Эпилог. Марш формалиновых уродцев

                    …свет непрестанный пусть им сияет.

Время любить.
Как безысходность.
Как мера отчаянья.
Друг друга: больше
Нас некому полюбить.

Запел коридор. Престарелый патолог
Шаркает своим протезом.
Вот-вот,
Вот-вот
Он отопрёт старинный шкаф,
И дребезжание люминесцентной лампы
Пронзит наш нерождённый мир... но нет.
Шаги стихают.

Мне приснился океан.
Солнце ласкало его бирюзовых львов.
В гривах искрились рыбы.
О как легки порывы их сильных тел!
Как замирает свет в серебре крыла…
Из миллионов их биений
Слагался пульс неутолимой силы,
Ритм самой лазури,
Поспорить с которым не властна другая стихия.
Бережный и родной.
В одних околоплодных водах
Качались целые созвездия
Сестёр и братьев. Кто остановил
Жизнь моих глаз?
Кто запретил им плакать?
Кто не дал мне солёных тёплых слез,
Чтобы согреть сиреневые щеки.

В шкафу нет света, звёздочек и волн.
Есть колбы, горечь ледяного формалина
И страх. Мы никогда не оживём.
Не двинемся, не взглянем, губ зашитых
Не разомкнет простое слово «здравствуй»
Или «верю».

Когда анатом не был стар и болен,
А потерянная нога ныла,
Будто ещё кровоточа землёй и газом,
И ампутированная память возвращала на поле битвы,
В такие тугие зимние ночи
Сквозь тишину громких залов
Летела музыка.
Не знаю, что это был за инструмент,
Я никогда не видел инструментов,
Но казалось,
Погибшие солдаты встают из огня
И возвращаются домой
Живыми.

В подвальное окно скребётся вьюга.
Он больше не играет: январская тоска
Высосала душу ветерана.
Значит, время любить.
За него. И бойцов, что уже никогда не полюбят.
Как вопль «в атаку!»,
Глохнущий в рёве взрывов.
Как месть за все безжалостные сны.
За немощь: мою и твою.
Любить.
Горстью наших крохотных несчастий –
Неизмеримое горе мира.

За стихотворение голосовали: maarv: 5 ; Фдуч: 5 ; Kampfar: 5 ; : 5 ; Le-Ta.i: 5 ;