Монашка

Жила-была в монастыре.
В Бетюне – том что на горе.
Монашка. Красоты небесной,
И даже поп, хоть с виду честный.

Был тайно в девушку влюблен.
И страстью лютой окрылен,
Он проповедь читал о том,
Как верно жить. Хотя… потом.

Сегодня будет мой рассказ
О том что скрыто с ваших глаз.
Но ваш слуга расскажет прямо.
О случае, с прекрасной дамой.

Был месяц май, или июнь,
И ночь накрыла наш Бетюнь.
Вот стол, а на столе свеча.
Молилась девушка одна.

Все сестры видят третий сон,
И звезды светят из окон,
И к девушке явился САМ
Черт! Ей-ей! Не вру я вам.

И черт монашке говорит.
«Девица! Поимей же стыд!
Хоть я, бесполое созданье,
Но только глянул на тебя

И похотливей стал козла!
И кровь бурлит! И брови дыбом!
Нельзя же право так!» Она

«Тебя к себе я не звала!
Зачем приперси? Полюбоваться?!»
Черт отвечал – «я обознался.
К одной сестричке направлялся,

Но ладно, черт бы с ней!
Тебя увидел и хоть бей
Я не смогу уйти отсюда, покуда
Не спрошу тебя – Не выйдешь льзамуж за меня?»

Ему монашка отвечала
«Когда б отсель уйти смогла я,
То будь, в дому я хоть прислугой!
Хоть жалкою портовой шлюхой!

Не вышла б замуж за тебя!»
Ей отвечал так Сатана.
«Тебя брульянтами осыплю.
Померкнет солнце для тебя
Ты будешь зваться госпожа!
Могущество и власть тебе
Готов отдать я… ну как себе.

Вот не поверишь! Я влюбился!
И буду каждый божий день
Тебя дарами осыпать.
Я не смогу спокойно спать
Пока не станешь ты моей!»

Ему монашка так рекла –
«Ну чтож! Тогда не спи не дня.
Устанешь ты и людям горе,
ты учинить не сможешь боле!

А нахрена такой мне муж?
Который вопервых не дюж!
Во вторых старый дряхлый пень!
А в третьих… моет быть ты гей?!

Как смеешь ты! Ведь я князь тьмы!
Да будь ты хоть сам аббат
Или прожорливый прелат!
А всеж порода есть одна!

К тому ж царь лжи ты как могу,
Я верить слову твоему?»
«Вот не поверишь! Я вот тут,
Ни слова лжи! Ни мысли вглубь!

Хоть честен, слова всеж не дам.
А то какой же будет срам!
В аду когда узнают. Там
Начнется хаос даже нам,

В аду безвластье не нужно!»
«Вот видишь! А сказал влюблен.
А если любишь – докажи.
Но посмотри! Что за сиянье!

Как будто бы летит гонец!
Сияющий над ним венец.

И обратили взоры к небу,
Монашка с чертом. Затая
Дыхание свое. Подобно Фебу
К ним прилетел гонец – слуга.

Протиснулся он еле-еле в келью,
Сквозь щелочку витражного окна.
Ведь стройностью похвастать он не мог газелью.
И плотность ангела довольно велика.

И тяжело дыша спустился на пол
(а подоконник, чуть не обвалился вдруг)
Вы можете сказать что врет мол автор!
Но сам я видел! Поручится ваш друг!

И вот тяжелой поступью, с тяжелою отдышкой.
Закрыв глаза он начал так вещать!
«О дочь моя! Когда была б ты мышкой,
Таких пороков не должна алкать!

И звать к себе в ночи нечистых толпы!
Плясать как ведьма в сем монастыре.
Покается должна дитя о том ты,
Что поддалась влиянию извне»

Ну вообщем тот заученный фрагмент,
Который ангелы твердили и твердят,
Что мол ты неблагонадежный элемент,
И садо… эээ покаяние должен сейже час начать.

С открытым ртом, и в удивлениистрашном.
С глазами полными горящего огня.
Милашка наша выпрямилась важно –
«Ой шкуру я спущу щас с кобеля!»

И в самом деле! Я всем сердцем снею!
Ну разве можно женщины такое говорить?
И корень бед я только в том лишьзрею,
Что разобраться следует, а после уж судить.

Ведь женщины! Прекрасные созданья!
И гордость вы с вою одели как ливрею.
Недаром слова поэта полны благоуханья!
Коль баба не права – так извинись пред нею.

А коль вины за женщиной ни капли,
Вам обвинять ее себе дороже будет.
За вашим обвинением ужаснейшие вопли
Последуют. И точно драка будет.

Хотела было разразится бранью,
Красавица всего монастыря.
И обозвать посланца «дрянью»!
Не осквернив при этом алтаря.

Как за ее спиной могучий смех раздался!
То дьявол был. Он люто хохотал,
И я скажу – ужасно он разволновался.
Когда в крылатом товарища признал.

«Ооо! Вот так встреча друг любезный.
Иль ты поди меня и не признал?
Забыл как в рати были мы небесной?!
Покуда я на землю не упал!»

Тут изумился ангел белокрылый
И даже глазик приоткрыл один,
И бровь над ним столь черезчурно взмылась!!!
А черт все говорил и говорил…

«Вот так дела! Тебя сперва я,
И не узнал со всей твоей фигурой!
Ты посмотрел бы на себя!
Пришел и выставил монашку дурой.

А что? С того момента как свалился я
Довольствие неужто вам подняли?
Я помню стройного и мудрого тебя,
Ну а теперь и голос твой отняли…

Ну ладно! Не хулю тебя я боле.
Ты посмотреть пришел на балаганчик?
Ну ладно ладно! Посмейся вволю!
Привет тебе мой милый Одуванчик!»

Открыл второй свой глазик одуванчик,
Когда его по имени назвали,
И пригляделся, поправил на шее рантик,
И так сказал исполнившись печали.

«Ага! Ну кто же мог бы быть еще!
Вот кто еще столь похотливый как Мустанг?
Кто столько лжи, коварства нам несет?
Ну здравствуй «друг» ты мой Вахтанг.

Тебя сначала не признал я.
Из темноты сей кельи узкой,
Раздались вдруг знакомые слова,
С последней нашей встречи в Куско.

Давно не виделись! А встретив бы тебя
Я никогда предателю и слова несказал бы!
Себя ведешь ты как паршивая свинья!
И не бывать николи этой свадьбе.

Вдруг возглас! Прервавший все обиды
Явившихся к монашке в час ночной.
С небес на землю опустила лихо.
И даже слог исправила вмиг мой.

«Хорошь бессмысленную речь
Вливать в мои ушные дырки!
А то Анафеме и пытке
Вас патер Жак придаст!

Забыли вы неужто оба,
Что монастырь – обитель Бога!
И делом дух я занимала,
В молитве дух свой упражняла.

А тут вы оба саранче подобны.
И оба вы очень уж удобно
На нивы духа, благодати и любви
В войне своей и алчности пришли.

Я благочинным дело тут!
А вы как дерево! Ну этот… - тут!
Пришли! Не слышите меня!
Устроили свидание «друзья».

Хотите спорить коли вы
Так и ступайте в Шардонльи!
Таких там спорщиков в день балагана,
Сыщется огромная орава.»

Ох как была монашка зла!
На черта и его рога,
На ангела с болтливым брюхом,
На аллергию вызванную пухом.

Иль может быть всего лишь день не тот?
Кто этих женщин сходу разберет?...
А вот что было дальше вовсе диво!
Взяла подсвечник монашка живо,

И запустила с силой в черта им.
Видать, не слишком жаловала она мужчин.
А черт увернувшись от снаряда,
Готов был спрятаться в глубинах ада!

Чтоб только хвост с рогами не страдал.
Он испугался. Сильно задрожал!
А Одуванчик в это время,
Злорадствовал над ним. Вот племя!

И не поймешь кто прав кто виноват.
Иль те кто лишь злорадствуют,язвят.
Иль те кто стонет от побоев.
Но все ж, в корабль Ноев

И Ангел с Чертом были вхожи,
Замысел они несли там Божий.
Но наша прелесть в рясе и краса
На черте не остановилась. Голосом бася.
Она на Одуванчика лила
(При этом дажезапыхалась пару раз весьма)
Такую нежную, изысканную брань,
Что наша милая упитанная лань,

Протиснуться пыталась вновь в окошко
И улететь как можно дальше. Наша крошка
Ему пролезть в оконце помогла
Отвесив пендаля тяжелого… любя.

А увидав такое с другом обращенье,
Черт и не думал получить прощенье.
И в дыме сизом, кашлянув, исчез.
Спрятав за ухо вывалившийся пейс.

И лишь исчезли гости в темноте,
Как в келью стук! Красавица взевке
Готовая сорваться на кого угодно
Открыла двери сразу. «Бесподобна!

Ты в красоте и благости своей!»
Держа букет цветов в руке
Начал было поп влюбленный.
Удар пощечины… Довольно звонкий.

Раздался в темноте монастыря.
А милая наша сорвала,
С головы своей клобук монашки,
Собрала вещи и в прекрасной пляске,

Отправилась прочь из монастыря.
Достанет такое отношение и тебя!
И живет теперь она в лесу
И ведьмою зовется, не глядя накрасу.

Но что же, рассказ мой близится к концу,
Теперь настал черед мораль вам высказать свою.
Бывает так как в сказке в нашей жизнИ
А женщины ведь сплошь графинИ.

И сделаны из теста одного,
Что и мужи. Ходившие на Арго.
И посему вам стоит уважать,
С ухаживаниями немного подождать,

Тем более засуньте ваши наставленья,
Куда красавицы укажут. Без сомненья,
Когда не в духе ваша госпожа,
То лучше обходится с ней любя.

И не назойливо и с поученьем,
А с ласкою. И вашим мненьем
Не стоит женщин милых угнетать
И выгоды на слабостях искать.

Коль не хотите ведьму видеть вы,
И потерять своей умнейшей головы,
То повторяйте вслед за мной,
Сие четверостишье день деньской.

Женщины – прекрасный созданья!
И гордость вы свою одели как ливрею!
Недаром слова поэта полны благоуханья,
Коль баба не права – так извинись пред нею.