Now in forgotten, once in the real

Палящее солнце жаркой пустыни,
Что бьет по главам, закрытым тюрбаном,
Садилось, казалось, лучами простыми,
Жадно хлестая людей за Кораном.
И вот половинка светила земного,
Что так неустанно пытаясь остаться,
Другой половинкой стоит на пороге.
Но горы, как семьи, велят возвращаться.
Скакун, увидавший картину прощанья,
Лишь фыркнул устало, сменив свою скорость.
На том скакуне, хранитель молчанья,
Сидит мамелюк, на лице коем томность,
Шлем свой подвесив к седлу и погладив
Того, кто кометой летел сквозь барханы,
Везя на себе, ненарочно осклабив.
Везя, сквозь высокие горы Авраны.
И, кинув свой взор на рельефные дали,
Узоры которых он знал ещё с детства,
Стали виднеться святые Граали:
Храмы, свет коих силён, как кокетство
Игривой девицы, что разум туманит,
С собой уводя туда, куда хочет.
И, волю сломав, к обрыву заманит.
Толкнёт и громко потом захохочет.
Пройдя сквозь версту, увидев ворота,
Уставший скакун как-будто взбодрился:
Песок поменяв, что словно болото,
Топящее тех, кто торопился,
На камень, разбитый для главной тропинки,
Который копытам - как сабля Султану.
Слегка подтянув льяные ботинки,
С натёртой подошвой и цветом калкана,
Хранитель молчанья с кометы спустился.
Устало направился к братьям - охране.
- Парни! Глядите-ка, кто возвратился!
- Рад тебя видеть - ответил хранитель.
- Я за тебя Аллаху молился.
И, как раскаяный бледный мучитель,
Всадник в бессильи, чрез слёзы, вцепился,
Будто ребёнок со словом:"учитель"
В собрата, что тоже слезами излился.