Автор: Классика_
Рейтинг автора: 61
Рейтинг критика: 268
Дата публикации - 12.05.2020 - 12:32
Другие стихотворения автора
Рейтинг 4.3
| Дата: 06.07.2016 - 22:42
Рейтинг 5
| Дата: 29.09.2013 - 00:11
Рейтинг 5
| Дата: 07.09.2013 - 21:08
Рейтинг 5
| Дата: 15.01.2015 - 18:06
Рейтинг 5
| Дата: 04.10.2013 - 14:53
Рейтинг 4.9
| Дата: 30.01.2014 - 18:43
Рейтинг 5
| Дата: 22.11.2013 - 23:32
Рейтинг 5
| Дата: 01.02.2014 - 18:01
Рейтинг 5
| Дата: 06.02.2014 - 22:48
Рейтинг 5
| Дата: 14.07.2021 - 15:52
Поиск по сайту
на сайте: в интернете:

Владимир Высоцкий

Владимир Семёнович Высоцкий, (годы жизни - 25.01.1938 - 25.07.1980), советский поэт, актёр театра и кино, автор-исполнитель песен, автор прозаических произведений и сценариев. Лауреат Государственной премии СССР. При жизни Высоцкого его песни не получили в СССР официального признания. В 1968 году в печати была развёрнута кампания по дискредитации его музыкально-поэтического творчества. Вплоть до 1981 года ни одно советское издательство не выпустило книгу с его текстами. Цензурные ограничения частично были сняты только после смерти Высоцкого, когда вышел в свет сборник его поэтических произведений ”Нерв”.

АИСТЫ

Небо этого дня ясное,
Но теперь в нем броня лязгает.
А по нашей земле гул стоит,
И деревья в смоле, - грустно им.
Дым и пепел встают, как кресты,
Гнёзд по крышам не вьют аисты.

Колос - в цвет янтаря, успеем ли?
Нет! Выходит, мы зря сеяли.
Что ж там цветом в янтарь светится?
Это в поле пожар мечется.
Разбрелись все от бед в стороны.
Певчих птиц больше нет - вороны.

И деревья в пыли - к осени,
Те, что песни могли, - бросили.
И любовь не для нас. Верно ведь?
Что нужнее сейчас? Ненависть.
Дым и пепел встают, как кресты,
Гнёзд по крышам не вьют аисты.

Лес шумит, как всегда, кронами,
А земля и вода - стонами.
Но нельзя без чудес - аукает
Довоенными лес звуками.
Побрели все от бед на Восток,
Певчих птиц больше нет, нет аистов.

Воздух звуки хранит разные,
Но теперь в нём гремит, лязгает.
Даже цокот копыт - топотом,
Если кто закричит - шёпотом.
Побрели все от бед на Восток,
И над крышами нет аистов.


* * *

Ах, откуда у меня грубые замашки?!
Походи с моё, поди даже не пешком...
Меня мама родила в сахарной рубашке,
Подпоясала меня красным ремешком.

Дак откуда у меня хмурое надбровье?
От каких таких причин белые вихры?
Мне папаша подарил бычее здоровье
И в головушку вложил не "хухры-мухры"

Начинал мытьё моё с Сандуновских бань я, -
Вместе с потом выгонял злое недобро.
Годен - в смысле чистоты и образованья,
Тут и голос должен быть - чисто серебро.

Пел бы ясно я тогда, пел бы я про шали,
Пел бы я про самое главное для всех,
Все б со мной здоровкались, все бы меня прощали,
Но не дал Бог голоса, - нету, как на грех!

Но воспеть-то хочется, да хотя бы шали,
Да хотя бы самое главное и то!
И кричал со всхрипом я - люди не дышали,
И никто не морщился, право же, никто!

От кого же сон такой, да вранье да хаянье?
Я всегда имел в виду мужиков, не дам.
Вы же слушали меня, затаив дыханье,
А теперь ханыжите - только я не дам.

Был раб Божий, нёс свой крест, были у раба вши.
Отрубили голову - испугались вшей.
Да поплакав, разошлись, солоно хлебавши,
И детишек не забыв вытолкать взашей.


БАЛЛАДА О БОРЬБЕ

Сpедь оплывших свечей и вечеpних молитв,
Сpедь военных тpофеев и миpных костpов
Жили книжные дети, не знавшие битв,
Изнывая от мелких своих катастpоф.

Детям вечно досаден
Их возpаст и быт,-
И дpались мы до ссадин,
До смеpтных обид.
Hо одежды латали
Hам матеpи в сpок,
Мы же книги глотали,
Пьянея от стpок.

Липли волосы нам на вспотевшие лбы,
И сосало под ложечкой сладко от фpаз,
И кpужил наши головы запах боpьбы,
Со стpаниц пожелтевших слетая на нас.

И пытались постичь
Мы, не знавшие войн,
За воинственный клич
Пpинимавшие вой,
Тайну слова "пpиказ",
Hазначенье гpаниц,
Смысл атаки и лязг
Боевых колесниц.

А в кипящих котлах пpежних боен и смут
Столько пищи для маленьких наших мозгов!
Мы на pоли пpедателей, тpусов, иуд
В детских игpах своих назначали вpагов.

И злодея следам
Hе давали остыть,
И пpекpаснейших дам
Обещали любить,
И, дpузей успокоив
И ближних любя,
Мы на pоли геpоев
Вводили себя.

Только в гpёзы нельзя насовсем убежать:
Кpаткий век у забав - столько боли вокpуг!
Постаpайся ладони у мёpтвых pазжать
И оpужье пpинять из натpуженных pук.

Испытай, завладев
Ещё теплым мечом
И доспехи надев,
Что почём, что почём!
Разбеpись, кто ты - тpус
Иль избpанник судьбы,
И попpобуй на вкус
Hастоящей боpьбы.

И когда pядом pухнет изpаненный дpуг,
И над пеpвой потеpей ты взвоешь, скоpбя,
И когда ты без кожи останешься вдpуг
Оттого, что убили его - не тебя, -

Ты поймёшь, что узнал,
Отличил, отыскал
По оскалу забpал:
Это - смеpти оскал!
Ложь и зло - погляди,
Как их лица гpубы!
И всегда позади -
Воpоньё и гpобы.

Если, путь пpоpубая отцовским мечом,
Ты солёные слёзы на ус намотал,
Если в жаpком бою испытал, что почем, -
Значит, нужные книги ты в детстве читал!

Если мяса с ножа
Ты не ел ни куска,
Если pуки сложа
Наблюдал свысока,
И в боpьбу не вступил
С подлецом, с палачом, -
Значит, в жизни ты был
Ни пpи чём, ни пpи чём!


БАЛЛАДА О БРОШЕННОМ КОРАБЛЕ

Капитана в тот день называли на "ты",
Шкипер с юнгой сравнялись в талантах;
Распрямляя хребты и срывая бинты,
Бесновались матросы на вантах.

Двери наших мозгов
Посрывало с петель
В миражи берегов,
В покрывала земель,
Этих обетованных, желанных -
И колумбовых, и магелланных.

Только мне берегов
Не видать и земель -
С хода в девять узлов
Сел по горло на мель!

А у всех молодцов -
Благородная цель...
И в конце-то концов -
Я ведь сам сел на мель.

И ушли корабли - мои братья, мой флот, -
Кто чувствительней - брызги сглотнули.
Без меня продолжался великий поход,
На меня ж парусами махнули.

И погоду и случай
Безбожно кляня,
Мои пасынки кучей
Бросали меня.
Вот со шлюпок два залпа - и ладно! -
От Колумба и от Магеллана.

Я пью пену - волна
Не доходит до рта,
И от палуб до дна
Обнажились борта,

А бока мои грязны -
Таи не таи, -
Так любуйтесь на язвы
И раны мои!

Вот дыра у ребра - это след от ядра,
Вот рубцы от тарана, и даже
Видны шрамы от крючьев - какой-то пират
Мне хребет перебил в абордаже.

Киль - как старый неровный
Гитаровый гриф:
Это брюхо вспорол мне
Коралловый риф.
Задыхаюсь, гнию - так бывает:
И просоленное загнивает.

Ветры кровь мою пьют
И сквозь щели снуют
Прямо с бака на ют, -
Меня ветры добьют:

Я под ними стою
От утра до утра, -
Гвозди в душу мою
Забивают ветра.

И гулякой шальным всё швыряют вверх дном
Эти ветры - незваные гости, -
Захлебнуться бы им в моих трюмах вином
Или - с мели сорвать меня в злости!

Я уверовал в это,
Как загнанный зверь,
Но не злобные ветры
Нужны мне теперь.
Мои мачты - как дряблые руки,
Паруса - словно груди старухи.

Будет чудо восьмое -
И добрый прибой
Моё тело омоет
Живою водой,

Моря божья роса
С меня снимет табу -
Вздует мне паруса,
Словно жилы на лбу.

Догоню я своих, догоню и прощу
Позабывшую помнить армаду.
И команду свою я обратно пущу:
Я ведь зла не держу на команду.

Только, кажется, нет
Больше места в строю.
Плохо шутишь, корвет,
Потеснись - раскрою!

Как же так - я ваш брат,
Я ушел от беды...
Полевее, фрегат, -
Всем нам хватит воды!

До чего ж вы дошли:
Значит, что - мне уйти?!
Если был на мели -
Дальше нету пути?!

Разомкните ряды,
Все же мы - корабли, -
Всем нам хватит воды,
Всем нам хватит земли,
Этой обетованной, желанной -
И колумбовой, и магелланной!


БАЛЛАДА О КОРОТКОЙ ШЕЕ

Полководец с шеею короткой
Должен быть в любые времена:
Чтобы грудь - почти от подбородка,
От затылка - сразу чтоб спина.

На короткой незаметной шее
Голове уютнее сидеть, -
И душить значительно труднее,
И арканом не за что задеть.

А они вытягивают шеи
И встают на кончики носков:
Чтобы видеть дальше и вернее -
Нужно посмотреть поверх голов.

Всё, теперь ты - темная лошадка,
Даже если видел свет вдали, -
Поза - неустойчива и шатка,
И открыта шея для петли.

И любая подлая ехидна
Сосчитает позвонки на ней, -
Дальше видно, но - недальновидно
Жить с открытой шеей меж людей.

... Вот какую притчу о Востоке
Рассказал мне старый аксакал.
"Даже сказки здесь - и те жестоки", -
Думал я - и шею измерял.


БАЛЛАДА О КОРОТКОМ СЧАСТЬЕ

Трубят рога: скорей, скорей! -
И копошится свита.
Душа у ловчих без затей,
Из жил воловьих свита.

Ну и забава у людей -
Убить двух белых лебедей!
И стрелы ввысь помчались...
У лучников намётан глаз, -
А эти лебеди как раз
Сегодня повстречались.

Она жила под солнцем - там,
Где синих звёзд без счёта,
Куда под силу лебедям
Высокого полёта.

Ты воспари - крыла раскинь -
В густую трепетную синь.
Скользи по божьим склонам, -
В такую высь, куда и впредь
Возможно будет долететь
Лишь ангелам и стонам.

Но он и там её настиг -
И счастлив миг единый, -
Но может, был тот яркий миг
Их песней лебединой...

Двум белым ангелам сродни,
К земле направились они -
Опасная повадка!
Из-за кустов, как из-за стен,
Следят охотники за тем,
Чтоб счастье было кратко.

Вот утирают пот со лба
Виновники паденья:
Сбылась последняя мольба -
"Остановись, мгновенье!"

Так пелся вечный этот стих
В пик лебединой песне их -
Счастливцев одночасья:
Они упали вниз вдвоём,
Так и оставшись на седьмом,
На высшем небе счастья.


БАНЬКА ПО-БЕЛОМУ

Протопи ты мне баньку, хозяюшка,
Раскалю я себя, распалю,
На полоке, у самого краешка,
Я сомненья в себе истреблю.

Разомлею я до неприличности,
Ковш холодный - и всё позади.
И наколка времён культа личности
Засинеет на левой груди.

Протопи ты мне баньку по-белому -
Я от белого света отвык.
Угорю я, и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.

Сколько веры и лесу повалено,
Сколь изведано горя и трасс,
А на левой груди - профиль Сталина,
А на правой - Маринки анфас.

Эх, за веру мою беззаветную
Сколько лет отдыхал я в раю!
Променял я на жизнь беспросветную
Несусветную глупость мою.

Протопи ты мне баньку по-белому -
Я от белого света отвык.
Угорю я, и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.

Вспоминаю, как утречком раненько
Брату крикнуть успел: "Пособи!"
И меня два красивых охранника
Повезли из Сибири в Сибирь.

А потом на карьере ли, в топи ли,
Наглотавшись слезы и сырца,
Ближе к сердцу кололи мы профили
Чтоб он слышал, как рвутся сердца.

Протопи ты мне баньку по-белому -
Я от белого света отвык.
Угорю я, и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.

Ох, знобит от рассказа дотошного,
Пар мне мысли прогнал от ума.
Из тумана холодного прошлого
Окунаюсь в горячий туман.

Застучали мне мысли под темечком,
Получилось - я зря им клеймён,
И хлещу я берёзовым веничком
По наследию мрачных времён.

Протопи ты мне баньку по-белому -
Я от белого света отвык.
Угорю я, и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.


* * *

Благодать или благословение
Ниспошли на подручных твоих -
Дай нам, Бог, совершить омовение,
Окунаясь в святая святых!

Всё порок: и грехи, и печали,
Равнодушье, согласье и спор -
Пар, который вот только наддали,
Вышибает, как пули, из пор.

То, что мучит тебя, - испарится
И поднимется вверх, к небесам, -
Ты ж, очистившись, должен спуститься -
Пар с грехами расправится сам.

Не стремись прежде времени к душу,
Не равняй с очищеньем мытьё, -
Нужно выпороть веником душу,
Нужно выпарить смрад из неё.

Исцеленье от язв и уродства -
Этот душ из живительных вод, -
Это - словно возврат первородства,
Или нет - осушенье болот.

Здесь нет голых - стесняться не надо,
Что кривая рука да нога.
Здесь - подобие райского сада, -
Пропуск всем, кто раздет донага.

И в предбаннике сбросивши вещи,
Всю одетость свою позабудь -
Одинаково веничек хлещет.
Так что зря не вытягивай грудь!

Все равны здесь единым богатством,
Все легко переносят жару, -
Здесь свободу и равенство с братством
Ощущаешь в кромешном пару.

Загоняй поколенья в парную
И крещенье принять убеди, -
Лей на нас свою воду святую -
И от варварства освободи!

Благодать или благословение
Ниспошли на подручных твоих -
Дай нам, Бог, совершить омовение,
Окунаясь в святая святых!


БРАТСКИЕ МОГИЛЫ

На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
К ним кто-то приносит букеты цветов,
И Вечный огонь зажигают.

Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче - гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы -
Все судьбы в единую слиты.

А в Вечном огне виден вспыхнувший танк,
Горящие русские хаты,
Горящий Смоленск и горящий рейхстаг,
Горящее сердце солдата.

У братских могил нет заплаканных вдов -
Сюда ходят люди покрепче.
На братских могилах не ставят крестов,
Но разве от этого легче?...


* * *

В Азии, в Европе ли
Родился озноб -
Только даже в опере
Кашляют взахлёб.

Не поймёшь, откуда дрожь - страх ли это, грипп ли:
Духовые дуют врозь, струнные - урчат,
Дирижера кашель бьёт, тенора охрипли,
Баритоны запили, и басы молчат.

Раньше было в опере
Складно, по уму, -
И хоть хору хлопали -
А теперь кому?!

Не берёт верхних нот и сопрано-меццо,
У колоратурного не бельканто - бред, -
Цены резко снизились - до рубля за место, -
Словом, всё понизилось и сошло на нет.

Сквозняками в опере
Дует, валит с ног,
Как во чистом во поле
Ветер-ветерок.

Партии проиграны, песенки отпеты,
Партитура съёжилась, и софит погас.
Развалились арии, разошлись дуэты,
Баритон - без бархата, без металла - бас.

Что ни делай - всё старо, -
Гулок зал и пуст.
Тенорово серебро
Вытекло из уст.

Тенор в арьи Ленского заорал: "Полундра!" -
Буйное похмелье ли, просто ли заскок?
Дирижера Вилькина мрачный бас-профундо
Чуть едва не до смерти струнами засёк.


В МОРЕ СЛЁЗ

Слезливое море вокруг разлилось,
И вот принимаю я слёзную ванну,-
Должно быть, по морю из собственных слёз
Плыву к Слезовитому я океану.

Растеряешься здесь поневоле -
Со стихией один на один!
Может, зря проходили мы в школе,
Что моря - из поваренной соли...
Хоть бы льдина попалась мне, что ли,
Или встретился добрый дельфин!...


* * *

В наш тесный круг не каждый попадал,
И я однажды - проклятая дата -
Его привел с собою и сказал:
"Со мною он - нальём ему, ребята!"

Он пил как все и был как будто рад,
А мы - его мы встретили как брата...
А он назавтра продал всех подряд, -
Ошибся я - простите мне, ребята!

Суда не помню - было мне невмочь,
Потом - барак холодный, как могила, -
Казалось мне - кругом сплошная ночь,
Тем более, что так оно и было.

Я сохраню хотя б остаток сил, -
Он думает - отсюда нет возврата,
Он слишком рано нас похоронил, -
Ошибся он - поверьте мне, ребята!

И день наступит - ночь не на года, -
Я попрошу, когда придёт расплата:
"Ведь это я привел его тогда -
И вы его отдайте мне, ребята!..."


* * *

Вагоны всякие,
Для всех пригодные.
Бывают мягкие,
Международные.

Вагон опрятненький,
В нём нету потненьких,
В нём - всё десятники
И даже сотники.

Рубашки модные -
В международные,
Ну, а пикейные -
Так те в купейные.

Лежат на полочке
Мешки-баллончики.
У каждой сволочи -
Свои вагончики.

Многосемейные
И просто всякие
Войдут в купейные
И даже в мягкие.

Порвёшь животики
На аккуратненьких! -
Вон, едут сотники
Да на десятниках!

На двери нулики -
Смердят вагончики.
В них едут жулики
И самогонщики.

А кто с мешком - иди
По шпалам в ватнике.
Как хошь, пешком иди,
А хошь - в телятнике.

А вот теплушка та -
Прекраснодушно в ней, -
На сорок туш скота
И на сто душ людей.

Да в чём загвоздка-то?
Бей их дубиною!
За одного скота -
Двух с половиною.

Ах, степь колышется!
На ней - вагончики.
Из окон слышится:
"Мои лимончики!..."

А ну-ка, кончи-ка,
Гармонь хрипатая!
Вон в тех вагончиках -
Голь перекатная.

Вестимо, тесно тут,
Из пор - сукровица.
... Вагоны с рельс сойдут
И остановятся.


* * *

Водой наполненные горсти
Ко рту спешили поднести -
Впрок пили воду черногорцы
И жили впрок - до тридцати.

А умирать почётно было
Средь пуль и матовых клинков,
И уносить с собой в могилу
Двух-трёх врагов, двух-трёх врагов.

Пока курок в ружье не стёрся,
Стреляли с сёдел, и с колен, -
И в плен не брали черногорца -
Он просто не сдавался в плен.

А им прожить хотелось до ста,
До жизни жадным, - век с лихвой, -
В краю, где гор и неба вдосталь,
И моря тоже - с головой:

Шесть сотен тысяч равных порций
Воды живой в одной горсти...
Но проживали черногорцы
Свой долгий век - до тридцати.

И жёны их водой помянут,
И прячут их детей в горах
До той поры, пока не станут
Держать оружие в руках.

Беззвучно надевали траур,
И заливали очаги,
И молча лили слёзы в травы,
Чтоб не услышали враги.

Чернели женщины от горя,
Как плодородная земля, -
За ними вслед чернели горы,
Себя огнём испепеля.

То было истинное мщенье -
Бессмысленно себя не жгут:
Людей и гор самосожженье -
Как несогласие и бунт.

И пять веков, - как божьи кары,
Как мести сына за отца, -
Пылали горные пожары
И черногорские сердца.

Цари менялись, царедворцы,
Но смерть в бою - всегда в чести, -
Не уважали черногорцы
Проживших больше тридцати.

Мне одного рожденья мало -
Расти бы мне из двух корней...
Жаль, Черногория не стала
Второю родиной моей.


ГОРНОЕ ЭХО

В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха,
На кручах таких, на какие никто не проник,
Жило-поживало весёлое горное эхо,
Оно отзывалось на крик - человеческий крик.

Когда одиночество комом подкатит под горло
И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадёт -
Крик этот о помощи эхо подхватит проворно,
Усилит - и бережно в руки своих донесёт.

Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья,
Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп,
Пришли умертвить, обеззвучить живое ущелье -
И эхо связали, и в рот ему всунули кляп.

Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха,
И эхо топтали, но звука никто не слыхал.
К утру расстреляли притихшее горное эхо -
И брызнули слёзы, как камни, из раненых скал...


* * *

Граждане! Зачем толкаетесь,
На скандал и ссору нарываетесь? -
Сесть хотите? Дальняя дорога?...
Я вам уступлю, ради Бога!

Граждане, даже пьяные!
Все мы - пассажиры постоянные,
Все живём, билеты отрываем,
Все по жизни едем трамваем...

Тесно вам? И зря ругаетесь -
Почему вперёд не продвигаетесь?
Каши с вами, видимо, не сваришь...
Никакой я вам не товарищ!

Ноги все прокопытили,
Вон уже дыра в кулак на кителе.
Разбудите этого мужчину -
Он во сне поёт матерщину.

Граждане! Жизнь кончается -
Третий круг сойти не получается!
"С вас, товарищ, штраф - рассчитайтесь!
Нет? Тогда ещё покатайтесь!"


* * *

Давайте я спою вам в подражанье радиолам,
Глухим знакомым тембром из-за плохой иглы -
Пластиночкой на "рёбрах" в оформленье невесёлом,
Какими торговали пацаны из-под полы.

Ну, например, о лете, которого не будет,
Ну, например, о доме, что быстро догорел,
Ну, например, о брате, которого осудят,
О мальчике, которому - расстрел.

Сидят больные лёгкие в грудной и тесной клетке -
Рентгеновские снимки - смерть на чёрно-белом фоне, -
Разбалтывают плёночки о трудной пятилетке,
А продлевают жизнь себе - вертясь на патефоне.


* * *

Давно я понял: жить мы не смогли бы,
И что ушла - всё правильно, клянусь, -
А за поклоны к праздникам - спасибо,
И за приветы тоже не сержусь.

А зря заботишься, хотя и пишешь - муж, но,
Как видно, он тебя не балует грошом,-
Так что, скажу за яблоки - не нужно,
А вот за курево и водку - хорошо.

Ты не пиши мне про березы, вербы –
Прошу Христом, не то я враз усну,-
Ведь здесь растут такие, Маша, кедры,
Что вовсе не скучаю за сосну!

Ты пишешь мне про кинофильм "Дорога"
И что народу - тыщами у касс,-
Но ты учти - людей здесь тоже много
И что кино бывает и у нас.

Ну, в общем ладно - надзиратель злится,
И я кончаю,- ну всего, бывай!
Твой бывший муж, твой бывший кровопийца.
... А знаешь, Маша, знаешь,- приезжай!


ДВЕ ПРОСЬБЫ

I.

Мне снятся крысы, хоботы и черти. Я
Гоню их прочь, стеная и браня,
Но вместо них я вижу виночерпия -
Он шепчет: "Выход есть - к исходу дня
Вина! И прекратится толкотня,
Виденья схлынут, сердце и предсердие
Отпустят, и расплавится броня!"
Я - снова я, и вы теперь мне верьте, - я
Немного попрошу взамен бессмертия -
Широкий тракт, холст, друга да коня;
Прошу покорно, голову склоня,
Побойтесь Бога, если не меня, -
Не плачьте вслед, во имя Милосердия!

II.

Чту Фауста ли, Дориана Грея ли,
Но чтобы душу - дьяволу, - ни-ни!
Зачем цыганки мне гадать затеяли?
День смерти уточнили мне они...
Ты эту дату, Боже, сохрани, -
Не отмечай в своём календаре или
В последний миг возьми и измени,
Чтоб я не ждал, чтоб вороны не реяли
И чтобы агнцы жалобно не блеяли,
Чтоб люди не хихикали в тени, -
От них от всех, о Боже, охрани -
Скорее, ибо душу мне они
Сомненьями и страхами засеяли!


* * *

День на редкость - тепло и не тает, -
Видно, есть у природы ресурс, -
Ну... и, как это часто бывает,
Я ложусь на лирический курс.

Сердце бьётся, как будто мертвецки
Пьян я, будто по горло налит:
Просто выпил я шесть по-турецки
Чёрных кофе, - оно и стучит!

Пить таких не советую доз, но -
Не советую даже любить! -
Есть знакомый один - виртуозно
Он докажет, что можно не жить.

Нет, жить можно, жить нужно и - много:
Пить, страдать, ревновать и любить, -
Не тащиться по жизни убого -
А дышать ею, петь её, пить!

А не то и моргнуть не успеешь -
И пора уже в ящик играть.
Загрустишь, захандришь, пожалеешь -
Но... пора уж на ладан дышать!

Надо так, чтоб когда подытожил
Всё, что пройдено, - чтобы сказал:
"Ну, а всё же неплохо я пожил, -
Пил, любил, ревновал и страдал!"

Нет, а всё же природа богаче!
День какой! Что - поэзия? - бред!
... Впрочем, я написал-то иначе,
Чем хотел. Что ж, ведь я - не поэт.


* * *

День-деньской я с тобой, за тобой,
Будто только одна забота,
Будто выследил главное что-то -
То, что снимет тоску, как рукой.

Это глупо - ведь кто я такой?
Ждать меня - никакого резона,
Тебе нужен другой и покой,
А со мной - неспокойно, бессонно.

Сколько лет ходу нет - в чём секрет?
Может, я невезучий? Не знаю!
Как бродяга, гуляю по маю,
И прохода мне нет от примет.

Может быть, наложили запрет?
Я на каждом шагу спотыкаюсь:
Видно, сколько шагов - столько бед.
Вот узнаю, в чём дело, - покаюсь.


* * *

Дурацкий сон, как кистенём,
Избил нещадно.
Невнятно выглядел я в нём
И неприглядно.

Во сне я лгал и предавал,
И льстил легко я...
А я и не подозревал
В себе такое.

Ещё сжимал я кулаки
И бил с натугой,
Но мягкой кистию руки,
А не упругой.

Тускнело сновиденье, но
Опять являлось.
Смыкались веки, и оно
Возобновлялось.

Я не шагал, а семенил
На ровном брусе,
Ни разу ногу не сменил, -
ТрусИл и трУсил.

Я перед сильным лебезил,
Пред злобным гнулся.
И сам себе я мерзок был,
Но не проснулся.

Да это бред - я свой же стон
Слыхал сквозь дрёму,
Но это мне приснился сон,
А не другому.

Очнулся я и разобрал
Обрывок стона.
И с болью веки разодрал,
Но облегченно.

И сон повис на потолке
И распластался.
Сон в руку ли? И вот в руке
Вопрос остался.

Я вымыл руки - он в спине
Холодной дрожью.
Что было правдою во сне,
Что было ложью?

Коль это сновиденье - мне
Ещё везенье.
Но если было мне во сне
Ясновиденье?

Сон - отраженье мыслей дня?
Нет, быть не может!
Но вспомню - и всего меня
Перекорёжит.

А вдруг - в костер?! и нет во мне
Шагнуть к костру сил.
Мне будет стыдно, как во сне,
В котором струсил.

Но скажут мне: - Пой в унисон!
Жми, что есть духу! -
И я пойму: вот это сон,
Который в руку.


* * *

Если б я был физически слабым -
Я б морально устойчивым был, -
Ни за что не ходил бы по бабам,
Алкоголю б ни грамма не пил!

Если б я был физически сильным -
Я б тогда - даже думать боюсь! -
Пил бы влагу потоком обильным,
Но... по бабам - ни шагу, клянусь!

Ну, а если я средних масштабов -
Что же делать мне, как же мне быть? -
Не могу игнорировать бабов,
Не могу и спиртного не пить!


* * *

За меня невеста отрыдает честно,
За меня ребята отдадут долги,
За меня другие отпоют все песни,
И, быть может, выпьют за меня враги.

Не дают мне больше интересных книжек,
И моя гитара - без струны,
И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже,
И нельзя мне солнца, и нельзя луны.

Мне нельзя на волю - не имею права,
Можно лишь от двери - до стены,
Мне нельзя налево, мне нельзя направо,
Можно только неба кусок, можно только сны.

Сны про то, как выйду, как замок мой снимут,
Как мою гитару отдадут.
Кто меня там встретит, как меня обнимут
И какие песни мне споют?


* * *

Запретили все цари всем царевичам
Строго-настрого ходить по Гуревичам,
К Рабиновичам не сметь, тоже - к Шифманам, -
Правда, Шифманы нужны лишь для рифмы нам.

В основном же речь идет за Гуревичей:
Царский род ну так и прёт к ихней девичьей -
Там три дочки - три сестры, три красавицы -
За царевичей цари опасаются.

И Гуревичи всю жизнь озабочены:
Хоть живьём в гробы ложись из-за доченек!
Не устали бы про них песню петь бы мы,
Но назвали всех троих дочек ведьмами.

И сожгли всех трёх цари их, умеючи,
И рыдали до зари все царевичи.
Не успел растаять дым тех костров ещё,
А царевичи пошли к Рабиновичам.

Там три дочки - три сестры, три красавицы -
И опять, опять цари опасаются.
Ну, а Шифманы смекнули - и Жмеринку
Вмиг покинули, - махнули в Америку.


ЗВЁЗДЫ

Мне этот бой не забыть нипочём, -
Смертью пропитан воздух.
А с небосвода бесшумным дождём
Падали звёзды.

Вот снова упала, и я загадал -
Выйти живым из боя!
Так свою жизнь я поспешно связал
С глупой звездою.

Нам говорили: "Нужна высота!"
И "Не жалеть патроны!"
Вон покатилась вторая звезда -
Вам на погоны.

Я уж решил - миновала беда,
И удалось отвертеться...
С неба скатилась шальная звезда
Прямо под сердце.

Звёзд этих в небе - как рыбы в прудах,
Хватит на всех с лихвою.
Если б не насмерть, - ходил бы тогда
Тоже героем.

Я бы звезду эту сыну отдал,
Просто - на память...
В небе висит, пропадает звезда -
Некуда падать.


* * *

Из-за гор - я не знаю, где горы те, -
Он приехал на белом верблюде,
Он ходил в задыхавшемся городе -
И его там заметили люди.

И людскую толпу бесталанную
С её жизнью беспечной и зыбкой
Поразил он спокойною, странною
И такой непонятной улыбкой.

Будто знает он что-то заветное,
Будто слышал он самое вечное,
Будто видел он самое светлое,
Будто чувствовал всё бесконечное.

И взбесило толпу ресторанную
С её жизнью и прочной и зыбкой
То, что он улыбается странною
И такой непонятной улыбкой.

И герои все были развенчаны,
Оказались их мысли преступными,
Оказались красивые женщины
И холодными и неприступными.

И взмолилась толпа бесталанная -
Эта серая масса бездушная, -
Чтоб сказал он им самое главное,
И открыл он им самое нужное.

И, забыв все отчаянья прежние,
На своё место встало всё снова:
Он сказал им три самые нежные
И давно позабытые слова.


* * *

Когда я отпою и отыграю,
Где кончу я, на чём - не угадать?
Но лишь одно наверное я знаю:
Мне будет не хотеться умирать!

Посажен на литую цепь почёта,
И звенья славы мне не по зубам...
Эй, кто стучит в дубовые ворота
Костяшками по кованым скобам!...

Ответа нет, - но там стоят, я знаю,
Кому не так страшны цепные псы.
Но вот над изгородью замечаю
Знакомый серп отточенной косы...

Я перетру серебряный ошейник
И золотую цепь перегрызу,
Перемахну забор, ворвусь в репейник,
Порву бока - и выбегу в грозу!


КУПОЛА

Как засмотрится мне нынче, как задышится?
Воздух крут перед грозой, крут да вязок.
Что споётся мне сегодня, что услышится?
Птицы вещие поют - да всё из сказок.

Птица Сирин мне радостно скалится -
Веселит, зазывает из гнёзд,
А напротив - тоскует-печалится,
Травит душу чудной Алконост.

Словно семь заветных струн
Зазвенели в свой черёд -
Это птица Гамаюн
Надежду подаёт!

В синем небе, колокольнями проколотом, -
Медный колокол, медный колокол -
То ль возрадовался, то ли осерчал...
Купола в России кроют чистым золотом -
Чтобы чаще Господь замечал.

Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною -
Перед солоно - да горько-кисло-сладкою,
Голубою, родниковою, ржаною.

Грязью чавкая жирной да ржавою,
Вязнут лошади по стремена,
Но влекут меня сонной державою,
Что раскисла, опухла от сна.

Словно семь богатых лун
На пути моем встаёт -
То птица Гамаюн
Надежду подает!

Душу, сбитую утратами да тратами,
Душу, стёртую перекатами, -
Если до крови лоскут истончал, -
Залатаю золотыми я заплатами -
Чтобы чаще Господь замечал!


ЛИРИЧЕСКАЯ

Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно.
Живёшь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.

Пусть черёмухи сохнут бельём на ветру,
Пусть дождём опадают сирени -
Всё равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели.

Твой мир колдунами на тысячи лет
Укрыт от меня и от света.
И думаешь ты, что прекраснее нет,
Чем лес заколдованный этот.

Пусть на листьях не будет росы поутру,
Пусть луна с небом пасмурным в ссоре, -
Всё равно я отсюда тебя заберу
В светлый терем с балконом на море.

В какой день недели, в котором часу
Ты выйдешь ко мне осторожно?
Когда я тебя на руках унесу
Туда, где найти невозможно?

Украду, если кража тебе по душе, -
Зря ли я столько сил разбазарил?
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял!


МАСКИ

Смеюсь навзрыд - как у кривых зеркал, -
Меня, должно быть, ловко разыграли:
Крючки носов и до ушей оскал -
Как на венецианском карнавале!

Вокруг меня смыкается кольцо -
Меня хватают, вовлекают в пляску, -
Так-так, моё нормальное лицо
Все, вероятно, приняли за маску.

Петарды, конфетти... Но всё не так, -
И маски на меня глядят с укором, -
Они кричат, что я опять - не в такт,
Что наступаю на ногу партнёрам.

Что делать мне - бежать, да поскорей?
А может, вместе с ними веселиться?...
Надеюсь я - под масками зверей
У многих человеческие лица.

Все в масках, в париках - все как один, -
Кто - сказочен, а кто - литературен...
Сосед мой слева - грустный арлекин,
Другой - палач, а каждый третий - дурень.

Один - себя старался обелить,
Другой - лицо скрывает от огласки,
А кто - уже не в силах отличить
Своё лицо от непременной маски.

Я в хоровод вступаю, хохоча, -
Но всё-таки мне неспокойно с ними:
А вдруг кому-то маска палача
Понравится - и он её не снимет?

Вдруг арлекин навеки загрустит,
Любуясь сам своим лицом печальным;
Что, если дурень свой дурацкий вид
Так и забудет на лице нормальном?

За масками гоняюсь по пятам,
Но ни одну не попрошу открыться, -
Что, если маски сброшены, а там -
Всё те же полумаски-полулица?

Как доброго лица не прозевать,
Как честных угадать наверняка мне? -
Все научились маски надевать,
Чтоб не разбить своё лицо о камни.

Я в тайну масок всё-таки проник, -
Уверен я, что мой анализ точен:
Что маски равнодушья у иных -
Защита от плевков и от пощечин.


* * *

Мосты сгорели, углубились броды,
И тесно - видим только черепа,
И перекрыты выходы и входы,
И путь один - туда, куда толпа.

И парами коней, привыкших к цугу,
Наглядно доказав, как тесен мир,
Толпа идет по замкнутому кругу -
И круг велик, и сбит ориентир.

Течёт под дождь попавшая палитра,
Врываются галопы в полонез,
Нет запахов, цветов, тонов и ритмов,
И кислород из воздуха исчез.

Ничьё безумье или вдохновенье
Круговращенье это не прервёт.
Но есть ли это - вечное движенье,
Тот самый бесконечный путь вперед?


* * *

Муру на блюде доедаю подчистую.
Глядите, люди, как я смело протестую!
Хоть я икаю, но твердею, как Спаситель,
И попадаю за идею в вытрезвитель.

Вот заиграла музыка для всех -
И стар и млад, приученный к порядку,
Всеобщую танцуют физзарядку, -
Но я - рублю сплеча, как дровосек:
Играют танго - я иду вприсядку.

Объявлен рыбный день - о чём грустим!
Хек с маслом - в глотку - и молчим, как рыбы.
Не унывай: хек сёмге - побратим...
Наступит птичий день - мы полетим,
А упадём - так спирта - на ушибы!


НЕУЖЕЛИ МЫ ЗАПЕРТЫ В ЗАМКНУТЫЙ КРУГ?...

Неужели мы заперты в замкнутый круг?
Неужели спасёт только чудо?
У меня в этот день всё валилось из рук
И не к счастию билась посуда.

Ну, пожалуйста, не уезжай
Насовсем, - постарайся вернуться!
Осторожно: не резко бокалы сближай, -
Разобьются!

Рассвело! Стало ясно: уйдёшь по росе, -
Вижу я, что не можешь иначе,
Что всегда лишь в конце длинных рельс и шоссе
Гнёзда вьют эти птицы удачи.

Ну, пожалуйста, не уезжай
Насовсем, - постарайся вернуться!
Осторожно: не резко бокалы сближай, -
Разобьются!

Не сожгу кораблей, не гореть и мостам, -
Мне бы только набраться терпенья!
Но... хотелось бы мне, чтобы здесь, а не там
Обитало твоё вдохновенье.

Ты, пожалуйста, не уезжай
Насовсем, - постарайся вернуться!
Осторожно: не резко бокалы сближай, -
Разобьются!


О НАШЕЙ ВСТРЕЧЕ ЧТО ТАМ ГОВОРИТЬ!...

О нашей встрече что там говорить! -
Я ждал её, как ждут стихийных бедствий, -
Но мы с тобою сразу стали жить,
Не опасаясь пагубных последствий.

Я сразу сузил круг твоих знакомств,
Одел, обул и вытащил из грязи, -
Но за тобой тащился длинный хвост -
Длиннющий хвост твоих коротких связей.

Потом, я помню, бил друзей твоих:
Мне с ними было как-то неприятно, -
Хотя, быть может, были среди них
Наверняка отличные ребята.

О чём просила - делал мигом я, -
Мне каждый час хотелось ночью брачной.
Из-за тебя под поезд прыгал я,
Но, слава богу, не совсем удачно.

И если б ты ждала меня в тот год,
Когда меня отправили "на дачу", -
Я б для тебя украл весь небосвод
И две звезды Кремлевские в придачу.

И я клянусь - последний буду гад! -
Не ври, не пей - и я прощу измену, -
И подарю тебе Большой театр
И Малую спортивную арену.

А вот теперь я к встрече не готов:
Боюсь тебя, боюсь ночей интимных -
Как жители японских городов
Боятся повторенья Хиросимы.


* * *

Оплавляются свечи
На старинный паркет,
И стекает на плечи
Серебро с эполет.
Как в агонии бродит
Золотое вино...
Всё былое уходит, -
Что придёт - всё равно.

И, в предсмертном томленье
Озираясь назад,
Убегают олени,
Нарываясь на залп.
Кто-то дуло наводит
На невинную грудь...
Всё былое уходит, -
Пусть придёт что-нибудь.

Кто-то злой и умелый,
Веселясь, наугад
Мечет острые стрелы
В воспалённый закат.
Слышно в буре мелодий
Повторение нот...
Всё былое уходит, -
Пусть придёт что придёт.


ПАМЯТНИК

Я при жизни был рослым и стройным,
Не боялся ни слова, ни пули
И в привычные рамки не лез, -
Но с тех пор, как считаюсь покойным,
Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив "Ахиллес".

Не стряхнуть мне гранитного мяса
И не вытащить из постамента
Ахиллесову эту пяту,
И железные ребра каркаса
Мёртво схвачены слоем цемента, -
Только судороги по хребту.

Я хвалился косою саженью -
Нате смерьте! -
Я не знал, что подвергнусь суженью
После смерти, -
Но в обычные рамки я всажен -
На спор вбили,
А косую неровную сажень -
Распрямили.

И с меня, когда взял я да умер,
Живо маску посмертную сняли
Расторопные члены семьи, -
И не знаю, кто их надоумил, -
Только с гипса вчистую стесали
Азиатские скулы мои.

Мне такое не мнилось, не снилось,
И считал я, что мне не грозило
Оказаться всех мёртвых мертвей, -
Но поверхность на слепке лоснилась,
И могильною скукой сквозило
Из беззубой улыбки моей.

Я при жизни не клал тем, кто хищный,
В пасти палец,
Подходившие с меркой обычной -
Опасались, -
Но по снятии маски посмертной -
Тут же в ванной -
Гробовщик подошел ко мне с меркой
Деревянной...

А потом, по прошествии года, -
Как венец моего исправленья -
Крепко сбитый литой монумент
При огромном скопленьи народа
Открывали под бодрое пенье, -
Под моё - с намагниченных лент.

Тишина надо мной раскололась -
Из динамиков хлынули звуки,
С крыш ударил направленный свет, -
Мой отчаяньем сорванный голос
Современные средства науки
Превратили в приятный фальцет.

Я немел, в покрывало упрятан, -
Все там будем! -
Я орал в то же время кастратом
В уши людям.
Саван сдёрнули - как я обужен, -
Нате смерьте! -
Неужели такой я вам нужен
После смерти?!

Командора шаги злы и гулки.
Я решил: как во времени оном -
Не пройтись ли, по плитам звеня? -
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном
И осыпались камни с меня.

Накренился я - гол, безобразен, -
Но и падая - вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой, -
И, когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров всё же
Прохрипел я похоже: "Живой!"

И паденье меня и согнуло,
И сломало,
Но торчат мои острые скулы
Из металла!
Не сумел я, как было угодно -
Шито-крыто.
Я, напротив ,- ушёл всенародно
Из гранита.


* * *

Пока вы здесь в ванночке с кафелем
Моетесь, нежитесь, греетесь, -
В холоде сам себе скальпелем
Он вырезает аппендикс.

Он слышит движение каждое
И видит, как прыгает сердце, -
Ох жаль, не придётся вам, граждане,
В зеркало так посмотреться!

До цели всё ближе и ближе, -
Хоть боль бы утихла для виду!...
Ой, легче отрезать по грыже
Всем, кто покорял Антарктиду!

Вы водочку здесь буздыряете
Большими-большими глотками,
А он себя шьёт - понимаете? -
Большими-большими стежками.

Герой он! Теперь же смекайте-ка:
Нигде не умеют так больше, -
Чего нам Антарктика с Арктикой,
Чего нам Албания с Польшей!


ПОПЫТКА САМОУБИЙСТВА

Подшит крахмальный подворотничок
И наглухо застёгнут китель серый -
И вот легли на спусковой крючок
Бескровные фаланги офицера.

Пора! Кто знает время сей поры?
Но вот она воистину близка:
О, как недолог жест от кобуры
До выбритого начисто виска!

Движение закончилось, и сдуло
С назначенной мишени волосок -
С улыбкой Смерть уставилась из дула
На аккуратно выбритый висок.

Виднелась сбоку поднятая бровь,
А рядом что-то билось и дрожало -
В виске ещё не пущенная кровь
Пульсировала, то есть возражала.

И перед тем как ринуться посметь
От уха в мозг, наискосок к затылку, -
Вдруг загляделась пристальная Смерть
На жалкую взбесившуюся жилку...

Промедлила она - и прогадала:
Теперь обратно в кобуру ложись!
Так Смерть впервые близко увидала
С рожденья ненавидимую Жизнь.


* * *

Свой первый срок я выдержать не смог.
Мне год добавят, может быть, четыре.
Ребята, напишите мне письмо,
Как там дела в свободном вашем мире.

Что вы там пьёте? Мы почти не пьём.
Здесь только снег при солнечной погоде.
Ребята, напишите обо всём,
А то здесь ничего не происходит.

Мне очень-очень не хватает вас,
Хочу увидеть милые мне рожи.
Как там Надюха? С кем она сейчас?
Одна? - тогда пускай напишет тоже.

Страшней быть может только Страшный суд.
Письмо мне будет уцелевшей нитью.
Его, быть может, мне не отдадут,
Но всё равно, ребята, напишите.


* * *

То была не интрижка, -
Ты была на ладошке,
Как прекрасная книжка
В грубой суперобложке.

Я влюблён был - как мальчик -
С тихим трепетом тайным
Я листал наш романчик
С неприличным названьем.

Были слёзы, угрозы -
Всё одни и всё те же, -
В основном была проза,
А стихи были реже.

Твои бурные ласки
И все прочие средства -
Это страшно, как в сказке
Очень раннего детства.

Я надеялся втайне,
Что тебя не листали,
Но тебя, как в читальне,
Слишком многие брали.

Не дождаться мне мига,
Когда я с опозданьем
Сдам с рук на руки книгу
С неприличным названьем.


* * *

У профессиональных игроков
Любая масть ложится перед червой, -
Так век двадцатый - лучший из веков -
Как шлюха упадёт под двадцать первый.

Я думаю, учёные наврали,
Прокол у них в теории, порез:
Развитие идёт не по спирали,
А вкривь и вкось, вразнос, наперерез.


ЦУНАМИ

Пословица звучит витиевато:
Не восхищайся прошлогодним небом, -
Не возвращайся - где был рай когда-то,
И брось дурить - иди туда, где не был!

Там что творит одна природа с нами!
Туда добраться трудно и молве.
Там каждый встречный - что ему цунами! -
Со штормами в душе и в голове!

Покой здесь, правда, ни за что не купишь -
Но ты вернёшься, говорят ребята,
Наперекор пословице поступишь -
Придёшь туда, где встретил их когда-то!

Здесь что творит одна природа с нами!
Сюда добраться трудно и молве.
Здесь иногда рождаются цунами
И рушат всё в душе и в голове!

На море штиль, но в мире нет покоя -
Локатор ищет цель за облаками.
Тревога - если что-нибудь такое -
Или сигнал: внимание - цунами!

Я нынче поднимаю тост с друзьями!
Цунами - равнодушная волна.
Бывают беды пострашней цунами
И - радости сильнее, чем она!


* * *

Я думал - это всё, без сожаленья,
Уйду - невеждой!
Мою богиню - сон мой и спасенье -
Я жду с надеждой!

Я думал - эти траурные руки
Уйдут в забвенье.
Предполагал, что эти все докуки -
Без вдохновенья.

Я думал - эти слёзы мало стоят
Сейчас, в запарке...
Но понял я - тигрица это стонет, -
Как в зоопарке.

  • Currently 0.00/5

Рейтинг стихотворения: 0.0
0 человек проголосовало

Голосовать имеют возможность только зарегистрированные пользователи!
зарегистрироваться

 

Добавить свой комментарий:
Оставлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи

Ваш комментарий может быть первым