КАЗАЧЬЯ СЛАВА И ПЕЧАЛЬ.

Уважаемые читатели! Уважаемые казаки и казачки!
Я представляю вам свой проект сборника избранных стихов казачьих поэтов.
В нём собраны лучшие стихи наших великих поэтов. В этих стихах боль и скорбь о казаках, уничтоженных геноцидом , и сгинувшим в тюрьмах и гулагах, боль и скорбь о покинутой Родине. Мы не должны забывать об этом, и должны донести всю правду о тех трагических днях нашим будущим поколениям. В горниле геноцида погибли более одного миллиона казаков, точной цифры до сего времени не установлено. Более ста тысяч казаков были вынуждены покинуть
Родину спасаясь от геноцида и жить за рубежом.
Мы должны всячески популяризировать творчество наших казачьих поэтов и писателей, чтобы о их нелегкой судьбе и творчестве узнали не только казаки, но и россияне. Я верю, что настанет то время, когда в школах и ВУЗах (по крайней мере на Дону и других казачьих регионах) будут изучать творчество наших поэтов и писателей. Надеюсь, что родственники поэтов поймут моё стремление к популяризации творчества поэтов и не будут предъявлять каких либо претензий ко мне, за что заранее им благодарен. Для того, чтобы ознакомиться подробнее с биографией и творчеством поэтов в интернете наберите на Яндексе или другом поисковике: Казачьи поэты, или фамилию И.О, конкретного поэта или Казачья поэзия. У меня так же есть этот сборник в формате А5 CorelDRAWX3 13 версия для печати в типографиях. Я приглашаю казаков имеющих денежные средства включиться в популяризацию великого наследия наших поэтов. Для этого прошу связаться со мной по электронной почте и мы обсудим как это лучше сделать. Мой адрес электронной почты: vsmirnii5@mail.ru
Успехов и благополучия всем читателям.
С уважением : Л.В.Я. г. Волгоград.


ИЗБРАННЫЕ СТИХИ КАЗАЧЬИХ ПОЭТОВ



КАЗАЧЬЯ СЛАВА И ПЕЧАЛЬ



_____________________________________________________________
В целях восстановления исторической справедливости в отношении казачества, его реабилитации как исторически сложившейся культурно-этнической общности людей, И основываясь на Законе РФ от 26,04,1991г. N 1107-1 «О реабилитации репрессированных народов», постановляю:
1. Осудить, проводившуюся партийно-государственную политику репрессий, произвола и беззакония в отношении казачества и его отдельных представителей.
2. Поддержать движение за возрождение казачества, восстановление экономических, культурных традиций и форм самоуправления.
Из Указа Президента Российской Федерации N 632 от 15 июня 1992 г. _____________________________________________________________
«Мы жестоко виноваты перед Казачеством Коммунистический геноцид, который над Казачеством был учинен – первый геноцид в России и один из первых геноцидов на земле» А.И. Солженицын.
_____________________________________________________________
«Весь двадцатый век корыстно замалчивались великолепные поэты…, И все же они пробились к нам… сквозь железобетонные заслоны космополитической пропаганды.». Поэт Валерий Хатюшин.
( Смотрите Яндекс Казачьи поэты)
*************************************************************************************
ПОЭЗИЯ ПОЛЯКОВА П. С.
В стихотворениях Полякова П.С. звучат нотки восстания против несправедливости судьбы, посланной его любимому краю столько тяжёлых испытаний, и даже богоборческие мотивы, но затаённая в глубине души вера в Бога преодолевает и преображает их…
Слава Богу – ОН нам не дал
Мысли подлой – покориться!
А внушил нам дальше волю
Против зла нещадно биться.
Или:
Боже наш Великий! В темноте столетий
Нам светила вера в правоту Твою
И мы твёрдо знаем – будем мы, как дети,
Под Твоим Покровом у Тебя в Раю.
Россия, Указом Президента 632 от 15 июня 1992г. официально признала факт, что казаки это этнический народ в отношении которого большевиками-коммунистами был учинен ГЕНОЦИД и
Поляков П.С. вправе называть врагами устроителей этого Геноцида
принёсшего столько страданий его народу..


Выражаю величайшую благодарность директору Некоммерческого фонда «Казачье зарубежье» ХОХУЛЬНИКОВУ КОНСТАНТИНУ НИКОЛАЕВИЧУ за сбор и популяризацию творческого наследия казаков зарубежья.

Л.В.Я. г. ВОЛГОГРАД.

.
Примечание: В конце книги дан перевод некоторых казачьих слов
на русский язык (для тех, кто, считает, что у казаков
не было своего национального языка)


*************************************************************************************

Николай Николаевич Туроверов, Донской казак уроженец станицы Старочеркасской Ростовской области. Родился 18 (30) марта 1899 г. в семье Судейского. Закончил Новочеркасское реальное училище и 17-ти лет от роду зачислен в лейб-гвардии Атаманский полк. С атаманцами участвовал в боевых действиях Первой Мировой войны. После развала фронта вернулся на Дон, где стал на сторону Белого Движения. Прошел всю гражданскую войну - участник Ледяного похода, Крым и гнилые воды Сиваша. Вместе с тысячами казаков был вывезен из Крыма, далее - Лемнос, Сербия, а с 1922г. Париж, где более 30 лет работает в банке ДИАС. В 1928г. в Париже издает свой первый сборник стихов «Путь». Он один из активных создателей казачьего землячества, неустанно собирает предметы казачьей военной истории. Во Вторую Мировую войну он сражается с немцами в Африке в рядах французского Иностранного Легиона. Умер поэт осенью 1972г.и похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. В России были изданы не большим тиражам его книга стихов «Двадцатый год - прощай, Россия» в Ростове-на-Дону вышли в свет 2 тома его стихов. За ним быстро закрепилась слава «Баяна казачества». Не только публикации, но и устные выступления сделали его популярным среди соотечественников, живущих вдали от Родины и исступленно мечтающих о возвращении. Прах поэта будет перезахоронен на Дону, согласно его завещанию.

***
Мой милый край, в угаре брани
Тебе я вымолвил – прости;
Но и цветам воспоминаний
Не много лет дано цвести.
Какие пламенные строфы
Напомнят мне мои поля
И эту степь, где бродят дрофы
В сухом разливе ковыля;
Кто дали мглистые раздвинет –
Унылых лет глухую сень –
И снова горечью полыни
Дохнет в лицо горячий день:
Набат станиц, орудий гулы,
Крещенье первого огня,
Когда судьба меня швырнула
От парты прямо на коня.
Нам всем один достался жребий,
Нас озарил один закат,
Не мы ль теперь в насущем хлебе
Вкусили горечь всех утрат?
Неискупимые потери
Укором совести встают,
Когда, стучась в чужие двери,
Мы просим временный приют –
Своих страданий пилигримы,
Скитальцы не своей вины.
Твои ль Париж закроют дымы
Лицо покинутой страны
И беспокойный дух кочевий;
Неповторимые года
Сгорят в твоем железном чреве
И навсегда, и без следа.
Ужели все мы песни спели,
И больше песен нам не петь?
И много лет еще а отеле
Из окон будем мы смотреть?
***
Можно жить еще на свете,
Если видишь небеса,
Если слышишь на рассвете
Птиц веселых голоса,
Если все дороги правы,
И зовет тебя земля
Под тенистые дубравы,
На просторные поля.
Можешь ждать в тревоге тайной,
Что к тебе вернется вновь
Гость желанный, гость случайный-
Беззаботная любовь;
Если снова за стаканом
Ты в кругу своих друзей
Веришь весело и пьяно
Прошлой юности своей.

***
Можно смерти не бояться
Под губительным огнем,
Если можешь управляться
С необъезженным конем,
Если Бог с тобою вместе
Был и будет впереди.
Если цел нательный крестик
На простреленной груди.

***
Степная Родина от ныне
Со мной безмолвно говорит.
Сухая веточка полыни
Неясным пламенем горит-
Она по-своему красива
Насквозь просвечена зарей,
Она горька невыносимо
Как расставание с землей,
Зачем держу её? Помилуй!
Уж не настолько я богат,
Чтоб растерять родной полыни
Неповторимый аромат!

КОНЬ
«Что мой верный друг, не весел,
Что грустишь моя краса?
Я в торбе тебе навесил
Золотистого овса.
Что не ешь его проворно,
А, мотая головой,
Вкусно пахнущие зерна
Рассыпаешь пред собой?
Иль меня ты, друг, не слышишь,
И заветный сахарок
Не берешь, а только дышишь
На протянутый кусок.
Не кусаешь в шутку руки,
Не балуешься со мной,-
Иль почуял день разлуки,
Мой товарищ дорогой?»-
«Нет, хозяин, я не болен,
Рад служить я казаку,
Но рассеять ты не волен,
Лошадиную тоску.
Для меня давно не тайна,
Что сегодня ты принёс
Лишь с похмелья и случайно
Этот сахар и овёс.
Обо мне ты забываешь,
Подъезжая к кабаку,
Одного меня бросаешь,
Кинув повод на луку;
Долго жду тебя на вьюге
У заснеженных перил-
Сколько раз мои подпруги
Отпустить ты позабыл?
А потом хвативши водки,
Зря вихляясь на бока
Ты меня к чужой молодке
Гонишь вскачь от кабака;
Запотелый круп дымится
В непогоде ледяной,
И смеется вся станица
Над тобой и надо мной».

***
Умей же, брат мой, без разбора
Всё изумительно ценить,
Простить разбойника и вора,
Обиду горькую забыть.
Без опасений, без оглядки
Встречать грядущие года,
И не играть с судьбою в прятки,
А быть ей вызовом всегда.

***
Как счастлив я, когда приснится
Мне ласка нежного отца,
Моя далёкая станица
У быстроходного Донца,
На гумне новая солома,
Внизу поёмные луга,
Знакомый кров родного дома,
Реки родные берега,
И слёз невольно сердце просит,
И я рыдать во сне готов,
Когда услышу в спелом просе
Вечерний крик перепелов,
Увижу розовые рощи,
В пожаре дымном облака
И эти воды, где полощет
Заря веселые шелка.
***
Искать я буду терпеливо
Следы казачьей старины:
В пыли станичного архива,
В курганах древней целины,
В камнях черкасского раската,
На приазовских островах,
В клинке старинного булата,
В могильных знаках и словах,
И ляжет путь моих раскопок,
Когда исполнится пора,
От Волги вплоть до Перекопа,
И от Азова до Хопра.
Никем не писанных историй
Найду потерянную нить, -
Пожить бы только на просторе,
Подольше только бы пожить!

***
Я знаю, не будет иначе,
Всему свой черед и пора.
Не вскрикнет никто, не заплачет,
Когда постучусь у двора.
Чужая на выгоне хата,
Бурьян на упавшем плетне,
Да отблеск степного заката,
Застывший в убогом окне.
И скажет негромко и сухо,
Что здесь мне нельзя ночевать
В лохмотьях босая старуха,
Меня не узнавшая мать.

***
Родина! Смущающее слово
Для того кто не привык к борьбе.
Сколько раз её терял, и снова
Находил опять в самом себе!
За потери, за находки эти
Мне ли подлежать суду?
Без него прожил на этом свете
И на том, Бог даст не пропаду.
***
Никто нас не вспомнит, о нас не потужит;
Неспешной водой протекают года.
И было нам плохо и станет нам хуже,
Покоя не будет нигде, никогда.
Да мы и не ищем спокойного года,
Да нам и нисколько не нужен покой:
Свобода ещё с Ледяного похода
Для нас неразлучна с бедой.

***
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня;
Я с кормы все время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл , изнемогая,
За высокою кормой.
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою.
Конь всё плыл теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой деньщик стрелял не мимо-
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.

***
Ужели у края могилы
Познаю в предсмертной тиши
Всю немощь растраченной силы,
Холодную праздность души?
Ужели у самого гроба
Расплатою прожитых дней
Мне будет унылая злоба
На этих живущих людей,
На краткое счастье земное,
На это когда-то мое,
Веселое и молодое.
Чужое теперь бытие?
О, нет! И в последние годы
Развею кощюнственный страх
Пред вечным сияньем природы,
Меня обращающей в прах.

ТОВАРИЩ
Перегорит костер и перетлеет,
Земле нужна холодная зола.
Уже никто напомнить не посмеет
О страшных днях бессмысленного зла.
Нет, не мученьями, страданиями и кровью-
Утратою горчайшей из утрат-
Мы расплатились братскою любовью
С тобой, с тобой, мой незнакомый брат.
С тобой, мой враг, под кличкою «товарищ»
Встречались мы, наверное, не раз.
Меня Господь спасал среди пожарищ,
Да и тебя Господь не там ли спас?
Обоих нас блюла рука Господня,
Когда, почуяв смертную тоску,
Я весь в крови, ронял свои поводья,
А ты в крови, склонялся на луку.
Тогда с тобой мы что-то проглядели,
Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:
Не для того ль мы оба уцелели,
Чтоб вместе за Отчизну умереть?

МАРТ
Гони коня через овраги,
За самый дальний буерак.
Свищи, кричи в лихой отваге
О том, что ты донской казак!..
В степи туманы да бурьяны,
Последний грязный талый снег,
И рьяно правит ветер пьяный
Коней казачьих резвый бег.

СТИХИ К ДОЧЕРИ
Над ковыльной степью веет
Жаркий ветер суховей,
И донская степь синеет
С каждым часом горячей.
И опять в полдневной сини,
Как в минувшие века,
В горьком запахе полыни
Вековечная тоска.
Знаешь, ты о чем тоскует
Эта горькая полынь?
Почему тебя волнует
Эта выжженная синь?
И тебе рожденной где-то
В европейском далеке,
Так знакомо это лето
В суховейном ветерке?
Почему счастливым звоном
Вся душа твоя полна,
Как полна широким Доном
Эта легкая волна?
Почему у перевоза
И песчаных берегов
Ты почувствуешь сквозь слезы
Дочериную любовь,
И поймешь, моя родная,
Возвращаяся домой,
Что нет в мире лучше края,
Чем казачий край степной.
N456 06.06.1952г.

***
Помню горечь соленого ветра,
Перегруженный крен корабля;
Полосою синего фетра
Уходила в тумане земля;
Но, ни криков, ни стонов, ни жалоб,
Ни протянутых к берегу рук,-
Тишина переполненных палуб
Напряглась как натянутый лук,
Напряглась и такою осталась
Тетива наших душ навсегда.
Черной пропастью мне показалась
За бортом голубая вода.

***
Не нужна мне другая могила!
Неподвижно лежу на траве.
Одинокая тучка проплыла
Надо мной высоко в синеве.
Бой затих. И никто не заметил,
Как сияли у тучки края,
Как прощалась со всеми на свете
Отлетевшая нежность моя.

ПРИВЕТ
Памяти М.В.Кузнецова.
Привет тебе из далека.
Кто виноват – судим не мною.
Здесь жизнь по-прежнему легка,
Но легче было б ей с тобою.
Но ты покинул мир земной,
В другой никак не собираясь.
Привет тебе казак родной,
С тобой ещё я повстречаюсь.

***
Только дым воспоминаний,
Или все уже, как дым,
И никто из нас не станет
Тем, чем был он молодым?
И не будет больше лестниц
Потаённых и дверей,
Ожидающих прелестниц
Первой юности твоей;
И превыше всех над ними
Незакатная звезда,
Чьё потом запомнишь имя
Навсегда ты, навсегда;
Пить вино не будешь с другом
За беседой у огня,
Не сожмет твоя подпруга
Непокорного коня,
Безрассудочно и смело
Ты не хватишься за меч,
А стареющее тело
Будешь бережно беречь,
Ничему уже не веря
В мире страшном и пустом,-
Постучится в твои двери
Смерть тогда своим крылом.
***
Ты одна со мною разделила
Юность бесшабашную мою,
Ты меня настойчиво учила
Нужному спокойствию в бою.
А за мной двадцатилетний пыл.
Подхватила нас казачья лава,
Сумасшедший ветер закружил.
Что тогда мне снилось и казалось?
Сколько раз рубил я сгоряча
Смерть свою, которая касалась
Ненароком моего плеча.
Помнишь вьюжный день на Перекопе?
Мертвый конь, разбитые ножны…
Много лет живя с тобой в Европе,
Ничего забыть мы не должны.

***
Закурилась туманом левада,
Журавли улетели на юг,-
Ничего мне на свете не надо,
Мой далёкий единственный друг.
Только старый курень у оврага,
Побуревший соломенный кров,
Да мой стол, на котором бумага
Ожидает последних стихов.

***
Не выдаст моя кобылица.
Не лопнет подпруга седла.
Дымится в Задонье, курится
Седая февральская мгла.
Встает за могилой могила.
Темнеет калмыцкая твердь,
И где-то правее – Корнилов,
В метелях идущий на смерть.
Запомним, запомним до гроба
Жестокую юность свою,
Дымящийся гребень сугроба,
Победу и гибель в бою,
Тоску безисходного гона,
Тревоги в морозных ночах
Да блеск тускловатый погона
На хрупких, на детских плечах.
Мы отдали всё, что имели,
Тебе, восемнадцатый год,
Твоей азиатской метели
Степной – за Россию – поход.

***
В этой доле самой лучшей,
Самой страшной и простой,
Я тебе доверил ключик
От шкатулки золотой.
В ней лежит моя тревога,
Сердце вещее лежит,
И, на самом дне, немного
Не растраченной души.

***
Они сойдутся в первый раз
На обетованной долине.
Когда трубы звенящий глас
В раю повторит крик павлиний,
Зовя всех мертвых и живых
На суд у божьего Престола,
И станут парой часовых
У врат Егорий и Никола;
И сам архангел Михаил,
Спустившись в степь, в лесные чащи.
Разрубит плен донских могил,
Подняв высоко меч горящий, -
И Ермака увидит Бог:
Разрез очей упрямо-смелый.
Носки загнутые сапог,
Шишак и панцирь заржавелый;
В тоске не сбывшихся надежд,
От страшной казни безобразен,
Пройдет с своей ватагой Разин,
Не опустив пред Богом вежд;
Булавин промелькнет Кондратий,
Открыв кровавые рубцы;
За ним - заплата на заплате –
Пройдут зипунные бойцы.
Кто Русь стерег во тьме столетий,
Пока не грянула пора,
И низко их склонились дети
К ботфортам грозного Петра.
В походном синем чекмене,
Как будто только из похода
Проедет Платов на коне
С полками памятного года;
За ним средь кликов боевых,
Взметая пыль дороги райской,
Проскачут с множеством других –
Бакланов, Греков, Иловайский,-
Все те, кто славу казака
Сплетя со славою имперской,
Донского гнали маштака
В отваге пламенной и дерзкой
Туда, где в грохоте войны
Мужала юная Россия, -
Степей наездники лихие,
Отцов достойные сыны;
Но вот дыханье страшных лет
Повеет в светлых рощах рая,
И Каледин, в руках сжимая
Пробивший сердце пистолет,
Пройдет средь крови и отрепий
Донских последних казаков.
И скажет бог: «Я создал степи
Не для того, чтоб видеть кровь» -
«Был тяжкий крест им в жизни дан, -
Заступник вымолвит Никола:
Всегда просил казачий стан
Меня молиться у Престола» -
«Они сыны моей земли! –
Воскликнет пламенный Егорий: -
Моих волков они блюли,
Мне поверяли свое горе».
И Бог, в любви изнемогая.
Ладонью скроет влагу вежд,
И будет ветер гнуть играя,
Тяжелый шелк его одежд.
***
Любовь! Ты знаешь, что такое
Ее животворящий пыл?
И все живое, все земное
Любил ли ты, как я любил?
Когда душа уже не знает
Кому доверится, любя,
Когда весь звездный мир сияет
Лишь над тобой и для тебя,
Когда земля с тобою дышит.
И нет на свете никого,
Кто не поймет и не услышит
Биенья сердца твоего.
Любовь! Но выше всех любовей,
И бескорыстней, и сильней,
Влекущий зов отцовской крови
И крови матери твоей.
Познал я горечь всех скитаний,
Чужую жизнь и чуждый кров,
Все униженье подаяний
У европейских берегов.

***
Как когда-то над сгубленной Сечью
Горевал в своих песнях Тарас, -
Призываю любовь человечью,
Кто теперь погорюет о нас?
Но в разлуке с тобой не прощаюсь,
Мой далёкий отеческий дом, -
Перед Господом не постесняюсь
Называться донским казаком.

***
Звонит, как встарь над Манычем осока,
В степях Хопра свистит седой ковыль,
И поднимает густо и высоко
Горячий ветер розовую пыль.
Нет никого теперь в моей пустыне,
Нет, никого уже мне не догнать;
Казачьи кости в голубой полыни
Не в силах я, увидя опознать.
Ни встречь, ни ожидающих казачек;
Который день - станицы ни одной.
Ах, как тоскливо этот чибис плачет
И все летит, кружася, надо мной.
Спешит, спешит мой конь, изнемогая,
Моя судьба, как серна, в тороках, -
Последняя дорога роковая.
Неезженный тысячелетний шлях.

***
Так кто же я? Счастливый странник,
Хранимый Господом певец.
Иль чернью проклятый изгнанник,
Свой край покинувший беглец?
И почему мне нет иного
Пути средь множества путей,
И нет на свете лучше слова,
Чем имя Родины моей?
Так что же мне? Почет иль плаха,
И чей-то запоздалый плач.
Ах, все равно! Над новой кровью
Кружиться станет вороньё,
Но с прежней верой и любовью
Приду я в царствие Твоё.

КАЗАК
Ты такой ли, как и прежде, богомольный
В чужедальней бусурманской стороне?
Так ли дышишь весело и вольно,
Как дышал когда-то на войне?

Не боишься голода и стужи,
Дружишь с нищетою золотой,
С каждым человеком дружишь,
Оказавшимся поблизости с тобой.

Отдаёшь последнюю рубаху,
Крест нательный даришь бедняку,
Не колеблясь, не жалея – смаху,
Как и подобает казаку.

Так ли ты пируешь до рассвета,
И в любви такой же озорной,
Ты казак и божеским заветом-
Награжден ты лирой золотой.

***
Я только зовам сердца внемлю
И не кляну свою судьбу.
Господь пошлет - родную землю
Ещё почувствую в гробу.
Из камня дикого ограда
И всем ветрам доступный крест-
Какой еще награды надо
Для уроженца здешних мест:
Тому, кто с юных лет по миру
Пошёл бродить, всё пережил,
Всё отдал жизни, только лиру
Свою до гроба сохранил.
Её загробный звук, быть может,
Встревожит чьи-нибудь сердца,
И у креста пастух положит
Пучок сухого чебреца.

***
Две крови: казачьи обе;
Но донская похмельней
И в презрении и в злобе,-
В беспощадности своей;
Никогда ни в чём не каясь,
Что хотела – забрала,
Жизнь взяла, не сомневаясь,
И на волю увела
Из родительского дома
На простор и на разбой,
Чтобы стало все знакомо
В новой жизни озорной.
Над разбоем чайка плачет,
В сердце жалость и любовь,
Это тоже кровь казачья,
Но уже другая кровь.
Это значит, Украина
Мне печальней и родней:
Запорожская кручина,
Песни матери моей.

***
Восемь строчек завещанья
К уцелевшим другам, чтоб
В неизбежный день прощанья
Положили мне на гроб
Синеглазую фуражку
Атаманского полка
И прадедовскую шашку
С лентой алой темляка.


***
Эти дни не могут повторяться-
Юность не вернется никогда.
И туманнее, и реже снятся
Нам чудесные, жестокие года.
С каждым годом меньше очевидцев
Этих страшных легендарных дней.-
Наше сердце приучилось биться
И спокойнее, и глуше, и ровней.
Что теперь мы можем и что смеем?
Полюбив спокойную страну,
Незаметно, медленно стареем
В европейском ласковом плену.
И растёт, и ждёт ли наша смена,
Чтобы вновь, в февральскую пургу,
Дети шли в сугробах по колено
Умирать на розовом снегу.
И над одинокими на свете,
С песнями, идущими на смерть,
Веял тот же сумасшедший ветер,
И темнела сумрачная твердь.
Забыть ли, как на снегу сбитом
В последний раз рубил казак,
Как под размашистым копытом
Звенел промерзший солончак,
И как минутная победа
Швырнула нас через окоп,
И храп коней, и крик соседа,
И кровью залитый сугроб.
Но нас ли помнила Европа,
И кто в нас верил, кто нас знал,
Когда над валом Перекопа
Орды вставал девятый вал.

НИКАКОГО ПРОЩЕНЬЯ НАМ НЕТ…
Задыхаясь, бежали к опушке.
Кто-то крикнул: устал, не могу.
Опоздали мы. Раненный Пушкин
Неподвижно лежал на снегу.
Слишком поздно опять прибежали-
Никакого прощенья нам нет.
Опоздали, опять опоздали
У Дантеса отнять пистолет.
Снова также стояла карета,
Снова был ни к чему наш рассказ,
И с кровавого снега поэта
Поднимал побледневший Данзас.
А потом эти сутки мученья,
На рассвете несдержанный стон,
Ужашающий крик обреченья
И жены летаргический сон.
Отлетела душа, улетела,
Разрешила последний вопрос.
Выносили друзья его тело
На родной петербургский мороз.
И при выносе мы на колени
Становилися прямо в сугроб.
И Тургенев, один лишь Тургенев
Проводил самый близкий нам гроб…
И не десять, не двадцать, не тридцать
Может быть, уже тысячу раз
Снился мне и ещё будет сниться
Этот чей-то не точный рассказ.

***
Не даром дается земля-
Высокая милость Господня,
Казачий престол Покрова;
Заступник Никола-Угодник
Услышит казачьи слова.
Не даром то время настанет,
Когда, соберясь у реки,
На новом станичном майдане
Опять зашумят казаки.
И мельницы встанут над яром,
И лодки в реке заснуют,-
Не даром даётся, не даром,
Привычный станичный уют.
Растите, мужайте, станицы,
Старинною песней звеня;
Веди казаку молодица
Для новых походов коня,
Для новых набегов в пустыне,
В глухой азиатской дали…
О горечь задонской полыни,
Щепотка казачьей земли!
Иль сердце моё раскололось?
Нет – сердце стучит и стучит.
Отчизна, не твой ли я голос
Услышал в парижской ночи?


ФРАНЦИИ
Жизнь не начинается сначала,
Так не надо зря чего-то ждать;
Ты меня с улыбкой не встречала
И в слезах не будешь провожать.
У тебя свои, родные дети,
У тебя я тоже не один,
Приютившийся на годы эти,
Чей-то чужеродный сын.
Кончилась давно моя дорога,
Кончилась во сне и наяву,-
Долго жил у твоего порога,
И еще, наверно, поживу.
Лучшие тебе я отдал годы,
Все тебе доверил, не тая
Франция, страна моей свободы-
Мачеха веселая моя.

РОССИИ
Ты в своей распласталася шири-
Еще новых земель подавай!
Что тебе мой единственный в мире,
Для тебя слишком маленький край,
Что тебе эта слава казачья -
Отшумели твои казаки;
Над могилами их не заплачут,
А сравняют с землей мужики,
И не вольным раскинутым станом,
Не волнующим ржаньем коней
Станет новь за придонским курганом
Над хлебами мужичьих полей.
Не боюсь я твоей укоризны,
Да и можешь ли ты укорять,
Что тобой уготованной тризны
Не могу, не могу я принять.

АЗОВ
Эту землю снова и снова
Поливала горячая кровь.
Ты стояла на башне Азова
Меж встречающих смерть казаков.
И на ранней заре средь тумана,
Как молитва звучали слова:
За Христа, за святого Ивана,
За казачий престол Покрова,
За свободу родную как ветер,
За простую степную любовь,
И за всех православных на свете,
И за свой прародительский кров.
Не смолкало церковное пенье;
Бушевал за спиною пожар;
Со стены ты кидала каменья
В недалеких уже янычар
И хлестала кипящей смолою,
Обжигаясь сама и крича…
Дикий ветер гулял над тобою
И по-братски касался плеча:
За святого Ивана, за волю,
За казачью любовь навсегда!...
Отступала, бежала по полю
И тонула на взморье орда.
Точно пьяная ты оглянулась,-
Твой сосед был уродлив и груб;
Но ты смело губами коснулась
Его черных запёкшихся губ.

***
Покидал я родную станицу,
На войну, уходя наконец.
На шипы подковал кобылицу
У моста наш станичный кузнец.
По иному, звенели подковы,
И казачки глядели мне в след,
И станица казалася новой
Атаманцу семнадцати лет.
Казаки, расставаясь не плачут,
Не встречают разлуку в слезах.
Что же слезы внезапные значат
На веселых отцовских глазах?
Почему материнские руки
Так дрожат, холодея, как лед?
Иль меня уже смерть на поруки
Забрала и назад не вернет?
Ах, отцовские горькие думы!
В полумертвом спокойствии мать!
Я в свои переметные сумы
Положил карандаш и тетрадь.
Это ты еще детская муза
Уезжала со мною в поход.
И не чувствуя лишнего груза,
Кобылица рванулась в намет.

***
За безропотную службу-
В битвах пролитую кровь,
За возвышенную дружбу-
Бескорыстную любовь,
За отцовские могилы-
Родовые образа,
За растраченные силы,
За цыганские глаза,
За угарные попойки,
Где поились подлецы,
И за пропитые тройки-
Золотые бубенцы,-
Только жалкие руины,
Только жалость без конца,
Да столетние раины
У дворянского крыльца.
Без пощады, без возврата,
Без умеющих помочь,
И, как черный флаг пирата,
Всё собой покрыла ночь.

***
Мы шли в сухой и полынной мгле
По раскалённой крымской глине
Бахчисарай, как хан в седле,
Дремал в глубокой котловине.
И в этот день в Чуфут-Кале,
Сорвав бессмертники сухие,
Я выцарапал на скале:
Двадцатый год – прощай Россия!


***
Над весенней водой над затонами
Над простором казачьей земли,
Точно войско Донское – колоннами
Пролетали вчера журавли.
Пролетая, печально курлыкали,
Был далек их подоблачный шлях
Горемыками горе размыкали
Казаки в чужедальних краях.

***
Не дано никакого мне срока,
Вообще ничего не дано,
Порыжела от зноя толока,
Одиноко я еду давно,
Здравствуй, горькая радость возврата,
Возвращенная мне наконец.
Эта степь, эта дикая мята,
Задурманивший сердце чабрец-
Здравствуй, грусть опоздавших наследий,
Недалёкий, последний мой стан
На закатной пустующей меди,
Одинокий высокий курган!
***
Я видел смерть. Быть может снова
Её увижу, но клянусь –
От прародительского крова
Я никогда не откажусь,
И не на что не променяю
Средь самых чёрных, страшных дней
Свою любовь к родному краю
И верность родине моей.
За горсть земли из той долины,
Где всегда стоял мой дом,
Готов отдать я все равнины
И все леса в краю чужом
**************************.
Помяни нас в небе, Пресвятая Дева,
Перед Богом снова вспомни казаков,
Что в молитвах тёплых и степных напевах,
В рук делах суетных - помнят Твой Покров.
Поляков Павел Сергеевич родился 20 декабря 1902 г. на отцовском хуторе Разуваев у юрта станицы Островской, Даниловского района, Волгоградской Области. Учился в реальном училище г. Камышина. С отступающими частями Донской армии, вместе с родителями перешёл границу Грузии, похоронив в Поти мать, переехал в Крым, После эмиграции, в Югославии, окончил курс философского факультета в Белградском университете, работал чиновником Югославского Министерства народного образования. Затем с дочкой Наташей проживал в Мюнхене в Германии. В литературе, как и в политике, он остается бойцом за казачьи идеалы, поэтом, гражданином, певцом казачьей судьбы, бардом возрождения родного народа. И если бы его темы касались глубоких общечеловеческих проблем, он бы выдвинулся в ряд корифеев мировой поэзии, но поэт живет только казачьими радостями и бедами, его гложет только казачья скорбь. Звучным красочным голосом гремит протест против судьбы, истерзанного, изнывающего по концлагерям и гулагам казачьего народа. Умер поэт 13 октября 1991 г. В России изданы: сборник его стихов «Казачьи слава и печаль» объемом 460 страниц и роман «Смерть Тихого Дона» объемом 720 страниц.




МАТЬ
Там лишь небо осталось такое
Как когда-то у нас в старину,
Да казачее солнце степное
По утрам серебрится в Дону.
Да весенние ветры целуют
Краснотал, солонцы, камыши,
И тоскуют, тоскуют, тоскуют
Ковыли в полуночной тиши.
Выйдет, выйдет она за станицу,
И к глазам полушалок прижмет.
И с горячею режущей болью,
Вспоминая, заплачет она
И слезами, как горькою солью,
Окропит сыновей имена.
Сыновья...
Разлетелись по свету,
Растерялися в землях чужих,
Там, где нет ни любви, ни привета,
Там, где нет утешенья для них.
Не ходи, не ходи за станицу,
Поседевшая старая мать,
То, что нам на завалинках снится,
Лишь забытые Богом страницы
И тому никогда не бывать.

***
И когда казачьи кости
Поисточат черви злые,
И тогда я не забуду
Степи наши голубые.
И совсем смешавшись с прахом,
Став землей в сырой могиле,
Буду видеть сны о Воле,
О казачьей павшей Силе.
А когда трубы Господней
Зов услышу Твой, Спаситель,
Выйду я как грешник, каясь,
И — как страшный обвинитель —
Я во всем, во всем признаюсь
В чем я, Павел, Богу грешен,
Но — Казак — скажу я Богу
Почему я безутешен.
Подниму я взор усталый,
Прямо в очи Богу гляну,
Покажу тоски казачьей
Огневую, злую рану.
И спрошу: за что, Великий,
Почему казнил Ты, Боже?
Почему Ты племя наше
Так нещадно уничтожил?
Разве были виноваты
Дети наши, наши жены?
Кто вернет нам рай на землю,
Тихий Дон — врагом сожженный?
И тогда, в тоске великой,
Лишь о нем, отце, рыдая,
Откажусь я от награды,
Не приму иного рая.
Пусть в Гиене я закончу,
В адском пламени сгорая,
Эти муки будут легче,
Чем тоска о Вольном Крае.

КАЗАЧКЕ

Отче наш… звенят слова молитвы…
Трупы турок покрывают вал…
Ты в Азове не боялась битвы
И в руке дымился самопал.

Веря свято Покрову Пречистой
Ты за мужем на валы пошла
И шипя, по склонам травянистым,
Полилась кипящая смола.

А потом… Ах, сотни, сотни вёсен
Сыновей ты снаряжала в бой,
Знала ты, что пули их покосят
И немела от тоски глухой.

Нет на свете добывавших славу.
Дует он горячий суховей,
Пригибает золотые травы
На могиле брошенной твоей…

Мы - ушли… И песни мы сложили
Всё своё сыновне полюбя
И тебя, родная не забыли
И стихи сложили про тебя.

Сколько слёз твои пролили очи,
Сколько болей затаила грудь…
Отче наш! В грядущей, страшной ночи,
Освети ей, мученице, путь.

ДОЧКЕ НА НОВЫЙ ГОД
Всё ты будешь вспоминать, Наташа
Мелочи, быть может – ерунду,
В дни, когда в хатёнку нашу,
В наш курень я больше не войду.
Помнишь ты, как часто пообедав,
Говорили тихо мы вдвоём,
Вспоминали старенького деда,
Оставаясь долго за столом.
Вчерами, трудный день отмаяв,
Сколько, сколько ты просила раз
Повторить про хутор Разуваев
Мой не хитрый, мой простой рассказ.
Жизни боли наконец изведав,
Всё стерпев, что приготовит Бог,
Не забудь своих казачьих дедов,
Свет степной, свой Угол и Порог.
Не забудь ты никогда Наташа,
Про казачье горе и беду,
Вспоминай про эту славу нашу
И тогда, когда я - не приду.

***
Рубахи ворот разорву…
И, слёз ни от кого не пряча,
Шагну. Свалюсь в ковыль-траву,
Заплачу. В радости заплачу,
И землю дедов обниму,
Её дыхание почуя…
И что я в этот миг пойму,
Всё, как причастие, приму,
Как сердца исповедь немую.

БОЙТЕСЬ
Бойтесь… когда молодые
Крылья устанут в полёте…
Разве о сини небесной
Сами вы гимны споёте?
Бойтесь… когда молодые
Очи слеза затуманит…
Кто вам расскажет, что дали
Силой волшебною манят?
Бойтесь,,, когда молодое
Сердце сожмётся от боли…
В ком же вы отклик найдете
Сказке о пламенной Воле?
Бойтесь… коль голос зовущий
В страшной тоске оборвётся…
Чьим же призывам горячим
Ваша душа отзовётся?
Крылья, что к небу взметались,
В солнечных яхонтах рдели…
Бойтесь… коль данное Богом
Вы сохранить не сумели!

БАВАРСКАЯ ПЕСНЯ
С мыслей этой надо примириться
И себе потвёрже втолковать,
Что моей Берёзовской станицы
В жизни мне вовек не увидать.

И поняв, что улетели годы,
И что дней ушедших не вернуть,
Покоряясь велениям природы
Подседлать на безвозвратный путь

Дон-отец ты кровью захлебнулся,
Так прими ж последний мой привет,
Над тобой зарницею взметнулся
Вольной-воли догоревший свет.


ВОТ И ВСЁ
Вот и всё!
А как же страшно много
По-пустому улетевших лет
Ни тебе пустынная дорога
На которой утешенья нет.
Что ни шаг - напрасная утрата,
Что ни день – потеря, жертва, кровь,
А в конце холодная расплата
За мечту, за веру, за любовь.
За любовь к чубатому народу
Что, поднявшись в буре и огне,
Жизнь отдал за призраки свободы!
Веру в Правду передавши мне.
Веру в Правду… с песней, как в угаре,
С Дона нёс. И выбился из сил,
И теперь вот, в голубом Изаре,
Душу я под песни утопил.
Вот и всё!
О жертвах о казачьих
Здесь кровавый повторился сказ.
Здесь, где Запад скопом бьёт лежачих,
Где последних доканают нас.

***
Коль уж слишком темно у меня в курене,
Покупаю тогда я цветы…
Одному, в тишине, снова кажется мне,
Что пришла неожиданно ты.

Этих роз и гвоздик разливное вино
Говорит о тебе. Об улыбке твоей.
Пусть в дождливой ночи потемнело окно,
Мне с цветами – с тобою – теплей.

ВНОВЬ СОШЛИСЬ
Вновь сошлись они сегодня
Эти маленькие люди…
Перемрут и мир культурный
Сразу славу их забудет.
Мефистофелей меж ними,
Иль следа творений Гете,
Иль Шекспира, иль Толстого,
Вы конечно не найдете.
Это сеятели были,
В степь, весной, зарею ранней,
Помолившись, выезжали.
И блюдя обычай древний,
Дон седой любя без меры,
Бились долго и кроваво
За свою святую веру.
И ушли. Навек оставя
Славных прадедов могилы,
Вера в их казачье Право
Их навеки погубила.
А культурный мир, в союзе
С тем, кому правеж не внове,
Перебил их. Строить начал
Жизнь свою на ихней крови.
Уцелевшие, сбираясь
Раз в году в чужом Тироле,
Говорят Творцу на небе
О своих о страшных болях.
Я слыхал молитвы эти
И играл я с ними песни,
Понял я – нет больше жертвы,
Веры в мире - нет чудесней…
Все пройдет, растает, сгинет,
Как туманы по-над Дравой,
Но по Альпам песни эти
Прозвучат казачьей славой.

ОСЕНЬ
Зачалися осенние грозы,
И стекая на мутном окне,
Побежали несчетные слёзы
И напомнили прошлое мне.

Призакрылися тучами горы,
И туманы в лощинах легли,
Облака, в винцерадах, дозором
Над буграми охлюпкой пошли.

Дни бегут, пролетают, проходят,
Что ж, гляди веселее, старик,
Пролежал ты своё половодье
Под отчаянный чибиса крик.

И в степном опалившись пожаре
Всё, отдавши лихому огню,
С винтаря заржавевшего вдарил
По заплывшему в море коню.

За тобой он поплыл… дальше что же?
Ах, пустые считая года,
Жизнь свою ты без радости прожил,
Вспоминая тот выстрел тогда.

Часто, часто ты мазал стреляя.
Только в этот, последний-то раз,
Угодила та пуля лихая
В лошадиный испуганный глаз…

Зачалися осенние грозы,
Капли мутные в тёмном окне,
Будто давние горькие слёзы
По убитом под Сочи коне.

ЗАПАДНЫМ ПОЛИТИКАМ
Не удивляйтесь, что вас бьют.
Вы получили по заслугам,
Орали вы на целый свет,
Хвалясь московским вашим другом.
Но «добрый Джо» издох в Москве.
Собачья смерть лихой собаке.
В испуге долго ждали вы
Конца кремлевской гнусной драки.
И вот в российском трепаке,
Никита выскочил на сцену.
На ваш восторг ответил он,
В Берлине вам построив стену,
Чем дальше в лес, тем больше дров:
На Кубе. В Африке, в эфире,
Растет ваш список дураков
И все теснее в вашем мире.
Взлелеян вами красный хам
И он плюет вам прямо в рожи.
Руками ваших же ослов
Он вас спокойно уничтожит.

ВОСТОК И ЗАПАД
Лобные места –
Сибирь, Гулаг, погосты –
Свято – ленинская русская земля…
А на Западе
Лишь жалкие прохвосты,
Кровью выданных (под Лиенцем)
Торгующая тля.


УМРУ
Умру. Но нет – не замолчу!
Стихов моих напев свободы,
Как четверговую свечу,
Оставлю вольному народу.
И будут в бесконечных снах
Мне наши чудиться станицы.

И будут там читать стихи,
А ангелы – листать страницы.

ПОЭТУ
Не пой поэт, а замолчи.
Любви твоей. Живой и пылкой,
Угаснут светлые лучи
Под хама гнусною ухмылкой.
Он все загадит, загрязнит,
И зависть подлою змеею
Вслед за тобою зашипит
И брызнет бешенной слюною.
Живи в себе, в миру своем,
Куда пойдешь, открыв забрало?
Одно лишь знай - твоим огнем
Горит Извечное Начало.
Знай, в наши дни он, хам, - сильней
И ты никак теперь не в моде,
И нет, не песнею твоей
Будить ее, любовь в народе.
Под пьяный рёв, визг и тосты,
Не слышен ты. Молчи, поэт,
Не нужен ты. Нужны – прохвосты.

ДАРИНКЕ БРАНКОВИЧ.
Близко, близко край подходит,
Скоро я в могилу лягу, —
Ухожу на службу Богу
Дать последнюю присягу.

Близко, близко... ветры стонут...
Тихо всё... чужая хата...
На крючке запела ставня:
«Все уходят без возврата».

Все уходят... Потемнело...
За окном шуршит солома...
Что, бывало, в это время
На Дону я делал дома?

На Дону!.. Прижавшись к печке,
Что молчишь ты, пёс унылый?
Аль и ты задумал думу
О грядущем? О могиле?..

О грядущем... — брось, родимый!..
Брось, душа твоя собачья!..
Аль не знаешь, что с тобою
Нас спасла судьба казачья.

Да, судьба. Из грязной тины,
Ни копейки не имея,
Я себе дружка в изгнаньи,
Помню, вытащил за шею...


И теперь, хвостом виляя,
Ты, в своих собачьих думах,
Надо мною не смеёшься,
Коль я роюсь в старых сумах.

В сумах старых... Вот погоны,
Снимки нашего отряда...
Вот и карточка в бумаге...
Развернуть, или не надо?

Нет не надо… Развернули ?
Поглядеть бы… Нет не надо…
Ветры в окна мне шепнули:
«Всё уходит без возврата»

Всё уходит… Ты любила,
Или так тебе казалось,
Но моё казачье сердце
Всё тогда тебе отдалось.

Всё! Гудит в трубе погода...
Почему мы верны в боли?
Слышь, кутёк, душа собачья,
Скипятить чайку нам, что ли?

Скипятим... Дугою чёрной
Кот согнулся, кот зевает...
Тень его от бледной свечки
На стене крылом махает...

Знает кот... мы выпьем чаю,
Ляжем спать... Чего же надо?
Мне же снова скажет ставня:
«Всё уходит без возврата...».

Без возврата... Ночь без края,
Без конца томит и злится...
Пёс! Ну, мне, я понимаю,
А тебе-то что не спится?

Журнал «Путь Казачества»,
г. Прага (Чехословакия),
№ ю-11 (103-104), 30 июня 1927 года


СТАНИЦА ТЕРНОВСКАЯ
В темноте, в полночи,
Гляну на икону —
От лампады тихой
Светел строгий лик.
В темноте, в полночи,
По родному Дону
В наболевшем сердце
Затаится крик...
Знаю — силы гаснут...
Не сдержусь от боли,
Не сдержу под горло
Подошедших слез
От тоски великой
По ушедшей воле,
От любви безмерной,
Что с собой унес...
Я бы плакал... плакал...
Стал бы на колени:…
Казаки! Да где же
Наш кормилец Дон?
Казаки, за нами —
Наших дедов тени,
И в ушах не молкнет
Погребальный звон...
Али черствым сердцем
Прошлое забыли,
И в душе уснувшей
Шорох трав затих,
И под серым слоем
Иноземной пыли
Потускнела слава
Рыцарей степных...
Я бы сердце вырвал
Из болящей груди, -
Не слыхать бы ночью
Зова ковылей...
Казаки. Вы что же –
Нелюди иль люди;
Или вам в изгнаньи
Умереть милей?
Иль сыны свободы
В страхе покорятся, -
И заплачет горько
Сиротой 'Кубань,
И завянут травы,
Вербы похилятся,
И затопчет лапоть
Войсковую грань…
Казаки, неужли
Дедов наших пламень
Нам; позором вечным
Суждено покрыть...
Казаки, коль с нами
Войсковому праву,
Вольному Присуду
На степи не быть...
Казаки... Папахи
И лампасы скиньте;
Распоров черкески,
Бросьте газыри —
Пусть в станицах будут
Мужики — хозявы,
Пусть царят над степью
Русские цари,
Пусть о нас, ничтожных,
Позабудут люди,
И позор великий
Ляжет лишь на нас...
А о славе дедов
Жить веками будет
В поколеньях новых
Пламенный рассказ...
В темноте, в полночи,
На икону гляну: -
От лампады светел
Взгляд святых очей...
Слышишь, Бог, нам надо
Стеньку в Атаманы
И Присуд казачий
До границ степей...
Затужил я ноне
По Степному Краю
И зашлася в сердце
Боль родной земли...
Ноне с новой верой
Песню заиграю —
Помоги мне, Боже,
Добрый час пошли...

***
Боже дай мне силы выполнить заклятье,
Не покинуть старый одинокий путь,
И Тебя ведь тоже распинали братья,
И Твоя болела от страданий грудь.
Боже, дай мне веру, дни продли до толе,
На заре свободы степи увидать,
До победы правды, до победы воли,
И победе этой песню дай сыграть
И тогда счастливый я уйду из мира.
И тебе и степи – славу пропою,
И душа поэта, веселясь в эфире,
Счастье жизни вечной обретёт в раю.


СТЕПИ
Легли они ширью великой,
Легли меж глубоких морей.
Гордилися волею дикой
Просторы безбрежных степей.
Здесь Игоря грозные рати
На гибель Господь осудил,
И трупами русичей гати
Половец коварный мостил.
И двигались орды Батыя,
И грабил, и жёг Тамерлан.
Здесь Круг зародился впервые,
И с ним - Войсковой Атаман.
И славную дикую волю
Родила бескрайняя ширь,
Ковал здесь завидную долю
Зипунный боец-богатырь.
И севера страшная сила –
Московская грозная рать —
К границам степей подходила,
И вновь обращалася вспять.
Здесь турки увидели чудо –
Не сдался им крепкий Азов.
Ермак Тимофеич отсюда
Повел за Урал казаков.
С красавицей, гордой княжною
Потешился Разин Степан.
Тряхнувши старушкой Москвою,
Погиб Пугачёв Емельян.
Великою смутой впервые
Узнала Москва казаков;
И гордо в станицы родные
Вернулся на Дон Межаков.
За вольную волюшку бился,
Но гнётом суровых годин
Раздавленный, здесь застрелился
Средь степи родной - Булавин.
И, верный всегда Атаману,
Заветы прадедов храня,
Направил в Добруджу к султану
Некрасов Донского коня.
Рождённый Донскою волною,
Граф Платов, сын вольных степей,
Стал лагерем твердой ногою
Среди Елисейских полей.
И Яков Петрович Бакланов,
Свершая по-горски намаз,
Заставил турецких султанов
Забыть навсегда про Кавказ.
И славились степи родные,
Великих рождая сынов,
И ширили грани России
Полки удалых казаков.
Здесь слава и воля родились,
И вырос казак удалой;
Здесь песня-былина сложилась,
Навеяна ширью степной.
Свободой гордилися степи,
Степь вольною вечно была –
И рабства позорные цепи
Она никогда не несла!
Над степью туман опустился...
Как некогда пал Булавин,
Так выборный наш застрелился
Донской атаман - Каледин.
Призывов его не слыхали:
За ним казаки не пошли...
И степи мы в рабство отдали,
И чести своей не спасли...
Теперь нас осталось немного,
Нас степи родные зовут:
Хоть разнятся наши дороги,
Но все они к Дону ведут!
Растут пусть могилы-курганы –
Мы скажем: достойных сынов
Рождали себе Атаманы
Ермак, Булавин, Межаков.

ГОЛОСУЮ – ЗА !
Выпью рюмку за боль и разлуку
И устало закрою глаза…
Тишина. Поднимаю руку.
Голосую – за!
За ушедшие дни и минуты,
Полстолетнюю нашу любовь,
И за руки порвавшие путы,
И за нашу священную кровь.
Но не только за эти за руки,
А и сердца размеренный ход,
Что повёл на скитанья и муки
И меня, и мой славный народ.
Догорают последние зори,
Всё короче бегущие дни,
Всё смешалось – и радость, и горе.
Боже Праведный – Степь помяни.
Ты в созвездий своём океане
Наши малые зришь ли пути?
Мы на них никогда не устанем,,
Будем петь и – идти, и идти.
Твоего не взыскуем мы рая,
С нами вера, тоска и слеза,
Мы за Войско донское шагаем,
Голосуем по-прежнему – За!
НАША ДОЛЯ
Так над нами доля злая,
Издеваясь, насмеялась,
Что навек смыкая вежды,
Тихо скажем – нам осталась
Смерть – последняя надежда.

ЗАВЕТ
Коли Бог молений тайных не услышит,
И на хутор вовсе не вернуся я,
Обращуся к людям — недругам и братьям,
Ни тоски, ни вздоха, слез не затая:
Передайте детям, расскажите внукам,
Что в земле далекой спит степной поэт,
Что душа поэта горлицей летает,
И что ей покоя в мире этом нет.
Панихид священных лучше не служите,
Не просите Бога, всё ведь знает Он,
На чужбине дальней кости соберите,
Принесите кости на родимый Дон.
Их ковыль, что пухом, ласково прикроет,
И дожди прольются из весенних тучь,
Странника Всевышний в мире упокоит,
Солнце на могилу бросит светлый луч.
Вот и будет — счастье. Вот и будет — радость.
От тоски не дрогнут тени мертвых вежд.
И просвищет ветер про потерей сладость,
Про утрат утеху. Скорбь пустых надежд.
Белград 1937

***
Поржавели брошенные пики,
Десять лет тускнели палаши,
А в Дону – от красных тряпок блики,
В алтарях полынь да повилики
И казачьей не видать души,
Не шумят станичные майданы,
Там казак и предан и гоним…
Эй, пора по всем собравшись странам
Отыскать себе нам атамана
И пойти безудержно за ним.


ОТАВА
Докошу последнюю отаву,
Тихим вздохом Поле помяну
И его умученную Славу,
И последний выстрел на Дону.
Всё ушло. А солнце на закате
И не греют, не зовут лучи.
Сказано — не думай о возврате,
Час придёт — навеки замолчи.
Унеси свои лихие боли
В никуда. В немую пустоту.
Был ты в жизни телом на приколе,
А душа — подбита на лету.
Сны твои, мечты, любовь и вера
Растворятся в синеве без дна...
Это всё бесчеловечья мера,
Что придумал людям сатана.
Что же Бог? Какие это дали
Всё сокрыли от предвечных глаз?
Аль о крови, боли и печали
Невзлюбил Он горький мой рассказ?
Докошу последнюю отаву,
Безнадёжно руки уроню...
Сатана ль казачью нашу славу
Или Бог подрезал на корню?
***
ВОРОЖИЛА ТЫ
Ворожила ты мне, говорила:
«Поседеет твоя голова,
А проклятая вражая сила
Разрастется, как в поле трава.
И узнаешь ты горечь скитаний,
И тоску безвозвратных утрат,
Лучший друг, изменивши, обманет,
И предаст заблудившийся брат.
И поймешь, почему без надежды
На кресте не легко умирать,
И смыкая усталые вежды,
Подлость близких своих испытать.
На тропе на твоей одинокой
Станет он — всё загадивший хам.
Будешь петь ты о степи широкой
Внукам, правнукам, только не нам».

ПЕСНЯ
Рождённый для песни и смерти,
Я верю, люблю и пою —
Эй... черти... весёлые черти...
Придумайте тризну мою.
Да, там, на Дону... на кургане,
Купаясь в шелку ковылей,
В предутреннем раннем тумане
Начните вы песнью моей.
Той песнью, где боль и разлука,
Где слёзы, вражда и тоска,
Где муки, предсмертные муки,
И горечь души казака...
А кончите — пляскою дикой,
Чтоб стало вам тошно самим —
Сомните ковыль с повиликой,
И пыль поднимите и дым...
Зелёным огнём пробегите
И в пламя курган обмотав,
На нём из камней соберите
Чертяку с веночком из трав.
Что б рожей противной и мерзкой
Он небу грозил и мигал,
И тенью огромною дерзко
И степи, и Дон заслонял.
«Вольное Казачество»,
г.Прага (Чехословакия),
№10, 25 апреля 1928 гли злой
МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ
Когда от страшной боли злой
В душе звериный крик родится,
Окстись тогда. И песню пой
Об уничтоженных станицах.
Забудь суетный мир чужой,
Что жертвы не заметил нашей.
Закрой глаза. И ропот твой
Вложи моление о Чаше.

СЛАВА
Слава вам - казачьи боли,
Слава вам - казачьи песни,
Нет прекрасней вас на свете,
Нет на свете вас чудесней.
Слава вам – мильоны павших,
Матерей рыданьям – слава!
Слава вам, прикрывшим трупы,
Степовым, пахучим травам.
Вас мы, нет, не позабыли,
Не продали, не предали,
Нам и здесь в изгнаньи, снятся
Наши сказочные дали.
Слава Господу на небе
За тоску и испытанья,
За несчётные потери,
Неизмерные страданья
Слава Богу – Он нам не дал
Мысли подлой – покориться!
А внушил нам дальше волю
Против зла нещадно биться.

НОЧЬЮ
Ночью долгой думы беспрестанны
Бесконечны... жгучи... об одном...
Не зажить вам, огненные раны
На казачьем сердце на больном
Знаю твердо — до могилы надо
Донести зажженную свечу...
Пред тобою, тихая лампада,
Не ропщу, не говорю — молчу.
Покаянья слезы пламенеют,
В прогрешеньях сознаюся всех,
Лишь один упомянуть не смею
Окаянный, непростимый грех.
Смертный грех! Прадедовскую волю
Мы в московской бросили пыли
И чужие утоляя боли
У чужих лишь ненависть нашли.


Из поэмы ИВАН И ФЕНЯ
Говорить или не надо
Здесь о Крыме, о Босфоре,
О Степной Великой Буре,
О казачьем страшном горе…
Много будет песен спето,
Много книг о том напишут,
Но о всём десятой доли
Внуки наши не услышат.
Не услышат, не узнают
И понять-то нас не смогут-
Слишком зла то много было,
Слишком горя было много.
Будто вихрь прошёл по Дону.
Вымел. Вычистил. Развеял.
Будто Бог спешил разрушить,
Что ошибочно содеял.
В ночь сжигалися станицы,
В степи скот без корма падал.
И… за тысячи убитых
Возжигалися лампады.
Будто два стальных гиганта
В грудь земли когтями впились.
И поднялся дым пожарищ.
Реки кровью задымились.
А когда в Новороссийске
Кони брошенные ржали,
Мы привыкшие к несчастьям,
Слёзы тихо вытирали.
Ах! О конях пел я где-то…
Всё равно им вечна слава,
Над костями их, наверно,
Поросли степные травы.
Я в добро теперь не верю.
У меня одна примета:
Коль казак коня оставил,
Все молитвы без ответа.
Все надежды – понапрасну:
В конях - вся казачья сила,
Коли мы её лишились,
Ожидает нас могила.
Запорожцы и Некрасов
Увели коней с собою,
Мы ж поплакали над ними
И… оставили без боя…
Ну, да что там! Было дело.
Кто виновен – всё узнаем,
А пока что… чашу горя
Пьём, никак не допиваем.
Будто мало пить осталось,
Глядь – наполнилася снова.
Правда! Правда! Где-ты? Где-ты?
Кто придумал это слово?

***
А как же с Русью жили мы,
Забыв о выстреле Кондрата?
Мы стерегли замок тюрьмы
На двери собственного брата.
Всесветной славы нашей гул,
Что от Азова был нетленен,
На «усмиреньях» утонул,
На «привилегии» променян.
К Москве нанявшись палачём,
Не утолив свои печали,
Братоубийственным мечом
Друг друга мы уничтожали.
Пороли пьяных мужиков,
Рабочих били мы за стачки,-
Потомки разинских бойцов
Москве служили за подачки.
Вот эти подлые года,
Позора дикие страницы,
Из жизни нашей навсегда
Сотрём в булавинских границах.
Но только стал Москве самой
«Слабоды»жалкий призрак сниться
Мужик поднял истошный вой:
-«Казакам надо-ть потяснитца»
И потеснились казаки…
И что имели всё отдали,
Видали их и Соловки-
И на Колыме их видали.
И Дон седой, и ширь степей,
Что к древней Воле потянулись,
В крови убитых сыновей
От пули Русской захлебнулись.
Пришёл Иван. Явился он,
Прошёлся пьяною присядкой
И закурился самогон
Под балалайку и трёхрядку.
И,сбросив, древние кресты,
Могилы наши осмеяли.
О Воле светлые мечты
В навоз лаптями затоптали.
. . . . . . . . . . . . . . . .
Восстанут вольные народы,
И много соберётся нас,
На праздник истинной свободы.
Чужого права – не убьём,
И ставши снова казаками,
Мы в курене своём родном
Распоряжаться будем сами.

ГЯРОЙ
Куприян Ягорыч от соседа вышел
И домой, задами, напрямик пошёл.
Ноне там приезжий дъякон из станицы
Об нячистой силе разговор завел.

Выпито,конечно, было - до отказу,
Прениев, известно, было – завались!
Атаманец Юдин скалкой отбивалси,
А Семен и Прохор за грудки брались.

Ну, ввязалась в споры бабушка Настасья,
А у ней ухваты – первый аргумент!
Спорщики смирились. И отбой сыграли.
И порядок бабка навела в момент.

Тут Семен Степаныч, сев под образами,
И-эх-да во-от пое-хал, - песню затянул…
Куприян Ягорыч отыскал папаху,
Вышел вроде в сенцы, да и усмыгнул!

Так. идёть, конечно, Куприян Ягорыч,
На курень отцовский направленью взял.
Только под вятлою, в коноплях соседских,
Куприян Ягорыч чёрта увидал!

Из сибе чертяка дюже неказистый.
Ухи растопорил! Носа вовсе нет.
Лысый и камолый. С мордой азиатской.
И вапче – ну чистый Ленина партрет!

А глаза – што угли. Так и жжёт, треклятый
Да как залопочить: «Но, казак, пропал!
Ноне ж в преисподней ты со мною будешь!
Понял? Испужалси? Г-га! Здоров-днявал!»

- 45 -

«Слава богу!» - гаркнул Куприян Ягорыч.
Посинел чертяка, задом начал бить.
Вынул хрест нательный Куприян Ягорыч
И начал чертяку тем хрястом хрястить.

Дым с огнём поднялся буравлём зеленым,
Серой потянуло, чёрт сквозь земь пропал.
Куприян Ягорыч трошки испужалси,
Ну а виду, вопчем, вовсе не подал.

Тольки помаленьку бороду разгладил:
«На табе, чертяка, казака добыть!»
Огляделси – тихо. Повернул к рячушке,
Штоб никто не видел – шаровары мыть.

МЫ САМИ ВИНОВАТЫ
Казаки!
Мы сами виноваты!
Только сами виноваты мы!
Были мы лишь честные солдаты
В подворотне нашей же тюрьмы.
А когда, лихим огнем пылая,
Занялась со всех она сторон,
Мы пошли, тюремщиков спасая,
Позабыв прадедовский закон.
И в обломках рухнувшей громады,
Горя чашу осушив до дна,
Всё ж запели по иному ладу,
Старые припомнив имена.
Вспомнили Кондрата и Степана,
Про казачий вспомнили Присуд,
А на теле — огненные раны,
А тела — на кладбище несут.
Холоден, продажен, безучастен
Мир врагов и жиденьких друзей...
Казаки! Мы проморгали счастье
По вине по собственной своей.
Но чтоб дедов не пропала слава,
Чтоб её позором не покрыть,
Нам надо за Войсковое право,
На сполох по-разински звонить.
И идти, не увлекаясь мщеньем,
Волю нашу в битвах отстоять,
Лишь тогда молитву отпущенья
Сможем мы спокойно прочитать.


- 46 -

СЧАСТЬЕ «ПАТРИОТОВ»
Братцы! Убивайте! Мёртвых забывают,
За безвинно павших здесь никто не мстит.
Города и сёла, храмы разрушайте,
Наносите людям тысячи обид.
Пусть идеек ваших ветер бестолковый
Разнесет, завеет бугорки могил.
Поведет вас в драку проповедник новый,
Кормчий и апостол вновь открытых сил.
Вместе с ним кладбища дружно затопчите,
Тут же песни спойте те, что вам свелят,
В кучи, в толпы, в массы дружно соберитесь
И ура орите ставши к ряду ряд.
Попалив остатки старых поселений,
На корню пшеницу, и сады, и лес,
Вы для пионеров и для комсомола
Напишите сразу бодрый марш «Прогресс»,
А потом авралы, пятилетки, стройки,
И годков за сотню сможете понять,
Что без крови этой, без убийств и драки,
Всё бы можно сделать лет за двадцать пять.
Ежли ж кто-то гавкнет, выразится матом,
Придираться станет к случаю сему,
Вы его – повесьте. К стенке. На Колыму.
В жёлтый дом, В могилы. В лагеря. В тюрьму.
Все тогда поверят в новые идеи,
И что в них, идеях, тысячи чудес.
Вы ж поставьте толпы в стройные колонны
И сыграйте снова бодрый марш «Прогресс».
И пойдут за вами и полки, и роты,
И ура вам снова прокричит народ…
Так ведите ж дальше к счастью «патриотов»
И они поверят, что оно – придёт.

ИНТЕРМЕЦО
Серебрятся виски, серебрятся,
Все белей, да белей голова,
Но в сознаньи, как прежде, родятся,
Закипают, волнуя, слова.
И внезапно, в душе пробуждённой,
Зажигается искра огня,
Разгорается ночью бессонной
И таинственно кличет меня.
Не могу. Никогда не забуду,
И чебрец, и кугу, и полынь,
И спокойную поступь верблюда,
И небес васильковую синь.
Все во мне с юных лет напиталось
Перезвоном с родных хуторов
- 47 -

И до старости в сердце осталась
Песня меди молитвой без слов.
Хороши вы, баварские ели,
И луга, и леса, и ручьи...
Тихо плачут чужие метели,
Поминают надежды мои.
<

За стихотворение голосовали: sersanovich: 5 ;