Автор: Классика_
Рейтинг автора: 61
Рейтинг критика: 268
Дата публикации - 13.09.2016 - 23:58
Другие стихотворения автора
Рейтинг 4.3
| Дата: 06.07.2016 - 22:42
Рейтинг 5
| Дата: 29.09.2013 - 00:11
Рейтинг 5
| Дата: 07.09.2013 - 21:08
Рейтинг 5
| Дата: 15.01.2015 - 18:06
Рейтинг 5
| Дата: 04.10.2013 - 14:53
Рейтинг 4.9
| Дата: 30.01.2014 - 18:43
Рейтинг 5
| Дата: 22.11.2013 - 23:32
Рейтинг 5
| Дата: 01.02.2014 - 18:01
Рейтинг 5
| Дата: 06.02.2014 - 22:48
Рейтинг 5
| Дата: 14.07.2021 - 15:52
Поиск по сайту
на сайте: в интернете:

Ярослав Смеляков

Ярослав Васильевич Смеляков (годы жизни – 08.01.1913 – 27.11.1972), русский поэт, критик, переводчик. Лауреат Государственной премии СССР.


АНГЛИЙСКАЯ БАЛЛАДА

На мыльной кобыле летит гонец:
"Король поручает тебе, кузнец,
Сработать из тысячи тысяч колец
Платье для королевы".

Над черной кузницей дождь идет.
Вереск цветет. Метель метет.
И днем и ночью кузнец кует
Платье для королевы.

За месяцем - месяц, за годом - год
Горн все горит и все молот бьет,-
То с лютою злобой кузнец кует
Платье для королевы.

Он стал горбатым, а был прямым.
Он был златокудрым, а стал седым.
И очи весенние выел дым
Платья для королевы.

Жена умерла, а его не зовут.
Чужие детей на кладбище несут.
- Так будь же ты проклят, мой вечный труд
Платье для королевы!

Когда-то я звезды любил считать,
Я тридцать лет не ложился спать,
А мог бы за утро одно отковать
Цепи для королевы.


АННА АХМАТОВА

Не позабылося покуда
И, надо думать, навсегда,
Как мы встречали Вас оттуда
И провожали Вас туда.

Ведь с Вами связаны жестоко
Людей ушедших имена:
От императора до Блока,
От Пушкина до Кузмина.

Мы ровно в полдень были в сборе
Совсем не в клубе городском,
А в том Большом морском соборе,
Задуманном еще Петром.

И все стояли виновато
И непривычно вдоль икон -
Без полномочий делегаты
От старых питерских сторон.

По завещанью, как по визе,
Гудя на весь лампадный зал,
Сам протодьякон в светлой ризе
Вам отпущенье возглашал.

Он отпускал Вам перед богом
Все прегрешенья и грехи,
Хоть было их не так уж много:
Одни поэмы да стихи.


БАЛЛАДА ВОЛХОВСТРОЯ

Сюда с мандатом из Москвы
Приехали без проездных
В казенных кожанках волхвы
И в гимнастерках фронтовых.

А в сундучках у них лежат
Пять топоров и пять лопат.

Тут без угара угоришь
И всласть напаришься без дров.
Пять топоров без топорищ
И пять лопат без черенков.

Но в эти годы сущий клад
Пять топоров и пять лопат.

Так утверждался новый рай,
А начинался он с того,
Что люди ставили сарай
Для инструмента своего.

И в нем работники хранят
Пять топоров и пять лопат.

Когда Ильич в больших снегах -
Ушел туда, где света нет,
И свет померк в его очах -
Отсюда хлынул общий свет.

Я слышу, как они стучат,-
Пять топоров и пять лопат.


* * *

Бывать на кладбище столичном,
Где только мрамор и гранит, -
Официально и трагично,
И надо делать скорбный вид.

Молчат величественно тени,
А ты еще играешь роль,
Как тот статист на главной сцене,
Когда уже погиб король.

Там, понимаешь, оробело
Полуничтожный жребий свой...
А вот совсем другое дело
В поселке нашем под Москвой.

Так повелось, что в общем духе
По воскресеньям утром тут,
Одевшись тщательно, старухи
Пешком на кладбище идут.

Они на чистеньком погосте
Сидят меж холмиков земли,
Как будто выпить чаю в гости
Сюда по близости зашли.

Они здесь мраморов не ставят,
А - как живые средь живых -
Рукой травиночки поправят,
Как прядки доченек своих.

У них средь зелени и праха,
Где все исчерпано до дна,
Нет ни величия, ни страха,
А лишь естественность одна.

Они уходят без зазнайства
И по пути не прячут глаз,
Как будто что-то по хозяйству
Исправно сделали сейчас.


ВЫ НЕ ИСЧЕЗЛИ

Внезапно кончив путь короткий
(винить за это их нельзя),
С земли уходят одногодки:
Полузнакомые, друзья.

И я на грустной той дороге,
Судьбу предчувствуя свою,
Подписываю некрологи,
У гроба красного стою.

И, как ведется, по старинке,
Когда за окнами темно,
Справляя шумные поминки,
Пью вместе с вдовами вино.

Но в окруженье слез и шума,
Средь тех, кто жадно хочет жить,
Мне не уйти от гордой думы,
Ничем ее не заглушить.

Вы не исчезли, словно тени,
И не истаяли, как дым,
Все рядовые поколенья,
Что называю я своим.

Вы пронеслись объединенно,
Оставив длинный светлый след, -
Боюсь красот! - как миллионы
Мобилизованных комет.

Но восхваления такие
Чужды и вовсе не нужны
Начальникам цехов России,
Политработникам страны.

Не прививалось преклоненье,
Всегда претил кадильный дым
Тебе, большое поколенье,
К тому, что мы принадлежим.

В скрижали родины Советов
Врубило, как зубилом, ты
Свой идеал, свои приметы,
Свои духовные черты.

И их не только наши дети,
А люди разных стран земли
Уже почти по всей планете,
Как в половодье, понесли.


ДЕНИС ДАВЫДОВ

Утром, ставя ногу в стремя, -
Ах, какая благодать! -
Ты в теперешнее время
Умудрился доскакать.

(Есть сейчас гусары кроме:
Наблюдая идеал,
Вечерком стоят на стреме,
Как ты в стремени стоял.

Не угасло в наше время,
Не задули, извини,
Отвратительное племя:
"Жомини да Жомини".)

На мальчишеской пирушке
В Царском, - чтоб ему! - Селе
Были вы - и ты и Пушкин -
Оба-два навеселе.

И тогда тот мальчик черный
Прокурат и либерал,
По-нахальному покорно
Вас учителем назвал.

Обождите, погодите,
Не шумите - боже мой! -
Раз вы Пушкина учитель,
Значит, вы - учитель мой!


* * *

Если я заболею,
К врачам обращаться не стану,
Обращаюсь к друзьям
(не сочтите, что это в бреду):
Постелите мне степь,
Занавесьте мне окна туманом,
В изголовье поставьте
Ночную звезду.

Я ходил напролом.
Я не слыл недотрогой.
Если ранят меня в справедливых боях,
Забинтуйте мне голову
Горной дорогой
И укройте меня
Одеялом
В осенних цветах.

Порошков или капель - не надо.
Пусть в стакане сияют лучи.
Жаркий ветер пустынь, серебро водопада -
Вот чем стоит лечить.
От морей и от гор
Так и веет веками,
Как посмотришь, почувствуешь:
Вечно живем.

Не облатками белыми
Путь мой усеян, а облаками.
Не больничным от вас ухожу коридором,
А Млечным Путем.


ЗИМНЯЯ НОЧЬ

Татьяне

Не надо роскошных нарядов,
В каких щеголять на балах, -
Пусть зимний снежок Ленинграда
Тебя одевает впотьмах.

Я радуюсь вовсе недаром
Усталой улыбке твоей,
Когда по ночным тротуарам
Идем мы из поздних гостей,

И, падая с темного неба,
В тишайших державных ночах
Кристальные звездочки снега
Блестят у тебя на плечах.

Я ночью спокойней и строже,
И радостно мне потому,
Что ты в этих блестках похожа
На русскую зиму-зиму.

Как будто по стежке-дорожке,
Идем по проспекту домой.
Тебе бы еще бы сапожки,
Да белый платок пуховой.

Я, словно родную науку,
Себе осторожно твержу,
Что я твою белую руку
Покорно и властно держу...

Когда открываются рынки,
У запертых на ночь дверей
С тебя я снимаю снежинки,
Как Пушкин снимал соболей.


КАТЮША

Прощайте, милая Катюша.
Мне грустно, если между дел
Я вашу радостную душу
Рукой нечаянно задел.

Ужасна легкая победа.
Нет, право, лучше скучным быть,
Чем остряком и сердцеедом
И обольстителем прослыть.

Я сам учился в этой школе.
Сам курсы девичьи прошел:
"Я к вам пишу - чего же боле?.."
"Не отпирайтесь. Я прочел..."

И мне в скитаньях и походах
Пришлось лукавить и хитрить
И мне случалось мимоходом
Случайных девочек любить.

Но как он страшен, посвист старый,
Как от мечтаний далека
Ухмылка наглая гусара,
Гусара наглая рука.

Как беспощадно пробужденье,
Когда она молчит, когда,
Ломая пальчики, в смятенье,
Бежит - неведомо куда:

К опушке, в тонкие березы,
В овраг - без голоса рыдать.
Не просто было эти слезы
Дешевым пивом запивать.

Их и сейчас еще немало,
Хотя и близок их конец,
Мужчин красивых и бывалых,
Хозяев маленьких сердец.

У них уже вошло в привычку
Влюбляться в женщину, шутя:
Под стук колес, под вспышку спички,
Под шум осеннего дождя.

Они идут, вздыхая гадко,
Походкой любящих отцов.
Бегите, Катя, без оглядки
От этих дивных подлецов.

Прощайте, милая Катюша.
Благодарю вас за привет,
За музыку, что я не слушал,
За то, что вам семнадцать лет;

За то, что город ваш просторный,
В котором я в апреле жил,
Перед отъездом, на платформе,
Я, как мальчишка, полюбил.


КРЫМСКИЕ КРАСКИ

Красочна крымская красота.
В мире палитры богаче нету.
Такие встречаются здесь цвета,
Что и названья не знаешь цвету.

Тихо скатясь с горы крутой,
День проплывет, освещая кущи:
Красный, оранжевый, золотой,
Синенький, синеватый, синющий.

У городских простояв крылец,
Скроется вновь за грядою горной:
Темнеющий, темный, и под конец -
Абсолютно черный.

Но, в окруженье тюльпанов, да роз,
Я не покрылся забвенья ряской:
Светлую дымку твоих волос
Крым никакой не закрасит краской.

Ночью - во сне, а днем - наяву,
Вдруг расшумевшись и вдруг затихая,
Тебя вспоминаю, тебя зову,
Тебе пишу, о тебе вздыхаю.

Средь этаких круч я стал смелей,
Я шире стал на таком просторе.
У ног моих цвета любви моей -
Плещет, ревет, замирает море.


ЛЮБЕЗНАЯ КАЛМЫЧКА

Курить, обламывая спички, -
Одна из тягостных забот.
Прощай, любезная калмычка,
Уже отходит самолет.

Как летний снег, блистает блузка,
Наполнен счастьем рот хмельной.
Глаза твои сияют узко
От наслажденья красотой.

Твой взгляд, лукавый и бывалый,
В меня, усталого от школ,
Как будто лезвие кинжала,
По ручку самую вошел.

Не упрекая, не ревнуя,
Пью этот стон, и эту стынь,
И эту горечь поцелуя.
Так старый беркут пьет, тоскуя,
Свою последнюю полынь.


ЛЮБКА

Посредине лета
Высыхают губы.
Отойдем в сторонку,
Сядем на диван.
Вспомним, погорюем,
Сядем, моя Люба,
Сядем посмеемся,
Любка Фейгельман!

Гражданин Вертинский
Вертится. Спокойно
Девочки танцуют
Английский фокстрот.
Я не понимаю,
Что это такое,
Как это такое
за сердце берет?

Я хочу смеяться
Над его искусством,
Я могу заплакать
Над его тоской.
Ты мне не расскажешь,
Отчего нам грустно,
Почему нам, Любка,
Весело с тобой?

Только мне обидно
За своих поэтов.
Я своих поэтов
Знаю наизусть.
Как же это вышло,
Что июньским летом
Слушают ребята
Импортную грусть?

Вспомним, дорогая,
осень или зиму,
Синие вагоны,
Ветер в сентябре,
Как мы целовались,
Проезжая мимо,
Что мы говорили
На твоем дворе.

Затоскуем, вспомним
Пушкинские травы,
Дачную платформу,
Пятизвездный лед,
Как мы целовались
У твоей заставы,
Рядом с телеграфом
Около ворот.

Как я от райкома
Ехал к лесорубам.
И на третьей полке,
Занавесив свет:
"Здравствуй, моя Любка",
"До свиданья, Люба!"-
Подпевал ночами
Пасмурный сосед.

И в кафе на Трубной
Золотые трубы, -
Только мы входили, -
Обращались к нам:
"Здравствуйте,
Пожалуйста,
заходите, Люба!
Оставайтесь с нами,
Любка Фейгельман!"

Или ты забыла
Кресло бельэтажа,
Оперу "Русалка",
Пьесу "Ревизор",
Гладкие дорожки
Сада "Эрмитажа",
Долгий несерьезный
Тихий разговор?

Ночи до рассвета,
До моих трамваев?
Что это случилось?
Как это поймешь?
Почему сегодня
Ты стоишь другая?
Почему с другими
Ходишь и поешь?

Мне передавали,
Что ты загуляла -
Лаковые туфли,
Брошка, перманент.
Что с тобой гуляет
Розовый, бывалый,
Двадцатитрехлетний
Транспортный студент.

Я еще не видел,
Чтоб ты так ходила -
В кенгуровой шляпе,
В кофте голубой.
Чтоб ты провалилась,
Если всё забыла,
Если ты смеешься
Нынче надо мной!

Вспомни, как с тобою
Выбрали обои,
Меховую шубу,
Кожаный диван.
До свиданья, Люба!
До свиданья, что ли?
Всё ты потопила,
Любка Фейгельман.

Я уеду лучше,
Поступлю учиться,
Выправлю костюмы,
Буду кофий пить.
На другой девчонке
Я могу жениться,
Только ту девчонку
Так мне не любить.

Только с той девчонкой
Я не буду прежним.
Отошли вагоны,
Отцвела трава.
Что ж ты обманула
Все мои надежды,
Что ж ты осмеяла
Лучшие слова?

Стираная юбка,
Глаженая юбка,
Шелковая юбка
Нас ввела в обман.

До свиданья, Любка,
До свиданья, Любка!
Слышишь? До свиданья,
Любка Фейгельман!


* * *

Мальчики, пришедшие в апреле
В шумный мир журналов и газет,
Здорово мы все же постарели
За каких-то три десятка лет.

Где оно, прекрасное волненье,
Острое, как потаенный нож,
В день, когда свое стихотворенье
Ты теперь в редакцию несешь?

Ах, куда там! Мы ведь нынче сами,
Важно въехав в загородный дом,
Стали вроде бы учителями
И советы мальчикам даем.

От меня дорожкою зеленой,
Источая ненависть и свет,
Каждый день уходит вознесенный
Или уничтоженный поэт.

Он ушел, а мне не стало лучше.
На столе - раскрытая тетрадь.
Кто придет и кто меня научит,
Как мне жить и как стихи писать?


МАНОН ЛЕСКО

Много лет и много дней назад
Жил в зеленой Франции аббат.

Он великим сердцеедом был.
Слушая, как пели соловьи,
Он, смеясь и плача, сочинил
Золотую книгу о любви.

Если вьюга заметает путь,
Хорошо у печки почитать.
Ты меня просила как-нибудь
Эту книжку старую достать.

Но тогда была наводнена
Не такими книгами страна.

Издавались книги про литье,
Книги об уральском чугуне,
А любовь и вестники ее
Оставались как-то в стороне.

В лавке букиниста-москвича
Все-таки попался мне аббат,
Между штабелями кирпича,
Рельсами и трубами зажат.

С той поры, куда мы ни пойдем,
Оглянуться стоило назад -
В одеянье стареньком своем
Всюду нам сопутствовал аббат.

Не забыл я милостей твоих,
И берет не позабыл я твой,
Созданный из линий снеговых,
Связанный из пряжи снеговой.

... Это было десять лет назад.
По широким улицам Москвы
Десять лет кружился снегопад
Над зеленым празднеством листвы.

Десять раз по десять лет пройдет.
Снова вьюга заметет страну.
Звездной ночью юноша придет
К твоему замерзшему окну.

Изморозью тонкою обвит,
До утра он ходит под окном.
Как русалка, девушка лежит
На диване кожаном твоем.

Зазвенит, заплещет телефон,
В утреннем ныряя серебре,
И услышит новая Манон
Голос кавалера де Грие.

Женская смеется голова,
Принимая счастие и пыл...
Эти сумасшедшие слова
Я тебе когда-то говорил.

И опять сквозь синий снегопад
Грустно улыбается аббат.


МЕНШИКОВ

Под утро мирно спит столица,
Сыта от снеди и вина.
И дочь твоя в императрицы
Уже почти проведена.

А впереди - балы и войны,
Курьеры, девки, атташе.
Но отчего-то беспокойно,
Тоскливо как-то на душе.

Но вроде саднит, а не греет,
Хрустя, голландское белье.
Полузаметно, но редеет
Всё окружение твое.

Еще ты, вроде, в прежней силе,
Полудержавен и хорош.
Тебя, однако, подрубили,
Ты скоро, скоро упадешь.

Ты упадешь, сосна прямая,
Средь синевы и мерзлоты,
Своим паденьем пригибая
Березки, елочки, кусты.

Куда девалась та отвага,
Тот всероссийский политес,
Когда ты с тоненькою шпагой
На ядра вражеские лез?

Живая вырыта могила
За долгий месяц от столиц.
И веет холодом и силой
От молодых державных лиц.

Всё ниже и темнее тучи,
Всё больше пыли на коврах.
И дочь твою мордастый кучер
Угрюмо тискает в сенях.


ОПЯТЬ НАЧИНАЕТСЯ СКАЗКА...

Свечение капель и пляска.
Открытое ночью окно.
Опять начинается сказка
На улице, возле кино.

Не та, что придумана где-то,
А та, что течет надо мной,
Сопутствует мраку и свету,
В пыли существует земной.

Есть милая тайна обмана,
Журчащее есть волшебство
В струе городского фонтана,
В цветных превращеньях его.

Я, право, не знаю, откуда
Свергаются тучи, гудя,
Когда совершается чудо
Шумящего в листьях дождя.

Как чаша содружества - брагой,
Московская ночь до окна
Наполнена темною влагой,
Мерцанием капель полна.

Мне снова сегодня семнадцать.
По улицам детства бродя,
Мне нравится петь и смеяться
Под зыбкою кровлей дождя.

Я вновь осенен благодатью
И встречу сегодня впотьмах
Принцессу в коротеньком платье
С короной дождя в волосах.


ПАМЯТНИК

Приснилось мне, что я чугунным стал.
Мне двигаться мешает пьедестал.

В сознании, как в ящике, подряд
Чугунные метафоры лежат.

И я слежу за чередою дней
Из-под чугунных сдвинутых бровей.

Вокруг меня деревья все пусты,
На них еще не выросли листы.

У ног моих на корточках с утра
Самозабвенно лазит детвора,

А вечером, придя под монумент,
Толкует о бессмертии студент.

Когда взойдет над городом звезда,
Однажды ночью ты придешь сюда.

Все тот же лоб, все тот же синий взгляд,
Все тот же рот, что много лет назад.

Как поздний свет из темного окна,
Я на тебя гляжу из чугуна.

Недаром ведь торжественный металл
Мое лицо и руки повторял.

Недаром скульптор в статую вложил
Все, что я значил и зачем я жил.

И я сойду с блестящей высоты
На землю ту, где обитаешь ты.

Приближусь прямо к счастью своему,
Рукой чугунной тихо обниму.

На выпуклые грозные глаза
Вдруг набежит чугунная слеза.

И ты услышишь в парке под Москвой
Чугунный голос, нежный голос мой.


ПЕЙЗАЖ

Сегодня в утреннюю пору,
Когда обычно даль темна,
Я отодвинул набок штору
И молча замер у окна.

Небес сияющая сила
Без суеты и без труда
Сосняк и ельник просквозила,
Да так, как будто навсегда.

Мне - как награда без привычки -
Вся освещенная земля
И дробный стрекот электрички,
Как шов, сшивающий поля.

Я плотью чувствую и слышу,
Что с этим зимним утром слит,
И жизнь моя, как снег на крыше,
В спокойном золоте блестит.

Еще покроют небо тучи,
Еще во двор заглянет зло.
Но все-таки насколько лучше,
Когда за окнами светло!


ПИСЬМО ДОМОЙ

Твое письмо пришло без опозданья,
И тотчас - не во сне, а наяву -
Как младший лейтенант на спецзаданье,
Я бросил все и прилетел в Москву.

А за столом, как было в даты эти
У нас давным-давно заведено,
Уже сидели женщины и дети,
Искрился чай, и булькало вино.

Уже шелка слегка примяли дамы,
Не соблюдали девочки манер,
И свой бокал по-строевому прямо
Устал держать заезжий офицер.

Дым папирос под люстрою клубился,
Сияли счастьем личики невест.
Вот тут-то я как раз и появился,
Как некий ангел отдаленных мест.

В казенной шапке, в лагерном бушлате,
Полученном в интинской стороне,
Без пуговиц, но с черною печатью,
Поставленной чекистом на спине.

Так я предстал пред вами, осужденным
На вечный труд неправедным судом,
С лицом по-старчески изнеможденным,
С потухшим взглядом и умолкшим ртом.

Моя тоска твоих гостей смутила.
Смолк разговор, угас застольный пыл...
Но, боже мой, ведь ты сама просила,
Чтоб в этот день я вместе с вами был!


ПОПЫТКА ЗАВЕЩАНИЯ

Когда умру, мои останки,
С печалью сдержанной, без слез,
Похорони на полустанке
Под сенью слабою берез.

Мне это так необходимо,
Чтоб поздним вечером, тогда,
Не останавливаясь, мимо
Шли с ровным стуком поезда.

Ведь там лежать в земле глубокой
И одиноко и темно.
Лети, светясь неподалеку,
Вагона дальнего окно.

Пусть этот отблеск жизни милой,
Пускай щемящий проблеск тот
Пройдет, мерцая, над могилой
И где-то дальше пропадет...


ПОРТРЕТ

Сносились мужские ботинки,
Армейское вышло белье,
Но красное пламя косынки
Всегда освещало ее.

Любила она, как отвагу,
Как средство от всех неудач,
Кусочек октябрьского флага -
Осеннего вихря кумач.

В нем было бессмертное что-то:
Останется угол платка,
Как красный колпак санкюлота
И черный венок моряка.

Когда в тишину кабинетов
Ее увлекали дела -
Сама революция это
По каменным лестницам шла.

Такие на резких плакатах
Печатались в наши года
Прямые черты делегаток,
Молчащие лица труда.

Лишь как-то обиженно жалась
И таяла в области рта
Ослабшая смутная жалость,
Крестьянской избы доброта.

Но этот родник ее кроткий
Был, точно в уступах скалы
Зажат небольшим подбородком
И выпуклым блеском скулы...


ПОСТОЯНСТВО

Средь новых звезд на небосводе
И праздноблещущих утех
Я, без сомненья, старомоден
И постоянен, как на грех.

Да мне и не к чему меняться,
Не обязательно с утра
По телефону ухмыляться
Над тем, что сделано вчера.

Кому - на смех, кому - на зависть,
Я утверждать не побоюсь,
Что в самом главном повторяюсь
И - бог поможет - повторюсь.

И даже муза дальних странствий,
Дав мне простора своего,
Не расшатала постоянство,
А лишь упрочила его.


ПРЯХА

Раскрашена розовым палка,
Дощечка сухая темна.
Стучит деревянная прялка.
Старуха сидит у окна.

Бегут, утончаясь от бега,
В руке осторожно гудя,
За белою ниткою снега
Весенняя нитка дождя.

Ей тысяча лет, этой пряхе,
А прядей не видно седых.
Работала при Мономахе,
При правнуках будет твоих.

Ссыпается ей на колени
И стук партизанских колес,
И пепел сожженных селений,
И желтые листья берез.

Прядет она ветер и зори,
И мирные дни и войну,
И волны свободные моря,
И радиостанций волну.

С неженскою гордой любовью
Она не устала сучить
И нитку, намокшую кровью,
и красного знамени нить.

Декабрь сменяется маем,
Цветы окружают жилье,
Идут наши дни, не смолкая,
Сквозь темные пальцы ее.

Суровы глаза голубые,
Сияние молний в избе.
И ветры огромной России
Скорбят и ликуют в трубе.


РУССКИЙ ЯЗЫК

У бедной твоей колыбели,
Еще еле слышно сперва,
Рязанские женщины пели,
Роняя, как жемчуг, слова.

Под лампой кабацкой неяркой
На стол деревянный поник
У полной нетронутой чарки,
Как раненый сокол, ямщик.

Ты шел на разбитых копытах,
В кострах староверов горел,
Стирался в бадьях и корытах,
Сверчком на печи свиристел.

Ты, сидя на позднем крылечке,
Закату подставив лицо,
Забрал у Кольцова колечко,
У Курбского занял кольцо.

Вы, прадеды наши, в неволе,
Мукою запудривши лик,
На мельнице русской смололи
Заезжий татарский язык.

Вы взяли немецкого малость,
Хотя бы и больше могли,
Чтоб им не одним доставалась
Ученая важность земли.

Ты, пахнущий прелой овчиной
И дедовским острым кваском,
Писался и черной лучиной
И белым лебяжьим пером.

Ты - выше цены и расценки -
В году сорок первом, потом
Писался в немецком застенке
На слабой известке гвоздем.

Владыки и те исчезали
Мгновенно и наверняка,
Когда невзначай посягали
На русскую суть языка.


СЛЕПЕЦ

Идет слепец по коридору,
Тая секрет какой-то свой,
Как шел тогда, в иную пору,
Армейским посланный дозором,
По территории чужой.

Зияют смутные глазницы
Лица военного того.
Как лунной ночью у волчицы,
Туда, где лампочка теснится,
Лицо протянуто его.

Он слышит ночь, как мать - ребенка,
Хоть миновал военный срок
И хоть дежурная сестренка,
Охально зыркая в сторонку,
Его ведет под локоток.

Идет слепец с лицом радара,
Беззвучно, так же как живет,
Как будто нового удара
Из темноты все время ждет.


СТИХИ, НАПИСАННЫЕ В ПСКОВСКОЙ ГОСТИНИЦЕ

С тех самых пор, как был допущен
В ряды словесности самой,
Я все мечтал к тебе, как Пущин,
Приехать утром и зимой.

И по дороге возле Пскова, -
Чтоб все, как было, повторить, -
Мне так хотелось ночью снова
Тебе шампанского купить.

И чтоб опять на самом деле,
Пока окрестность глухо спит,
Полозья бешено скрипели
И снег стучал из-под копыт.

Все получилось по-иному:
День щебетал, жужжал и цвел,
Когда я к пушкинскому дому
Нетерпеливо подошел.

Но из-под той заветной крыши
На то крылечко без перил
Ты сам не выбежал, не вышел
и даже дверь не отворил.

... И, сидя над своей страницей,
Я понял снова и опять,
Что жизнь не может повториться,
Ее не надо повторять.

А надо лишь с благоговеньем,
Чтоб дальше действовать и быть,
Те отошедшие виденья
В душе и памяти хранить.


СУДЬЯ

Упал на пашне у высотки
Суровый мальчик из Москвы;
И тихо сдвинулась пилотка
С пробитой пулей головы.

Не глядя на беззвездный купол
и чуя веянье конца,
он пашню бережно ощупал
Руками быстрыми слепца.

И, уходя в страну иную
От мест родных невдалеке,
Он землю теплую, сырую
Зажал в коснеющей руке.

Горсть отвоеванной России
Он захотел на память взять,
И не сумели мы, живые,
Те пальцы мертвые разжать.

Мы так его похоронили -
В его военной красоте -
В большой торжественной могиле
На взятой утром высоте.

И если правда будет время,
Когда людей на Страшный суд
Из всех земель, с грехами всеми,
Трикратно трубы призовут, -

Предстанет за столом судейским
Не бог с туманной бородой,
А паренек красноармейский
Пред потрясенною толпой,

Держа в своей ладони правой,
Помятой немцами в бою,
Не символы небесной славы,
А землю русскую свою.

Он все увидит, этот мальчик,
И ни йоты не простит,
Но лесть от правды, боль от фальши
И гнев от злобы отличит.

Он все узнает оком зорким,
С пятном кровавым на груди,
Судья в истлевшей гимнастерке,
Сидящий молча впереди.

И будет самой высшей мерой,
Какою мерить нас могли,
В ладони юношеской серой
Та горсть тяжелая земли.


* * *

Там, где звезды светятся в тумане,
Мерным шагом ходят марсиане.

На холмах монашеского цвету
Ни травы и ни деревьев нету.

Серп не жнет, подкова не куется,
Песня в тишине не раздается.

Нет у них ни счастья, ни тревоги -
Все отвергли маленькие боги.

И глядят со скукой марсиане
На туман и звезды мирозданья.

... Сколько раз, на эти глядя дали,
О величье мы с тобой мечтали!

Сколько раз стояли мы смиренно
Перед грозным заревом вселенной!

... У костров солдатского привала
Нас иное пламя озаряло.

На морозе, затаив дыханье,
Выпили мы чашу испытанья.

Молча братья умирали в ротах.
Пели школьницы на эшафотах.

И решили пехотинцы наши
Вдоволь выпить из победной чаши.

Было марша нашего начало
Как начало горного обвала.

Пыль клубилась. Пенились потоки.
Трубачи трубили, как пророки.

И солдаты медленно, как судьи,
Наводили тяжкие орудья.

Дым сраженья и труба возмездья.
На фуражках алые созвездья.

... Спят поля, засеянные хлебом.
Звезды тихо освещают небо.

В темноте над братскою могилой
Пять лучей звезда распространила.

Звезды полуночные России.
Звездочки армейские родные.

... Телескопов точное мерцанье
Мне сегодня чудится вдали:

Словно дети, смотрят марсиане
На Великих Жителей Земли.


* * *

Ты все молодишься. Все хочешь
Забыть, что к закату идешь:
Где надо смеяться - хохочешь,
Где можно заплакать - поешь.

Ты все еще жаждешь обманом
Себе и другим доказать,
Что юности легким туманом
Ничуть не устала дышать.

Найдешь ли свое избавленье,
Уйдешь ли от боли своей
В давно надоевшем круженье,
В свечении праздных огней?

Ты мечешься, душу скрывая
И горькие мысли тая,
Но я-то доподлинно знаю,
В чем кроется сущность твоя.

Но я-то отчетливо вижу,
Что смысл недомолвок твоих
Куда человечней и ближе
Актерских повадок пустых.

Но я-то давно вдохновеньем
Считать без упрека готов
Морщинки твои - дуновенье
Сошедших со сцены годов.

Пора уже маску позерства
На честную позу сменить.
Затем, что довольно притворства
И правдою, трудной и черствой,
У нас полагается жить.

Глаза, устремленные жадно.
Часов механический бой.
То время шумит беспощадно
Над бедной твоей головой.


ХОРОШАЯ ДЕВОЧКА ЛИДА

Вдоль маленьких домиков белых
Акация душно цветет.
Хорошая девочка Лида
На улице Южной живет.

Ее золотые косицы
Затянуты, будто жгуты.
По платью, по синему ситцу,
Как в поле, мелькают цветы.

И вовсе, представьте, неплохо,
Что рыжий пройдоха апрель
Бесшумной пыльцою веснушек
Засыпал ей утром постель.

Не зря с одобреньем веселым
Соседи глядят из окна,
Когда на занятия в школу
С портфелем проходит она.

В оконном стекле отражаясь,
По миру идет не спеша
Хорошая девочка Лида.
Да чем же она хороша?

Спросите об этом мальчишку,
Что в доме напротив живет.
Он с именем этим ложится
И с именем этим встает.

Недаром на каменных плитах,
Где милый ботинок ступал,
"Хорошая девочка Лида", -
В отчаяньи он написал.

Не может людей не растрогать
Мальчишки упрямого пыл.
Так Пушкин влюблялся, должно быть,
Так Гейне, наверно, любил.

Он вырастет, станет известным,
Покинет пенаты свои.
Окажется улица тесной
Для этой огромной любви.

Преграды влюбленному нету:
Смущенье и робость - вранье!
На всех перекрестках планеты
Напишет он имя ее.

На полюсе Южном - огнями,
Пшеницей - в кубанских степях,
На русских полянах - цветами
И пеной морской - на морях.

Он в небо залезет ночное,
Все пальцы себе обожжет,
Но вскоре над тихой Землею
Созвездие Лиды взойдет.

Пусть будут ночами светиться
Над снами твоими, Москва,
На синих небесных страницах
Красивые эти слова.


ШИНЕЛЬ

Когда метет за окнами метель,
Сияньем снега озаряя мир,
Мне в камеру бросает конвоир
Солдатскую ушанку и шинель.

Давным-давно, одна на коридор,
В часы прогулок служит всем она:
Ее носили кража и террор,
Таскали генералы и шпана.

Она до блеска вытерта, притом,
Стараниям портного вопреки
Ее карман заделан мертвым швом,
Железные отрезаны крючки.

Но я ее хватаю на лету,
В глазах моих от радости темно.
Еще хранит казенное сукно
Недавнюю людскую теплоту.

Безвестный узник, сын моей земли,
Как дух сомненья ты вошел сюда,
И мысли заключенные прожгли
Прокладку шапки этой навсегда.

Пусть сталинский конвой невдалеке
Стоит у наших замкнутых дверей.
Рука моя лежит в твоей руке,
И мысль моя беседует с твоей.

С тобой вдвоем мы вынесем тюрьму,
Вдвоем мы станем кандалы таскать,
И если царство вверят одному,
другой придет его поцеловать.

Вдвоем мы не боимся ничего,
Вдвоем мы сможем мир завоевать,
И если будут вешать одного,
Другой придет его поцеловать.

Как ум мятущийся, ум беспокойный мой,
Как душу непреклонную мою,
Сидящему за каменной стеной
Шинель и шапку я передаю.


Я ОТСЮДОВА УЙДУ...

Я на всю честную Русь
Заявил, смелея,
Что к врачам не обращусь,
Если заболею.

Значит, сдуру я наврал
Или это снится,
Что и я сюда попал,
В тесную больницу?

Медицинская вода
И журнал «Здоровье».
И ночник, а не звезда
В самом изголовье.

Ни морей и ни степей,
Никаких туманов,
И окно в стене моей
Голо без обмана.

Я ж писал, больной с лица,
В голубой тетради
Не для красного словца,
Не для денег ради.

Бормочу в ночном бреду
Фельдшерице Вале:
"Я отсюдова уйду,
Зря меня поймали.

Укради мне - что за труд?!
Ржавый ключ острожный".

Ежели поэты врут,
Больше жить не можно.

За стихотворение голосовали: aleksandr0915: 5 ; Людмила Витальева: 5 ; Кухтов С.Г.: 5 ; Леся Кош: 5 ;

  • Currently 5.00/5

Рейтинг стихотворения: 5.0
4 человек проголосовало

Голосовать имеют возможность только зарегистрированные пользователи!
зарегистрироваться

 

Добавить свой комментарий:
Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи
  • Zalina   ip адрес:31.47.140.0
    дата:2016-09-14 00:25

    Вот дрогнула рука от восторга и нажалась пимпочка не туда . Ликвидируйте, пожалуйста, мою оценку - я заново поставлю. Особенное "5" за английскую балладу.
  • Кухтов С.Г.   ip адрес:176.32.154.229
    дата:2016-09-15 00:12

    Если я заболею... Любка... девочка Лида...
    Как всё это знакомо, да где-то далеко упрятано в памяти.
    Спасибо, Сергей! Смеляков - это моё.