Бегство

Умываю руки. Остаются слова.
Теряю терпенья остатки, швыряя в камин
рукопись. Выхожу из себя, небесных руин
ощущая зыбкость: наломанные дрова
собрались в несметное полчище.
Рушатся храмы. Ни жива, ни мертва
мать рыдает над телом дочери.
Умываю руки. Остаются одни слова.
Автомобиль сшибает зазевавшегося пешехода.
Самолет, куда выше взлетает, чем желал диспетчер.
От горы еще одну смерть откалывает природа.
В толпу швыряет диктатор помидоры речи.
Перестает дышать обездоленный, и трава
покрывает его останки, становится плотоядной.
Больше мир не снедаем любовью моею жадной.
Умываю руки. Остались одни слова.
Но о чем они? Бог весть, что поведают, и не важно,
печальны они, или вообще буги-вуги.
Слова умирают сказанные однажды,
но после них - всегда остаются звуки.
Звуки, воспитанные огнем,
водой, и медью, прокопченные пылью в шторах,
не достигают слуха, но становятся сном
счастливым. Сходят на не. И остается шорох.
Шорох листка. Лепет младенца. Скрип половицы. -
Род звука рождаемый и умираемый вместе
с его источником, чтобы продлиться…
Что не сослужить тебе никакой службы, тем более, чести.
Тишина. И больше ни слова, ни звука, ни шороха,
ни эха, устремленного в вечность, как волны Солнца.
Что остается? Ни капустной тли, ни всполоха.
Умываю руки. А что ещё остаётся?

2007