоциональность, обидчивость впечатлительность, страх… Никто, никто, включая ее саму не связал это с беременностью. Как же он защищал себя, ее нежеланный, никому не нужный комочек … Она сидела на кровати, обхватив колени руками, раскачиваясь из стороны в сторону, как оловянный болванчик, понимая, что, не смотря ни на что, уже любит его, представляет какие будут у него глаза, хитрые с огромными бездонными зрачками, как у его отца, узкие ладони, небольшой аккуратный , острый как у лисички подбородок. Господи помоги! Она не может, не имеет права не сделать попытки сохранить ему жизнь…
Или, или, хотя бы разделить грех пополам, она на могла, не имела права принимать это решение одна, она хотела получить «право на убийство», благословление, если угодно, услышать то СЛОВО, которым сможет оправдаться, и тогда , может быть, она сможет справится с той болью, которую ей предстоит испытать, не подвинувшись рассудком… Ведь ребенок не должен быть наказанием, он должен быть даром, великим даром… В свое время она делала оборты чаще, чем у многих случался грипп, ровно, без эмоций, будто избавляясь от «нехорошей болезни», но не сейчас, не сейчас, когда она уже чувствовала себя матерью! Приступы удушья подкатывали к горлу, язык становился деревянным, уши закладывало будто в самолете…

***

Нитки, всех цветов радуги: колючая шерсть, похожая на обветренную горчицу, пушистый махер слоновой кости, кричащее кислотными оттенками мулине. Пуговицы, разные, словно россыпь драгоценных камней в сундуке у пиратов: блестящие со стразами, неприметные, маленькие кружочки, с четырьмя дырочками, раскрашенные разноцветной эмалью, как крылья у бабочки. Линейки, молнии, хитроумные застежки на ремни, наборы для вышивки гладью и крестиком, золотистые кружева, разнообразная тесьма и … вязальные спицы. Ей нужны были длинные и прочные, ни в коем случае не алюминиевые, алюминиевые будут гнуться, да и заточить их как следует не получится!

***

Горячая вода, очень горячая, почти обжигающая, динамики кричат – «… и тоже вдыхал дым марихуаны…». И. действительно, в воздухе, чуть просачиваясь сквозь клубы густого пара висит сладковатый запах.
«…я долго думал, крутил все, так, сяк, тех отношений, которые были, уже не будит…».
Она ничего не успела, или, понимая всю глупость того, как это будит звучать теперь, просто не стала говорить, она сама не могла понять. Последние три недели дались ей невыносимо тяжело, она была в бреду, мысли прыгали и путались, боль в душе то и дело переходила в физическую, но она хотя бы попыталась, попыталась поговорить … Теперь ей надо было решать, и это, по воле случая, придется делать ей самой, одной, в этой тягучей жиже времени растекающейся вокруг нее, как куча собачьих экскриментов.
Первый удар в низ живота, пять острых, старательно заточенных на кануне вязальных спиц, второй третий … уже не чувствуется ни боли ни страха. Четвертый пятый, на воде запузырилась розовая пена, зачерпнув пригоршню воды она смотрела, как та просачивается сквозь пальцы, пролетело вспорхнув бабочкой с ладони воспоминание…

***

--Ты знаешь, что бы не случилось, я сегодня все-равно был бы здесь, потому что …
-- Почему?
-- Потом скажу, сейчас я пьян, такие вещи не говорят спьяну.
-- Скажи, ну, пожалуйста, я очень хочу услышать, скажи!
-- Нет.
-- Я люблю тебя, СКАЖИ!
-- Мне хорошо с тобой. Давай не будем …, потом, потом я все cкажу, может быть.

Она гладила ЕГО лицо, убирая взлохмаченные пряди с глаз, одновременно пытаясь толи поцеловать, толи клюнуть в щеку, уголок губ, лоб. Внутри все сжималось и дрожало от предвосхищения того, что это могли быть те слова, которые она так хотела услышать, которые стоили всех благ мира, да что там мира, бесконечности вселенной! Мерцающая лампочка разбитого ночника казалась самой яркой звездой в мире. В этот момент ОН был с ней, только с ней! И ничего, ровным счетом ничего не имело значения, она испытывала то самое абсолютное, всеобъемлющее счастье, весь мир свернулся до размера точки, внутри которой они находились. Сберечь, только бы сберечь!

***

Начинало рассветать, маленькая птичка, с яркой оранжево-желтой грудкой чистила крылышко на тонкой ветке березы. Ветер колыхал молодое деревце, птичка то и дело вскидывала голову , вспархивала на секунду, потом садилась обратно. Странно, раньше она таких птиц в городе не замечала, вначале она ваобще перепутала ее с пожелтевшим листком, пока не заметила шевеление, слишком мала была птаха. И даже механически потянулась к груди за очками…, но резко одернула руку, уж больно «живой» она себя почувствовала в это утро! Это ОНА носила очки, той, кем она сейчас была, они были ни к чему.

***

Она очнулась от жуткого холода, будто ее посадили крио-камеру, как в старом добром американском кино. Встала, выпрыгнула из ванны – ни звука, ни боли ( ведь должна была остаться боль, после то что она сделала, даже если ее постигла неудача) ни капли воды на полу …. Она потянулась за полотенцем, висевшим на батарее, оно должно быть горячим – согреться, только бы согреться, хоть немного. Рука прошла сквозь…, в тот же миг она обнаружила, что ей вовсе не нужно оборачиваться для того, что бы увидеть, что у нее за спиной! Ужас от понимания случившегося, отталкивающая нереальность, невозможность ничего исправить… Тонкие коричневые полоски по краю ванной, как кольца на спиленном многолетнем дереве, становящиеся все бледнее, приближаясь ко дну, маленькая грязная лужица около слива. А посреди всего, словно глупая шутка, дурацкая инсталяция бесталанного подмалевщика, серое растопыренное тело, уже покрытое синюшными подтеками, с торчащими из раздувшегося нутра блестящими, напоминающими иглы дикообраза, вязальными спицами, насмешливо увенчанными разноцветными набалдашниками. На нее смотрели ее собственные глаза, пустые, покрытые поволокой, как те пуговицы в универмаге, в отделе для рукоделия. Тонкие , белые, ввалившиеся в полуоткрытый рот губы. А ведь когда-то в зеркале, ей это лицо казалось красивым…
Теперь она знала, не понимала, а именно знала – пронизывающий холод, словно арктический айзберг, поселился в ней навечно, и то что от нее осталось, это ровно то, от чего она пыталась уйти – cамая сущность страдания, горечи, тоски, лишенные физической оболочки, лишенные возможности ощущать, вечная мерзлота, вечная, за отсутствием сосуда способного удержать что бы-то ни было, пустота. Она была похожа на крупное сито сквозь которое может просочиться что угодно не оставив ни следа, ни намека на то, чем себя являет.

***

Надо успеть, успеть пока не рассвело окончательно, пока на улицу не повалили толпы обалдевших горожан, спешащих на работу, поезда, самолеты… Пока не расшевелился муравейник, пока, окутанные утренним туманом, они останутся незамеченными. ОНА нашла в сумочке паспорт и ключи, и хотела довести ее до дома, пусть останется в собственной кровати, может даже получится раздеться и положить тело под одеяло, будто она померла во сне. В ветровке бренчал телефон, но ОНА уже не смогла вынуть его из кармана, что бы подсмотреть кто звонит, да и какое ЕЙ собственно дело, это не ее жизнь. Пальцы не гнулись, каждое движение давалось все сложнее и сложнее, начиналось окоченение, надо спешить.

***

Она больше никогда не возвращалась в этот дом. Пытаясь привыкнуть теперешнему своему неизбежному существованию, она не хотела или опасалась приблизиться хоть на шаг, к тому, что было ее прошлым, всему тому, что не подлежало возврату. Не хотела знать, горюет ли кто по ней, видеть как растет ее сын, перед которым она так виновата, слышать, что говорят о ней ее друзья, знать, были ли они ей друзьями. Единственное желание, которое в ней осталось и все возрастало со временем – чувствовать, ощущать! Те простые вещи, теперь так недоступные и настолько желанные – вкус, запах, касание и даже боль.
И какова была эйфория, когда она, волей случая поняла, что может воспользоваться чужим, не принадлежащим ей … украсть! Убивать она начала не сразу, по началу, пытаясь просто бороться с чужим сознанием, старательно и неумолимо выталкивающим чуждую сущность. Но эта борьба отнимала слишком много сил, не давая насладиться всем тем, к чему она так стремилась. По началу, она пыталась затаиться, не создавая помех, просто существовать рядом, но, к сожалению, остаться незамеченной никогда не удавалось, и она оставила попытки. Нет, тогда в ней не было жалости, лишь желание и стремление, как можно больше и качественней получить «свое». Поняв, что хочет не ждать а действовать, быть хозяйкой, а не гостьей, она начала выбирать «жертву» с наслаждением, порой изучая ее быт, семью, привычки, и , если ей нравилось, то устраивала себе двухчасовой пир среди чужой жизни, потом сбегала и наслаждалась остатками тепла до того предела, пока очередная «одежка» не начинала «жать». Она научилась убивать разными способами, мгновенно, долго, прерывисто, чуть подпуская ток жизни обратно, а потом стягивая петлю в последнем резком порыве, получая при этом фонтан всевозможных эмоций от содрогания мускул, выброса адреналина, который она уже ощущала совсем ни как страх! Все они не знали, не могли знать, что такое настоящий страх, затяжной как осенний дождь, способный вытянуть дух и скрутить его в тугой узел даже из той сущности, которую она собой ныне являла.
Только сильно позже, в угаре желая еще, не ощутив полной «сытости», не захотев останавливаться, накинувшись на первую попавшуюся теплую струю, чуть различимую в свете ночного фонаря уже опустевшей в ночи улицы, она получила удар, встряхнувший ее и выкинувший из наркотического транса погони за пресыщением. Она не почувствовала сопротивления, лишь волна горечи, грань на которой она сама когда-то находилась, тонкий парус разрываемый ветром дыхания всепоглащающей боли, той самой, что постепенно переходит в физическую, распространяясь по всему телу, как медленно действующий яд, прожигающий каждый орган, каждый сосуд, как кислота бумагу. Воспоминания придавили ее многотонным прессом, ударяя с каждой восстановленной минутой, днем, годом, все сильнее и сильнее. В безграничном своем голоде, понимая уже только собственное желание, которое она не могла удовлетворить уже хотя бы потому, что забыла чего хотела получить, забыла суть того, что могло дать ей вожделенную сытость. Она знала и помнила только «дикую охоту», уже тупую и бесцельную, с нарастающей инерцией наката …, превратившуюся в месть всем и за все.
Но во всем том, чем она стала, в этом сумрачном клубке несуществующего настоящего, горела бледно, можно даже сказать еле мерцала, маленькая искорка, слабая, еле различимая, но способная придать смысл, даже такому не логичному, противному природе вещей существованию. И рядом с этой искрой, маленький комочек, чуть больше апельсина, неразумный, плохо осознающий себя, но всегда бывший рядом, хоть она его и не замечала – ее не родившееся дитя… Она протянула руку, подхватив его в пригоршню – мягкий, нежный, легкий, будто тополиный пух, он проникал в нее, назад, в ледяную утробу, под фантомную защиту эфирной плоти …
И вдруг она поняла, что должна сделать, она словно скользнула по вообразимой спирали вверх, потом еще и еще. Нет, даже не поняла, она знала, просто твердо знала шаг за шагом, виток за витком ее цель реализовывалась, приобретала смысл, образ, перерастала в действие …

***

Раз, два, три, пять …, я иду тебя искать! Она убьет ЕГО, нет не убьет, она подаирит ему вечность, и они снова будут вместе, навсегда, как она того и хотела. Она сделает это быстро и безболезненно, на пол пути перехватив ЕГО, не дав нырнуть за грань, в тот не доступный ей мир, спутает невидимыми нитями, теми самыми, что распяли ее саму здесь, в этой вечной холодной пустоте. Сначала ОН ничего не поймет, потом возненавидит ее, но пройдет время и ОН будит ей благодарен! И …, будит много, много времени, что бы забыь, простить, понять …., время переастающее в пространство, время, которое вопреки всем законам физики до вязкости вещественно и материально. И ей уже никогда не будит одиноко и страшно, и он уже никогда ее не бросит, хотя бы потому, что кроме них здесь никого нет и не может случится, их и не разумного, не осзнащего себя комочка…
Милая маленькая влюбленная девочка, счастливая и беззаботная, как ты не к стати окзалась в не том месте! Она не хотела никого убивать, она просто шла за тем, что ей принадлежит поправу!

За стихотворение голосовали: Фиalочкa: 5 ; Alex-1151: 5 ;

  • Currently 5.00/5

Рейтинг стихотворения: 5.0
2 человек проголосовало

Голосовать имеют возможность только зарегистрированные пользователи!
зарегистрироваться

 

Добавить свой комментарий:
Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи
  • Alex-1151   ip адрес:213.87.121.184
    дата:2012-08-18 13:04

    Отдаю дань уважения Вашему труду. Во-первых, потому что такие объёмы мне недоступны. во-вторых мне кажется, что у Вас есть потенциал на будущий литературный труд. И ещё потому, что, несмотря на маленькие претензии к орфографии и теме (не новая), рассуждения не показались скучными!