Казанова...

Слабый шорох вдоль стен, мягкий бархатный стук…
Ваша поступь легка - шаг с мыска на каблук.
И подернуты страстью зрачки, словно пленкой мазутной.
Любопытство и робость, истома и страх…
Сладко кружится пропасть и стон на губах…
Так замрите пред мертвой витриной, где выставлен труп мой!!!

Я изрядный танцор! Прикоснитесь желаньем - я выйду!
Обратите вниманье – я щеголь, красавец и фат!
Лишь слегка потускнел мой камзол, изукрашенный пылью,
Да в разомкнутой коже оскалиной кости блестят…

На стене молоток - бейте прямо в стекло!
И осколков поток рухнет больно и зло.
Вы падете без вывертов - ярко, но просто, поверьте.
Дребезг треснувшей жизни, хрустальный трезвон…
Тризна в горней отчизне и взрезан виссон…
Я пред Вами, а Вы предо мной - киска, зубки ощерьте.

И оркестр из шести богомолов ударит в литавры!
Я сожму Вашу талию в тонких костлявых руках.
Первый танец - кадриль, на широких лопатках кентавра.
Сорок бешеных па по-над бездной, чье детище – мрак!

Кто сказал: "Казанова не знает любви" - тот не понял вопроса.
Мной изведан безумный полет на хвосте перетертого троса.
Ржавый скрежет лебедок и блоков - мелодия бреда.
Казанова, прогнувшись касаткой, ныряет в поклон менуэта.

За ключицу держитесь - пускайтесь в безудержный пляс.
Не глядите в замочные скважины умерших глаз,
Там, под крышкою черепа, пыль и сушеные мухи.
Я рукой в три кольца обовью Ваш прекрасный каркас,
А затем куртуазно отщелкаю бешенный вальс
Кастаньетами желтых зубов возле Вашего нежного уха.

Нет дороги назад - перекрыта и взорвана трасса.
И не рвитесь из рук - время криво, и вряд ли право.
Серный дым заклубился, скользя по кускам обгорелого мяса,
Вдоль багряных чертогов Властителя Века Сего.

Что Вы вздрогнули, детка - наверно не Армагеддон!
Это яростный рев похотливых блудливых валторн,
В честь одной, безвозвратно погибшей, хоть юной, особы.
И не вздумайте дернуть крест-накрест своею рукой:
Вам же нравится пропасть - так рвитесь скорее за мной!
Будет бал, в любострастии ложа из приторной сдобы.

Плошки с беличьим жиром во мраке призывно мерцают -
Канделябры свихнувшейся, пряной, развратной любви.
Шаг с карниза, рывок на асфальт, где червем отмокает
Прах решенья бороться с вакхическим пульсом в крови.


Кто сказал - "Казанова чарует лишь с целью маневра"?
Мне причастен пикантный полет на хвосте перетертого нерва!!!
Мой напор сокрушит Гималаи и гордые Анды
В монотонной свирепости черной и злой сарабанды.

Sanctus Deus, Sanctus fortis, Sanctus immort;lis, miser;re nobis,
Miser;re nobis.
Sanctus Deus, Sanctus fortis, Sanctus immort;lis, miser;re,
Miser;re nobis.

Треск разорванной ткани, бесстыдная мгла…
В обнаженной нирване схлестнулись тела!
Шорох кожистых крыл - нас баюкают ангелы ночи.
Диким хмелем обвейся и стыло смотри,
Как звезда эдельвейса раскрылась внутри,
Как вибрирует в плеске соития мой позвоночник.

Хрип дыхания слушай, забудь про шаги на дороге -
Там пришли за тобой, только это до времени ждет.
Ты нагая взойдешь на разбитые черные дроги
И безумный возница оскалит ликующий рот.

Леденяще и скупо ударит колдунья Луна,
Содрогнется над крупом возницы худая спина,
Завизжат на дорожных камнях проступившие лица.
В тусклых митрах тумана под крыльями сна
Расплетут пентаграмму Нетопырь и Желна
И совьют леденяще пылающий бред багряницы.

Но не помни об этом в упругом пьянящем экстазе.
Выпестовывай сладость мучительной влажной волны.
Звезды рушатся вбок. Лик ощерен и зверообразен!
Время взорвано зверем и взрезана кровля спины.

Кто сказал "Казанова расчетлив" - тот врет неумело.
Я люблю безоглядно врастать, в прежде чуждое, тело.
Полночь, руки внутри, скоро сердце под пальцами брызнет…
Я пленен сладострастьем полета на осколке взорвавшейся жизни!

Снова шорох вдоль стен, мягкий бархатный стук…
Снова поступь легка - шаг с мыска на каблук…
И подернуты страстью зрачки, словно пленкой мазутной.
Любопытство и робость, истома и страх…
Сладко кружится пропасть и стон на губах.
Подойдите. Вас манит витрина, где выставлен труп мой...

За стихотворение голосовали: Ан Тверпен: 5 ; : 5 ; : 5 ;