Автор: Классика_
Рейтинг автора: 61
Рейтинг критика: 268
Дата публикации - 19.05.2017 - 21:33
Другие стихотворения автора
Рейтинг 4.3
| Дата: 06.07.2016 - 22:42
Рейтинг 5
| Дата: 29.09.2013 - 00:11
Рейтинг 5
| Дата: 07.09.2013 - 21:08
Рейтинг 5
| Дата: 15.01.2015 - 18:06
Рейтинг 5
| Дата: 04.10.2013 - 14:53
Рейтинг 4.9
| Дата: 30.01.2014 - 18:43
Рейтинг 5
| Дата: 22.11.2013 - 23:32
Рейтинг 5
| Дата: 01.02.2014 - 18:01
Рейтинг 5
| Дата: 06.02.2014 - 22:48
Рейтинг 5
| Дата: 14.07.2021 - 15:52
Поиск по сайту
на сайте: в интернете:

Андрей Вознесенский

Андрей Андреевич Вознесенский (годы жизни - 12.05.1933- 01.06.2010), советский и российский поэт, публицист, художник и архитектор. Лауреат Государственной премии СССР (1978 год) и Премии Правительства РФ (2010 год, посмертно). Один из известнейших поэтов - шестидесятников. Также известен как поэт-песенник.


БАЛЛАДА 41 ГОДА

Партизанам Керченской каменоломни

Рояль вползал в каменоломню.
Его тащили на дрова
К замерзшим чанам и половням.
Он ждал удара топора!

Он был без ножек, черный ящик,
Лежал на брюхе и гудел.
Он тяжело дышал, как ящер,
В пещерном логове людей.

А пальцы вспухшие алели.
На левой - два, на правой - пять...
Он опускался на колени,
Чтобы до клавишей достать.

Семь пальцев бывшего завклуба!
И, обмороженно-суха,
С них, как с разваренного клубня,
Дымясь, сползала шелуха.

Металась пламенем сполошным
Их красота, их божество...
И было величайшей ложью
Все, что игралось до него!

Все отраженья люстр, колонны...
Во мне ревет рояля сталь.
И я лежу в каменоломне.
И я огромен, как рояль.

Я отражаю штолен сажу.
Фигуры. Голод. Блеск костра.
И, как коронного пассажа,
Я жду удара топора!


В ДНИ НЕСЛЫХАННО БОЛЕВЫЕ...

В дни неслыханно болевые
Быть без сердца - мечта.
Чемпионы лупили навылет -
Ни черта!

Продырявленный, точно решёта,
Утешаю ажиотаж:
"Поглазейте в меня, как в решетку, -
Так шикарен пейзаж!"

Но неужто узнает ружье,
Где, привязано нитью болезненной,
Бьешься ты в миллиметре от лезвия,
Ахиллесово сердце мое!?

Осторожнее, милая, тише...
Нашумело меняя места,
Я ношусь по России - как птица
Отвлекает огонь от гнезда.

Все болишь? Ночами пошаливаешь?
Ну и плюс!
Не касайтесь рукою шершавою -
Я от судороги - валюсь.

Невозможно расправиться с нами.
Невозможнее - выносить.
Но еще невозможней - вдруг снайпер
Срежет нить!


ВАСИЛЬКИ ШАГАЛА

Лик ваш серебряный, как алебарда.
Жесты легки.
В вашей гостинице аляповатой
В банке спрессованы васильки.

Милый, вот что вы действительно любите!
С Витебска ими раним и любим.
Дикорастущие сорные тюбики
С дьявольски выдавленным голубым!

Сирый цветок из породы репейников,
Но его синий не знает соперников.
Марка Шагала, загадка Шагала -
Рупь у Савеловского вокзала!

Это росло у Бориса и Глеба,
В хохоте нэпа и чебурек.
Во поле хлеба - чуточку неба.
Небом единым жив человек.

Их витражей голубые зазубрины -
С чисто готической тягою вверх.
Поле любимо, но небо возлюблено.
Небом единым жив человек.

В небе коровы парят и ундины.
Зонтик раскройте, идя на проспект.
Родины разны, но небо едино.
Небом единым жив человек.

Как занесло васильковое семя
На Елисейские, на поля?
Как заплетали венок Вы на темя
Гранд Опера, Гранд Опера!

В век ширпотреба нет его, неба.
Доля художников хуже калек.
Давать им сребреники нелепо -
Небом единым жив человек.

Ваши холсты из фашистского бреда
От изуверов свершали побег.
Свернуто в трубку запретное небо,
Но только небом жив человек.

Не протрубили трубы господни
Над катастрофою мировой -
В трубочку свернутые полотна
Воют архангельскою трубой!

Кто целовал твое поле, Россия,
Пока не выступят васильки?
Твои сорняки всемирно красивы,
Хоть экспортируй их, сорняки.

С поезда выйдешь - как окликают!
По полю дрожь.
Поле пришпорено васильками,
Как ни уходишь - все не уйдешь...

Выйдешь ли вечером - будто захварываешь,
Во поле углические зрачки.
Ах, Марк Захарович, Марк Захарович,
Все васильки, все васильки...

Не Иегова, не Иисусе,
Ах, Марк Захарович, нарисуйте
Непобедимо синий завет -
Небом Единым Жив Человек.


ГОЙЯ

Я - Гойя!
Глазницы воронок мне выклевал ворон,
Слетая на поле нагое.
Я - Горе.

Я - голос
Войны, городов головни на снегу
Сорок первого года.
Я - Голод.

Я - горло
Повешенной бабы, чье тело, как колокол,
Било над площадью голой...
Я - Гойя!

О, грозди
Возмездья! Взвил залпом на Запад -
Я пепел незваного гостя!
И в мемориальное небо вбил крепкие звезды -
Как гвозди.
Я - Гойя.


ГРУЗИНСКИЕ БАЗАРЫ

Долой Рафаэля!
Да здравствует Рубенс!
Фонтаны форели,
Цветастая грубость!

Здесь праздники в будни
Арбы и арбузы.
Торговки - как бубны,
В браслетах и бусах.

Индиго индеек.
Вино и хурма.
Ты нчынче без денег?
Пей задарма!

Да здравствуют бабы,
Торговки салатом,
Под стать баобабам
В четыре обхвата!

Базары - пожары.
Здесь огненно, молодо
Пылают загаром
Не руки, а золото.

В них отблески масел
И вин золотых.


ДРЕВНИЕ СТРОКИ

В воротничке я - как рассольный
В кругу кривляк.
Но по ночам я - пес России
О двух крылах.

С обрывком галстука на вые
И дыбом шерсть.
И дыбом крылья огневые.
Врагов не счесть.

А ты меня шерстишь и любишь,
Когда ж грустишь -
Выплакиваешь мне, что людям
Не сообщишь.

В мурло уткнешься меховое
В репьях, в шипах...
И слезы общею звездою
В шерсти шипят.

И неминуемо минуем
Твою беду
В неименуемо немую
Минуту ту.

А утром я свищу насильно,
Но мой язык -
Что слезы слизывал России,
Чей светел лик.


ЗАМЕРЛИ

Заведи мне ладони за плечи,
Обойми,
Только губы дыхнут об мои,
Только море за спинами плещет.

Наши спины, как лунные раковины,
Что замкнулись за нами сейчас.
Мы заслушаемся, прислонясь.
Мы - как формула жизни двоякая.

На ветру мировых клоунад
Заслоняем своими плечами
Возникающее меж нами -
Как ладонями пламя хранят.

Если правда, душа в каждой клеточке,
Свои форточки отвори.
В моих порах стрижами заплещутся
Души пойманные твои!

Все становится тайное явным.
Неужели под свистопад,
Разомкнувши объятья,
Завянем - как раковины не гудят?

А пока нажимай, заваруха,
На скорлупы упругие спин!
Это нас погружает друг в друга.
Спим.


ЗАПОВЕДЬ

Вечером, ночью, днем и с утра
Благодарю, что не умер вчера.

Пулей противника сбита свеча.
Благодарю за священность обряда.
Враг по плечу - долгожданнее брата,
Благодарю, что не умер вчера.

Благодарю, что не умер вчера
Сад мой и домик со старой терраской,
Был бы вчерашний, позавчерашний,
А поутру зацвела мушмула!

И никогда б в мою жизнь не вошла
Ты, что зовешься греховною силой -
Чисто, как будто грехи отпустила,
Дом застелила - да это ж волжба!

Я б не узнал, как ты утром свежа!
Стал бы будить тебя некий мужчина.
Это же умонепостижимо!
Благодарю, что не умер вчера.

Проигрыш черен. Подбита черта.
Нужно прочесть приговор, не ворча.
Нужно, как Брумель, начать с "ни черта".
Благодарю, что не умер вчера.

Существование - будто сестра,
Не совершай мы волшебных ошибок.
Жизнь - это точно любимая, ибо
Благодарю, что не умер вчера.

Ибо права не вражда, а волжба.
Может быть, завтра скажут: "Пора!"
Так нацарапай с улыбкой пера:
"Благодарю, что не умер вчера".


ЗОВ ОЗЕРА

Памяти жертв фашизма

Наши кеды как приморозило.
Тишина.
Гетто в озере. Гетто в озере.
Три гектара живого дна.

Гражданин в пиджачке гороховом
Зазывает на славный клев,
Только кровь на крючке его крохотном,
Кровь!

"Не могу, - говорит Володька, -
А по рылу - могу,
Это вроде как
Не укладывается в мозгу!

Я живою водой умоюсь,
Может, чью-то жизнь расплещу.
Может, Машеньку или Мойшу
Я размазываю по лицу.

Ты не трожь воды плоскодонкой,
Уважаемый инвалид,
Ты пощупай ее ладонью -
Болит!

Может, так же не чьи-то давние,
А ладони моей жены,
Плечи, волосы, ожидание
Будут кем-то растворены?

А базарами колоссальными
Барабанит жабрами в жесть
То, что было теплом, глазами,
На колени любило сесть..."

"Не могу, - говорит Володька, -
Лишь зажмурюсь - в чугунных ночах,
Точно рыбы на сковородках,
Пляшут женщины и кричат!"

Третью ночь как Костров пьет.
И ночами зовет с обрыва.
И к нему Является Рыба
Чудо-юдо озерных вод!

"Рыба, летучая рыба,
С огневым лицом мадонны,
С плавниками белыми
Как свистят паровозы, рыба,
Рива тебя звали, золотая Рива,
Ривка, либо как-нибудь еще,
С обрывком колючей проволоки
Или рыболовным крючком
В верхней губе,
Рыба, рыба боли и печали,
Прости меня, прокляни,
Но что-нибудь ответь..."

Ничего не отвечает рыба.
Тихо. Озеро приграничное.
Три сосны.
Изумленнейшее хранилище
Жизни, облака, вышины.


ИЗ ЗАКАРПАТСКОГО ДНЕВНИКА

Сквозь строй

И снится мрачный сон Тарасу.
Кусищем воющего мяса
Сквозь толпы, улицы, гримасы,
Сквозь жизнь, под барабанный вой,
Сквозь строй ведут его, сквозь строй!
Ведут под коллективный вой:
"Кто плохо бьет - самих сквозь строй".

Спиной он чувствует удары:
Правофланговый бьет удало.
Друзей усердных слышит глас:
"Прости, старик, не мы - так нас".

За что ты бьешь, дурак господен?
За то, что век твой безысходен!
Жена родила дурачка.
Кругом долги. И жизнь тяжка.

А ты за что, царек отечный?
За веру, что ли, за отечество?
За то, что перепил, видать?
И со страной не совладать?

А вы, эстет, в салонах куксясь?
(Шпицрутен в правой, в левой - кукиш.)
За что вы столковались с ними?
Что смел я то, что вам не снилось?

"Я понимаю ваши боли, -
Сквозь сон он думал, - мелкота,
Мне не простите никогда,
Что вы бездарны и убоги,

Вопит на снеговых заносах
Как сердце раненой страны
Мое в ударах и занозах
Мясное месиво спины!

Все ваши боли вымещая,
Эпохой сплющенных калек,
Люблю вас, люди, и прощаю.
Тебя я не прощаю, век.

Я верю - в будущем, потом..."
Удар. В лицо - сапог. Подъем.


ИСПОВЕДЬ

Ну что тебе надо еще от меня?
Чугунна ограда. Улыбка темна.
Я музыка горя, ты музыка лада,
Ты яблоко ада, да не про меня!

На всех континентах твои имена
Прославил. Такие отгрохал лампады!
Ты музыка счастья, я нота разлада.
Ну. что тебе надо еще от меня?

Смеялась: "Ты ангел?" - я лгал, как змея.
Сказала: "Будь смел" - не вылазил из спален.
Сказала: "Будь первым" - я стал гениален,
Ну, что тебе надо еще от меня?

Исчерпана плата до смертного дня.
Последний горит под твоим снегопадом.
Был музыкой чуда, стал музыкой яда,
Ну, что тебе надо еще от меня?

Но и под лопатой спою, не виня:
"Пусть я удобренье для божьего сада,
Ты - музыка чуда, но больше не надо!
Ты случай досады. Играй без меня".

И вздрогнули складни, как створки окна.
И вышла усталая и без наряда.
Сказала: "Люблю тебя. Больше нет сладу.
Ну что тебе надо еще от меня?"


ИТАЛЬЯНСКИЙ ГАРАЖ

Б. Ахмадулиной

Пол - мозаика как карась.
Спит в палаццо ночной гараж.
Мотоциклы как сарацины
Или спящие саранчихи.

Не Паоло и не Джульетты -
Дышат потные "шевролеты".
Как механики, фрески Джотто
Отражаются в их капотах.

Реют призраки войн и краж.
Что вам снится, ночной гараж?
Алебарды? или тираны?
Или бабы из ресторана?..

Лишь один мотоцикл притих -
Самый алый из молодых.
Что он бодрствует? Завтра - святки.
Завтра он разобьется всмятку!

Апельсины, аплодисменты…
Расшибающиеся - бессмертны!
Мы родились - не выживать,
А спидометры выжимать!..

Алый, конченый,
Жарь! Жарь!
Только гонщицу
Очень жаль...


КАССИРША

Немых обсчитали.
Немые вопили.
Медяшек медали
Влипали в опилки.

И гневным протестом,
Что все это сказки,
Кассирша, как тесто,
Вздымалась из кассы.

И сразу по залам,
Сыркам, патиссонам,
Пахнуло слезами,
Как будто озоном.

О, слез этих запах
В мычащей ораве.
Два были без шапок.
Их руки орали.

А третий с беконом
Подобием мата
Ревел, как Бетховен,
Земно и лохмато!

В стекло барабаня,
Ладони ломая,
Орала судьба моя
Глухонемая!

Кассирша, осклабясь,
Косилась на солнце
И ленинский абрис
Искала в полсотне.

Но не было Ленина.
Она была фальшью...
Была бакалея.
В ней - люди и фарши.


КРОНЫ И КОРНИ

Несли не хоронить,
Несли короновать.
Седее, чем гранит,
Как бронза - красноват,

Дымясь локомотивом,
Художник жил, лохмат,
Ему лопаты были
Божественней лампад!

Его сирень томилась...
Как звездопад, в поту,
Его спина дымилась
Буханкой на поду!..

Зияет дом его.
Пустые этажи.
На даче никого.
В России - ни души.

Художники уходят
Без шапок, будто в храм,
В гудящие угодья
К березам и дубам.

Побеги их - победы.
Уход их - как восход
К полянам и планетам
От ложных позолот.

Леса роняют кроны.
Но мощно над землей
Ворочаются корни
Корявой пятерней.


ЛОБНАЯ БАЛЛАДА

Их величеством поразвлечься
Прет народ от Коломн и Клязьм.
"Их любовница - контрразведчица
Англо-шведско-немецко-греческая..." Казнь!

Царь страшон: точно кляча, тощий,
Почерневший, как антрацит.
По лицу проносятся очи,
Как буксующий мотоцикл.

И когда голова с топорика
Подкатилась к носкам ботфорт,
Он берет ее над толпою,
Точно репу с красной ботвой!

Пальцы в щеки впились, как клещи,
Переносицею хрустя,
Кровь из горла на брюки хлещет.
Он целует ее в уста.

Только Красная площадь ахнет,
Тихим стоном оглушена:
"А-а-анхен!.."
Отвечает ему она:

Царь застыл - смурной, малохольный,
Царь взглянул с такой меланхолией,
Что присел заграничный гость,
Будто вбитый по шляпку гвоздь.


МОЛИТВА

Когда я придаю бумаге
Черты твоей поспешной красоты,
Я думаю не о рифмовке -
С ума бы не сойти!

Когда ты в шапочке бассейной
Ко мне припустишь из воды,
Молю не о души спасенье -
С ума бы не сойти!

А за оградой монастырской,
Как спирт ударит нашатырный,
Послегрозовые сады -
С ума бы не сойти!

Когда отчетливо и грубо
Стрекозы посреди полей
Стоят, как черные шурупы
Стеклянных, замерших дверей,

Такое растворится лето,
Что только вымолвишь: "Прости,
За что мне, человеку, это!
С ума бы не сойти!"

Куда-то душу уносили -
Забыли принести.
"Господь, - скажу, - или Россия,
Назад не отпусти!"


МОНОЛОГ БИТНИКА

Бунт машин

Бегите - в себя, на Гаити,
В костелы, в клозеты, в Египты -
Бегите!
Ревя и мяуча, машинные
Толпы дымятся:
"Мяса!"

Нас темные, как Батыи,
Машины поработили.
В судах их клевреты наглые,
Из рюмок дуя бензин,
Вычисляют: кто это в Англии
Вел бунт против машин?
Бежим!..

А в ночь, поборовши робость,
Создателю своему
Кибернетический робот:
"Отдай, - говорит, - жену!
Имею слабость к брюнеткам, - говорит. -
Люблю на тридцати оборотах.
Лучше по-хорошему отдайте!.."

О хищные вещи века!
На душу наложено вето.
Мы в горы уходим и в бороды,
Ныряем голыми в воду,
Но реки мелеют, либо
В морях умирают рыбы...

От женщин рольс-ройсы родятся…
Радиация!..
... Душа моя, мой звереныш,
Меж городских кулис
Щенком с обрывком веревки
Ты носишься и скулишь!

А время свистит красиво
Над огненным Теннесси,
Загадочное, как сирин
С дюралевыми шасси.


МУРАВЕЙ

Он приплыл со мной с того берега,
Заблудившись в лодке моей.
Не берут его в муравейники.
С того берега муравей.

Черный он, и яички беленькие,
Даже, может быть, побелей...
Только он муравей с того берега,
С того берега муравей.

С того берега он, наверное,
Как католикам старовер,
Где иголки таскать повелено
Остриями не вниз, а вверх.

Я б отвез тебя, черта беглого,
Да в толпе не понять - кто чей.
Я и сам не имею пеленга
Того берега, муравей.

Того берега, где со спелинкой
Земляниковые бока...
Даже я не умею пеленга,
Чтобы сдвинулись берега!

Через месяц на щепке, как Беринг,
Доплывет он к семье своей,
Но ответят ему с того берега:
"С того берега муравей".


МЫ - КОЧЕВЫЕ, МЫ - КОЧЕВЫЕ...

Мы - кочевые, мы - кочевые,
Мы, очевидно,
Сегодня чудом переночуем,
А там - увидим!

Квартиры наши конспиративны,
Как в спиритизме,
Чужие стены гудят как храмы,
Чужие драмы,

Со стен пожаром -
Холсты и схимники...
А ну пошарим -
Что в холодильнике?

Не нас заждался на кухне газ,
И к телефонам зовут не нас,
Наиродное среди чужого,
И как ожоги,
Чьи поцелуи горят во тьме,
Еще не выветрившиеся вполне?

Милая, милая, что с тобой?
Мы эмигрировали в край чужой,
Ну, что за город, глухой как чушки,
Где прячут чувства?

Позорно пузо растить чинуше -
Но почему же,
Когда мы рядом, когда нам здорово -
Что ж тут позорного?

Опасно с кафедр нести напраслину -
Что ж в нас опасного?
Не мы опасны, а вы лабазны,
Людье, которым любовь опасна!

Опротивели, конспиративные!..
Поджечь обои? вспороть картины?
Об стены треснуть сервиз, съезжая?..
"Не трожь тарелку - она чужая".


НА ОЗЕРЕ

Прибегала в мой быт холостой,
Задувала свечу, как служанка.
Было бешено хорошо
И задуматься было ужасно!

Я проснусь и промолвлю: "Да здррра-
Вствует бодрая температура!"
И на высохших после дождя
Громких джинсах - налет перламутра.

Спрыгну в сад и окно притворю,
Чтобы бритва тебе не жужжала.
Шнур протянется в спальню твою.
Дело близилось к сентябрю.
И задуматься было ужасно,

Что свобода пуста, как труба,
Что любовь - это самодержавье.
Моя шумная жизнь без тебя
Не имеет уже содержанья.

Ощущение это прошло,
Прошуршавши по саду ужами...
Несказаемо хорошо!
А задуматься - было ужасно.


НЕ ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ К БЫЛЫМ ВОЗЛЮБЛЕННЫМ...

Не возвращайтесь к былым возлюбленным,
Былых возлюбленных на свете нет.
Есть дубликаты - как домик убранный,
Где они жили немного лет.

Вас лаем встретит собачка белая,
И расположенные на холме
Две рощи - правая, а позже левая -
Повторят лай про себя, во мгле.

Два эха в рощах живут раздельные,
Как будто в стереоколонках двух,
Все, что ты сделала и что я сделаю,
Они разносят по свету вслух.

А в доме эхо уронит чашку,
Ложное эхо предложит чай,
Ложное эхо оставит на ночь,
Когда ей надо бы закричать:

"Не возвращайся ко мне, возлюбленный,
Былых возлюбленных на свете нет,
Две изумительные изюминки,
Хоть и расправятся тебе в ответ..."

А завтра вечером, на поезд следуя,
Вы в речку выбросите ключи,
И роща правая, и роща левая
Вам вашим голосом прокричит:

"Не покидайте своих возлюбленных.
Былых возлюбленных на свете нет..."
Но вы не выслушаете совет.


НОСТАЛЬГИЯ ПО НАСТОЯЩЕМУ

Я не знаю, как остальные,
Но я чувствую жесточайшую
Не по прошлому ностальгию -
Ностальгию по настоящему.

Будто послушник хочет к господу,
Ну, а доступ лишь к настоятелю -
Так и я умоляю доступа
Без посредников к настоящему.

Будто сделал я что-то чуждое,
Или даже не я - другие.
Упаду на поляну - чувствую
По живой земле ностальгию.

Нас с тобой никто не расколет.
Но когда тебя обнимаю -
Обнимаю с такой тоскою,
Будто кто-то тебя отнимает.

Одиночества не искупит
В сад распахнутая столярка.
Я тоскую не по искусству,
Задыхаюсь по настоящему.

Когда слышу тирады подленькие
Оступившегося товарища,
Я ищу не подобья - подлинника,
По нему грущу, настоящему.

Все из пластика, даже рубища.
Надоело жить очерково.
Нас с тобою не будет в будущем,
А церковка...

И когда мне хохочет в рожу
Идиотствующая мафия,
Говорю: "Идиоты - в прошлом.
В настоящем рост понимания".

Хлещет черная вода из крана,
Хлещет рыжая, настоявшаяся,
Хлещет ржавая вода из крана.
Я дождусь - пойдет настоящая.

Что прошло, то прошло. К лучшему.
Но прикусываю, как тайну,
Ностальгию по-настоящему.
Что настанет. Да не застану.


ОЗЕРО

Кто ты - непознанный Бог
Или природа по Дарвину -
Но по сравненью с Тобой,
Как я бездарен!

Озера тайный овал
Высветлит в утренней просеке
То, что мой предок назвал
Кодом нечаянным: "Господи..."

Господи, это же ты!
Вижу как будто впервые
Озеро красоты
Русской периферии.

Господи, это же ты
Вместо исповедальни
Горбишься у воды
Старой скамейкой цимбальной.

Будто впервые к воде
Выйду, кустарник отрину,
Вместо молитвы Тебе
Я расскажу про актрису.

Дом, где родилась она, -
Между собором и баром...
Как ты одарена,
Как твой сценарий бездарен!

Долго не знал о тебе.
Вдруг в захолустнейшем поезде
Ты обернулась в купе:
Господи... Господи, это же ты...

Помнишь, перевернулись
Возле Алма-Аты?
Только сейчас обернулись.

Это впервые со мной,
Это впервые, будто
От жизни самой
Был на периферии.

Годы. Темноты. Мосты.
И осознать в перерыве:
Господи - это же ты!
Это - впервые.


ПАРАБОЛИЧЕСКАЯ БАЛЛАДА

Судьба, как ракета, летит по параболе
Обычно - во мраке и реже - по радуге.

Жил огненно-рыжий художник Гоген,
Богема, а в прошлом - торговый агент.
Чтоб в Лувр королевский попасть из Монмартра,
Он дал кругаля через Яву с Суматрой!

Унесся, забыв сумасшествие денег,
Кудахтанье жен, духоту академий.
Он преодолел тяготенье земное.
Жрецы гоготали за кружкой пивною:

"Прямая - короче, парабола - круче,
Не лучше ль скопировать райские кущи?"
А он уносился ракетой ревущей
Сквозь ветер, срывающий фалды и уши.

И в Лувр он попал не сквозь главный порог -
Параболой гневно пробив потолок!
Идут к своим правдам, по-разному храбро,
Червяк - через щель, человек - по параболе.

Жила-была девочка рядом в квартале.
Мы с нею учились, зачеты сдавали.
Куда ж я уехал! И черт меня нес
Меж грузных тбилисских двусмысленных звезд!

Прости мне дурацкую эту параболу.
Простывшие плечики в черном парадном...
О, как ты звенела во мраке Вселенной
Упруго и прямо - как прутик антенны!

А я все лечу, приземляясь по ним -
Земным и озябшим твоим позывным.
Как трудно дается нам эта парабола!..
Сметая каноны, прогнозы, параграфы,

Несутся искусство, любовь и история -
По параболической траектории!
В Сибирь уезжает он нынешней ночью.
А может быть, все же прямая - короче?


ПЕРВЫЙ ЛЕД

Мерзнет девочка в автомате,
Прячет в зябкое пальтецо
Все в слезах и губной помаде
Перемазанное лицо.

Дышит в худенькие ладошки.
Пальцы - льдышки. В ушах - сережки.
Ей обратно одной, одной
Вдоль по улочке ледяной.

Первый лед. Это в первый раз.
Первый лед телефонных фраз.
Мерзлый след на щеках блестит -
Первый лед от людских обид.


ПЕСНЯ (МОЙ МОРЯК...)

Мой моряк, мой супруг незаконный!
Я умоляю тебя и кляну -
Сколько угодно целуй незнакомок.
Всех полюби. Но не надо одну.

Это несется в моих телеграммах,
Стоном пронзит за страною страну.
Сколько угодно гости в этих странах.
Все полюби. Но не надо одну.

Милый моряк, нагуляешься - свистни.
В сладком плену или идя ко дну,
Сколько угодно шути своей жизнью!
Не погуби только нашу - одну.


ПОВЕСТЬ

Он вышел в сад. Смеркался час.
Усадьба в сумраке белела,
Смущая душу, словно часть
Незагорелая у тела.

А за самим особняком
Пристройка помнилась неясно.
Он двери отворил пинком.
Нашарил ключ и засмеялся.

За дверью матовой светло.
Тогда здесь спальня находилась.
Она отставила шитье
И ничему не удивилась.


ПОЖАР В АРХИТЕКТУРНОМ ИНСТИТУТЕ

Пожар в Архитектурном!
По залам, чертежам,
Амнистией по тюрьмам -
Пожар, пожар!

По сонному фасаду
Бесстыже, озорно,
Гориллой краснозадой
Взвивается окно!

А мы уже дипломники,
Нам защищать пора.
Трещат в шкафу под пломбами
Мои выговора!

Ватман - как подраненный,
Красный листопад.
Горят мои подрамники,
Города горят.

Бутылью керосиновой
Взвилось пять лет и зим...
Кариночка Красильникова,
Ой! горим!

Прощай, архитектура!
Пылайте широко,
Коровники в амурах,
Райклубы в рококо!

О юность, феникс, дурочка,
Весь в пламени диплом!
Ты машешь красной юбочкой
И дразнишь язычком.

Прощай, пора окраин!
Жизнь - смена пепелищ.
Мы все перегораем.
Живешь - горишь.

А завтра, в палец чиркнувши,
Вонзится злей пчелы
Иголочка от циркуля
Из горсточки золы...

... Все выгорело начисто.
Милиции полно.
Все - кончено! Все - начато!
Айда в кино!


ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ ЗА СТОЛОМ

Уважьте пальцы пирогом,
В солонку курицу макая,
Но умоляю об одном -
Не трожьте музыку руками!

Нашарьте огурец со дна
И стан справасидящей дамы,
Даже под током провода –
Но музыку нельзя руками.

Она с душою наравне.
Берите трешницы с рублями,
Но даже вымытыми не
Хватайте музыку руками.

И прогрессист и супостат,
Мы материалисты с вами,
Но музыка - иной субстант,
Где не губами, а устами...

Руками ешьте даже суп,
Но с музыкой - беда такая!
Чтоб вам не оторвало рук,
Не трожьте музыку руками.


РЕКВИЕМ (ВОЗЛОЖИТЕ НА МОРЕ ВЕНКИ...)

Возложите на море венки.
Есть такой человечий обычай -
В память воинов, в море погибших,
Возлагают на море венки.

Здесь, ныряя, нашли рыбаки
Десять тысяч стоящих скелетов,
Ни имен, ни причин не поведав,
Запрокинувших головы к свету,
Они тянутся к нам, глубоки.
Возложите на море венки.

Чуть качаются их позвонки,
Кандалами прикованы к кладбищу,
Безымянные страшные ландыши.
Возложите на море венки.

На одном, как ведро, сапоги,
На другом - на груди амулетка.
Вдовам их не помогут звонки.
Затопили их вместо расстрела,
Души их, покидавшие тело,
На воде оставляли круги.

Возложите на море венки
Под свирель, барабан и сирены.
Из жасмина, из роз, из сирени
Возложите на море венки.

Возложите на землю венки.
В ней лежат молодые мужчины.
Из сирени, из роз, из жасмина
Возложите живые венки.

Заплетите земные цветы
Над землею сгоревшим пилотам.
С ними пили вы перед полетом.
Возложите на небо венки.

Пусть стоят они в небе, видны,
Презирая закон притяженья,
Говоря поколеньям пришедшим:
"Кто живой - возложите венки".

Возложите на Время венки,
В этом вечном огне мы сгорели.
Из жасмина, из белой сирени
На огонь возложите венки.


САГА (ТЫ МЕНЯ НА РАССВЕТЕ РАЗБУДИШЬ...)

Ты меня на рассвете разбудишь,
Проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь.

Заслонивши тебя от простуды,
Я подумаю: "Боже всевышний!
Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу".

Эту воду в мурашках запруды,
Это Адмиралтейство и Биржу
Я уже никогда не забуду
И уже никогда не увижу.

Не мигают, слезятся от ветра
Безнадежные карие вишни.
Возвращаться - плохая примета.
Я тебя никогда не увижу.

Даже если на землю вернемся
Мы вторично, согласно Гафизу,
Мы, конечно, с тобой разминемся.
Я тебя никогда не увижу.

И окажется так минимальным
Наше непониманье с тобою
Перед будущим непониманьем
Двух живых с пустотой неживою.

И качнется бессмысленной высью
Пара фраз, залетевших отсюда:
"Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу".


СИДИШЬ БЕРЕМЕННАЯ, БЛЕДНАЯ...

Сидишь беременная, бледная.
Как ты переменилась, бедная.
Сидишь, одергиваешь платьице,
И плачется тебе, и плачется...

За что нас только бабы балуют
И губы, падая, дают,
И выбегают за шлагбаумы,
И от вагонов отстают?

Как ты бежала за вагонами,
Глядела в полосы оконные...
Стучат почтовые, курьерские,
Хабаровские, люберецкие...

И от Москвы до Ашхабада,
Остолбенев до немоты,
Стоят, как каменные, бабы,
Луне подставив животы.

И, поворачиваясь к свету,
В ночном быту необжитом
Как понимает их планета
Своим огромным животом.


СЛОЖИ АТЛАС, ШКОЛЯРКА ШАЛАЯ...

Сложи атлас, школярка шалая, -
Мне шутить с тобою легко, -
Чтоб Восточное полушарие
На Западное легло.

Совместятся горы и воды,
Колокольный Великий Иван,
Будто в ножны, войдет в колодец,
Из которого пил Магеллан.

Как две раковины, стадионы,
Мексиканский и Лужники,
Сложат каменные ладони
В аплодирующие хлопки.

Вот зачем эти люди и зданья
Не умеют унять тоски -
Доски, вырванные с гвоздями
От какой-то иной доски.

А когда я чуть захмелею
И, прошвыриваюсь на канал,
С неба колят верхушками ели,
Чтобы плечи не подымал.

Я нашел отпечаток шины
На ванкуверской мостовой
Перевернутой нашей машины,
Что разбилась под Алма-Атой.

И висят как летучие мыши,
Надо мною вниз головой -
Времена, домишки и мысли,
Где живали и мы с тобой.

Нам рукою помашет хиппи,
Вспыхнет пуговкою обшлаг.
Из плеча - как черная скрипка
Крикнет гамлетовский рукав.


СНАЧАЛА

Достигли ли почестей постных,
Рука ли гашетку нажала -
В любое мгновенье не поздно,
Начните сначала!

"Двенадцать" часы ваши пробили,
Но новые есть обороты.
Ваш поезд расшибся. Попробуйте
Летать самолетом!

Вы к морю выходите запросто,
Спине вашей зябко и плоско,
Как будто отхвачено заступом
И брошено к берегу пошлое.

Не те вы учили алфавиты,
Не те вас кимвалы манили,
Иными их быть не заставите -
Ищите иные!

Так Пушкин порвал бы, услышав,
Что не ядовиты анчары,
Великое четверостишье
И начал сначала!

Начните с бесславья, с безденежья.
Злорадствует пусть и ревнует
Былая твоя и нездешняя -
Ищите иную.

А прежняя будет товарищем.
Не ссорьтесь. Она вам родная.
Безумие с ней расставаться,
Однако

Вы прошлой любви не гоните,
Вы с ней поступите гуманно -
Как лошадь, ее пристрелите.
Не выжить. Не надо обмана.


СТРИПТИЗ

В ревю
Танцовщица раздевается, дуря...
Реву?..
Или режут мне глаза прожектора?

Шарф срывает, шаль срывает, мишуру.
Как сдирают с апельсина кожуру.
А в глазах тоска такая, как у птиц.
Этот танец называется "стриптиз".

Страшен танец. В баре лысины и свист,
Как пиявки, глазки пьяниц налились.
Этот рыжий, как обляпанный желтком,
Пневматическим исходит молотком!

Тот, как клоп - апоплексичен и страшон.
Апокалипсисом воет саксофон!
Проклинаю твой, Вселенная, масштаб!
Марсианское сиянье на мостах,

Проклинаю, обожая и дивясь.
Проливная пляшет женщина под джаз!..
"Вы Америка?" - спрошу, как идиот.
Она сядет, сигаретку разомнет.

"Мальчик, - скажет, - ах, какой у вас акцент!
Закажите мне мартини и абсент".


ТИШИНЫ!

Тишины хочу, тишины...
Нервы, что ли, обожжены?
Тишины...
Чтобы тень от сосны,
Щекоча нас, перемещалась,
Холодящая словно шалость,
Вдоль спины, до мизинца ступни,
Тишины...

Звуки будто отключены.
Чем назвать твои брови с отливом?
Понимание - молчаливо.
Тишины.

Звук запаздывает за светом.
Слишком часто мы рты разеваем.
Настоящее - неназываемо.
Надо жить ощущением, цветом.

Кожа тоже ведь человек,
С впечатленьями, голосами.
Для нее музыкально касанье,
Как для слуха - поет соловей.

Как живется вам там, болтуны,
Чай, опять кулуарный авралец?
Горлопаны не наорались?
Тишины...

Мы в другое погружены.
В ход природ неисповедимый,
И по едкому запаху дыма
Мы поймем, что идут чабаны.

Значит, вечер. Вскипают приварок.
Они курят, как тени тихи.
И из псов, как из зажигалок,
Светят тихие языки.


ТУМАННАЯ УЛИЦА

Туманный пригород, как турман.
Как поплавки, милиционеры.
Туман.
Который век? Которой эры?

Все - по частям, подобно бреду.
Людей как будто развинтили...
Бреду.
Вернет - барахтаюсь в ватине.

Носы. Подфарники. Околыши.
Они, как в фодисе, двоятся
Калоши?
Как бы башкой не обменяться!

Так женщина - от губ едва,
Двоясь и что-то воскрешая,
Уж не любимая - вдова,
Еще твоя, уже - чужая...

О тумбы, о прохожих трусь я...
Венера? Продавец мороженого!..
Друзья?
Ох, эти яго доморощенные!

Ты?! Ты стоишь и щиплешь уши,
Одна, в пальто великоватом! -
Усы!?
И иней в ухе волосатом!

Я спотыкаюсь, бьюсь, живу,
Туман, туман - не разберешься,
О чью щеку в тумаке трешься?..
Ау!

Туман, туман - не дозовешься...
Как здорово, когда туман рассеивается!


ФИАЛКИ

А. Райкину

Боги имеют хобби,
Бык подкатил к Европе.
Пару веков спустя
Голубь родил Христа.

Кто же сейчас в утробе?
Молится Фишер Бобби.
Вертинские вяжут (обе).
У Джоконды улыбка портнишки,
Чтоб булавки во рту сжимать.
Любитель гвоздик и флоксов
В Майданеке сжег полглобуса.

Нищий любит сберкнижки
Коллекционировать!
Миров - как песчинок в Гоби!
Как ни крути умишком,
Мы видим лишь божьи хобби,
Нам Главного не познать.

Боги имеют слабости.
Славный хочет бесславности.
Бесславный хлопочет: "Ой бы,
Мне бы такое хобби!"

Боги желают кесарева,
Кесарю нужно богово.
Бунтарь в министерском кресле,
Монашка зубрит Набокова.
А вера в руках у бойкого.

Боги имеют баки -
Висят на башке пускай,
Как ручка под верхним баком,
Воду чтобы спускать.
Не дергайте их, однако.

Но что-то ведь есть в основе?
Зачем в золотом ознобе
Ниспосланное с высот
Аистовое хобби
Женскую душу жмет?
У бога ответов много,
Но главный: "Идите к богу!"...

... Боги имеют хобби -
Уставши миры вращать,
С лейкой, в садовой робе
Фиалки выращивать!

А фиалки имеют хобби
Выращивать в людях грусть.
Мужчины стыдятся скорби,
Поэтому отшучусь.

"Зачем вас распяли, дядя?!" -
"Чтоб в прятки водить, дитя.
Люблю сквозь ладонь подглядывать
В дырочку от гвоздя".


ХУДОЖНИК И МОДЕЛЬ

Ты кричишь, что я твой изувер,
И, от ненависти хорошея,
Изгибаешь, как дерзкая зверь,
Голубой позвоночник и шею.

Недостойную фразу твою
Не стерплю, побледнею от вздора.
Но тебя я боготворю.
И тебе стать другой не позволю.

Эй, послушай! Покуда я жив,
Жив покуда,
Будет люд тебе в храмах служить,
На тебя молясь, на паскуду.

  • Currently 0.00/5

Рейтинг стихотворения: 0.0
0 человек проголосовало

Голосовать имеют возможность только зарегистрированные пользователи!
зарегистрироваться

 

Добавить свой комментарий:
Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи

Ваш комментарий может быть первым