Эсхатос. Венок сонетов

I

Воскресли прежние сомненья.
Они сильны и глубоки,
как звёзды ночью, — далеки;
неуловимы их движенья.

И как в Поэме завершенья,
воспетой, смерти вопреки,
мои сомненья — угольки.
Надежды нет. И нет спасенья.

Души единственный завет —
отдаться пламени комет,
спастись в потоке лжи нетленной.

Пылает чёрный минарет.
Хочу уснуть во тьме священной, —
мой окончательный ответ…

II

Мой окончательный ответ
(по части мрачных аллегорий).
Пылает ярко крематорий,
и пеплом в сумраке согрет,

познавший боль, мудрец-аскет.
Конец критических теорий,
открыт столетний лепрозорий,
кричи, неведомый эстет!

Лишь тень незримого исхода
влечёт древнейший силуэт,
восходит вновь апологет,

его нужда — его свобода,
но утверждает экзегет:
«Услада мрака, бога нет».

III

Услада мрака, бога нет,
восходит к небу ангел чёрный,
питает кровь стальные волны,
и огранённый самоцвет,

красивей тысячи ракет, —
унынья и печали полный,
исток тоски, извечно спорный.
Пусть восторгается поэт

потерей воли и стремленья,
ведь только безнадёжный мрак,
светила изначальный враг,

теперь достоин восхищенья.
В груди отверстой бездны знак.
И это сердце — дар забвенья!

IV

И это сердце — дар забвенья!
И тьма вокруг пленяет грудь,
нельзя забыть, нельзя взглянуть
на средоточие мученья.

Злой рок, мне не достичь смиренья,
как образ ночи в утлой мгле,
лежу, придавленный к земле,
но нет ни капли сожаленья.

И близок день, когда сгорят
жрецы, свершившие обряд,
почти к началу разрушенья.

В кромешной тьме беспечно спят
успевшие принять свой яд,
В осколках жизни — отраженья.

V

В осколках жизни — отраженья,
как искры пепельной мечты,
заслуга чистой красоты —
плоды больного вдохновенья.

Заслуга смерти, нерожденья, —
что все страдания — пусты,
и безнадёжные черты
не вызывают снисхожденья.

Под звон серебряных монет
посланник хаоса воспет.
Он лжец, он просто шут придворный!

И завершается терцет,
ещё перу творца покорный.
Я вижу пламенный рассвет…

VI

Я вижу пламенный рассвет,
и бой часов на старой башне
напоминает мне вчерашний,
уже нарушенный, обет.

Терзает сердце злой стилет.
«Предмет довольно маловажный», —
так говорит мертвец отважный,
уныло тлеющий скелет.

Среди глумящихся видений
зря выгорает славный гений,
скорбя о чувствах прежних лет.

Он не приемлет осуждений,
он раб бесцельных умозрений,
как маг, факир, анахорет.

VII

Как маг, факир, анахорет,
идущий следом нефилима.
Его вина неотделима
от всех земных невзгод и бед.

И видя раскалённый след,
он, ярый ненавистник Сима,
для гордости, для славы Рима,
готов сломать себе хребет.

Ему не нужно дозволенья!
Очередные откровенья
сошлись в молитвенный экстаз.

«Немного больше поощренья, —
и вы проснётесь в смертный час!»
Я жажду только отчужденья…

VIII

Я жажду только отчужденья.
В мечтах давно сказав себе:
«Ты одинок в своей борьбе,
ты не достоин отпущенья».

Не волновали измененья
мой дух, повисший на цепях,
и страж, танцующий впотьмах,
не получил посыл воззренья!

Вот так! Насколько жалок он,
убогий, низменный шаблон!
Со вкусом горечи прозренья, —

к темнице мрачной доведён.
И свет — лишь данность умиленья.
Искатель истин озарён.

IX

Искатель истин озарён,
от ощущения той власти,
дух разрывающей на части.
Как пал наивный царь Акрон,

прервётся жизненный эон,
не будет ни любви, ни страсти.
В одном изнеженном схоласте
увидят новый эталон,

причину погибать в раздоре.
Глядя бесстыдно в адский фон
и слыша хриплый баритон,

искатель истин принял горе,
он сам навеки обречён.
Но он не знает, это сон.

X

Но он не знает, это сон!
И это то, чего хочу я:
добиться смерти поцелуя,
среди горгулий и ворон.

Не меркнет выжженный пилон,
а я, любуясь и тоскуя,
готов к мотиву «Аллилуйя»,
готов отдать им свой поклон.

Не прекращается воззванье,
и бесполезное мечтанье
не вдохновляет больше хор.

Что не даёт в темнице знанья
мне разрешить старинный спор?
Причина боли и изгнанья.

XI

Причина боли и изгнанья
сокрыта пением сирены,
пока небесные арены
не прекратят все испытанья,

и не исчезнут все страданья,
останутся одни размены,
неразрешённые дилеммы,
в миру бесцельные скитанья.

Король безмолвствует, Платон!
Фурье ошибся, и Прудон.
Полны надежд и упованья…

Цвет нации — золистый тон,
конец трагедии исканья,
фальшивый мир, пустой закон.

XII

Фальшивый мир, пустой закон!
И путь тревожный и печальный
нам голем преградил зеркальный,
а позади — незанят трон…

В тени прохладных чёрных крон —
поток кромешно-безначальный,
и образ тешится сакральный,
но не сольётся с ним канон.

Чуть смерть косой обрежет розы,
зайдя в массивный павильон,
услышит смертный страшный стон.

И саван призрачно-белёсый
напомнит истинный резон:
венец, Сенат и Рубикон.

XIII

Венец, Сенат и Рубикон,
а мир во мраке ночи спящий,
а мир, отнюдь не настоящий, —
влечёт лучистый Фаэтон.

И губы жжёт цветной флакон,
до упоения пьянящий,
разлуку с телом не щадящий,
мне предлагая ряд корон.

Он знает про мои желанья,
и нет, и нет непониманья.
Я мёртв. Как бог. Как жрец огня.

Последний облик порицанья,
горящие глаза кляня...
Я не достоин оправданья.

XIV

Я не достоин оправданья.
Я полюбил тебя, мой бог,
мой друг, мой враг, даю зарок,
зарок жестокого созданья:

ни дня в тиши, ни дня молчанья,
до красных глаз, до стёртых ног,
я сам спаситель и пророк,
чужды мне все увещеванья…

Вот долгожданный сон, о жрец!
Пусть в муках корчится творец.
Лишь Эсхатос ждёт очищенья

для всех истерзанных сердец.
«Я ваш покой. Я ваш конец».
Воскресли прежние сомненья…

Магистрал

Воскресли прежние сомненья.
Мой окончательный ответ:
услада мрака, бога нет.
И это сердце — дар забвенья!

В осколках жизни — отраженья.
Я вижу пламенный рассвет…
Как маг, факир, анахорет,
я жажду только отчужденья.

Искатель истин озарён.
Но он не знает, это сон.
Причина боли и изгнанья —

фальшивый мир, пустой закон.
Венец, Сенат и Рубикон.
Я не достоин оправданья.

Гончаров А.С.
2020

За стихотворение голосовали: Александр Ковыль: 5 ; : 5 ; Наиль Бикметов: 5 ;