Анатолий Найман

Анатолий Генрихович Найман, (родился 23.04.1936 в городе Ленинграде), русский поэт, переводчик, эссеист, прозаик, мемуарист. Найман никогда не был членом СП СССР. Член французского Пен-клуба с 1989 года. Стихи пишет с 1954 года. Как переводчик поэзии печатается с 1959 года. Был хорошо известен в самиздате (сборники стихов "Сентиментальный марш", поэмы "Стихи по частному поводу", "Сентябрьская поэма"). Автор многочисленных переводов из средневековой французской и провансальской поэзии.


КОЛКА ОРЕХОВ ПЕСТИКОМ В СТУПКЕ…

Колка орехов пестиком в ступке, верно?
Верно: колка орехов пестиком в ступке.
Сколько за день добывает ядрышек ферма?
Фокус не в ядрышках, а в осколках скорлупки.

Высмотреть каждый, отсеять, отвеять, отбросить.
Бизнес семейный, все на учёте руки.
Мы с женой старики, и у дочери уже проседь.
Зять деловой, жаль, плохо видит. Лодыри внуки.

В бытность мою инженеришкой техотдела,
Помню, начальник дал заложить мне нормы
Цикла пропитки - дохлое, тухлое дело,
Но из пустот таблицы скрёб я рубли прокорма.

Позже в бытность почтовой лошадью просвещенья
Вёрсты перемолол чужеземных виршей.
В пик перестройки план набросал харчевни,
А в нулевые на год спознался с биржей.

И вдруг - валютные курсы, стихи, орехи,
Едкие смолы, сами подвёртываясь и сами
сматываясь, стали выстраиваться как вехи
Чего непонятно, но не сведенья концов с концами.

Может, так надо? Ведь вдуматься, муха в джеме -
Гимн наслажденью, удаче, прообраз славы
В склепе янтарном, а суета, униженье -
Просто придирки жизни, к тому же слабы.


СОПРАНО ДИКОЕ И СЛАБОЕ…

Сопрано дикое и слабое,
И сборный катится концерт
К финалу, к пику, к танцу с саблями.
Искусство густо, но без черт.

Потёрт и я. Но место знаемо,
Годов прошло всего полста.
Вокал. И март точь-в-точь, ни дна ему,
Ни крыш: капель и маета.

И та, что пела в безголосице
Земли, одну в виду держа
Преджизнь, как горсть огня уносится,
Как Шуберта ручей, душа.


ПЛЕШКА С ОТБРОСАМИ ВРОДЕ КАК ПИКНИКА…

Плешка с отбросами вроде как пикника.
Некто в хитоне, кафтане, бархате, рубище,
Встав на неё, произносит: "Теперь века
Покатят". Момент называется "будущее".

Нас от него тошнит, не хотим, нет сил
Рыться в свалке повторов. Нас не касается,
Вновь размозжит ли младенцам, как размозжил
Головы прежним, камень, прибежище заяцем.

Я не про смерть - верхнюю старика
Полку в почтовом из Быдогощей на Пудожье, -
Я про века. Река. Века. Берега
Вытоптаны. И это - будущее.


ПАСХА

Сносит аж к вербной масленую
В бармах снегов и звёзд.
Блеск возводит напраслину
На молитву и пост
Млечных галактик и солнечной
Труппы. Гастрольный год
Иллюминирует сонмище
Грешных наших широт.

Катит коньковым гонщица
По насыпной лыжне.
Стужа никак не кончится, -
Лютость мила весне.
Мартовские и апрельские
Горностаи, слепя,
Яро кроят имперские
Бал и парад из себя

Но! Вхолостую палимому
Дню, по чуть-чуть свечи
Вспышку роняет, как примулу
И как травинки-лучи.
Ночь ли, земля - неведомо.
Только времён и планет
Ход - не чета победному
Свету. Все видят - свет!


В МАЕ ПРИЕДЕШЬ В ДЕРЕВНЮ - ПАРАД МОГИЛ…

В мае приедешь в деревню - парад могил,
Нынче вот Вити-хромца и метиса Сашки,
Точечно ангел зимой избы бомбил,
Память поют пташки, лягушки, букашки.

Здесь между жив и нет - простыня без шва.
К звёздам с земли скоростью путь не выгнут.
"Дал да и взял", а не "быть не быть" - дважды два
Здешних эйнштейнов. Гаснут - да. Но не гибнут.

Минимум элементов - леса, небеса.
Водка "сезам-впусти" - кто к ней в грот не лазал?
Царский диаметр. Средняя полоса.
Ложь не жжёт, совесть не гложет - простенький пазл.

Дал да и взял. Остальное - слова, слова.
Бог давно не молитва уже, а мантра.
В землю с земли. А навстречу шекспир-трава:
Виктора мята, кислица Александра.


ELEMENTA

Только крестьянин знает, как расчесать
Шкуру земли, как сполоснуть ей тельце
Старца, младенца: сам он да сын, да зять
Его - землепашца, землевладельца.

Жгуче лобзанье воды.

Кверху диаметром полумесяц-река
Сносит в колоду карты, скрывая козырь,
Как сквозь песочницу дети - ладошкой совка,
Как попрошаек беззубая челюсть-бульдозер.

Римская чайка кричит.

Тибр выгрызает свой торс - свитки афиш,
Кожицу лижут снутри и лощат - пищей
Собственной плоти, кормят гефелте-фиш.
Суша однако всегда остается нищей.

В полдень горят фонари.

Тигр или - …ица выпрастывает язык
Жёлтый от несваренья, лесбийский в русло -
Не было здесь никого, когда мчался дик
Дух сотворажась - то-то сейчас и грустно.

Мост четырёхголов.

При карбонариях, варварах, цезарях при
Комми с лицом человека и мафиозо
В чересполосице банковского маркетри
Берег галдит о герое - клизме навоза.

Роза втоптана в грязь.

Город и мир - не грамматика, не мораль
Басни сложённой умниками под сенью
Архитектуры, а ключ - под ноги и вдаль
Сколько есть сил, выплескивающий землю


SUMMA

Всё сделано, а главное всё сказано,
Не рвись в парадное, - погнул скобарь ключи.
Аммиаком и бытовыми газами
Обдолбанный молчи! Излишки думай чьи.

В сквер заберись, сложись, скрой шрамы, родинки,
Вползи в студёные кусты.
Задача, чтоб к весне штурмовики эротики
Не опознали, смажь с себя черты.

Швырять, как листья с крон, халдеям сотенки -
Стиль молодежи золотой. Не сироты - как ты.
К аллейному в жару прильни стволу, ли к стогу ли
Газонному, забудь свои дела, свои
Года, а нет спиной сядь к цоколю
Лубянской выпечки, прижмись к посту гаи.
В конце концов у памятника гоголю
Шалаш скрои.

Былое - ковш метро, где номеров радушие
Чуланной цепью прошивает крепь.
Былое - похоть. Кохать заслано в грядущее,
Оно же - степь.
Там вездеход, чьё на нуле горючее,
Ковчег, чья воля дрейф - бесследный шлейф.


VIA

Погрохатывая, побрякивая,
Переваливается за порог
Предрассветная шейка раковая
По узлам железных дорог -
Выдвижной травелог.

Серебриста стезя ребристая
И сама себе параллель.
Куда катишь, свистками слистывая,
Первый метр? Чернильную цель? -
Истяжения щель.

Твоя родина где? Где нешуточный
Перекур в снегу тупика?
Что за груз скинут в ров промежуточный?
Твой плацкартник - кто не зэка?
Опилки - лузга.

Но ударных и струн симфония -
Также ты - и Моне - в окне,
И гаремных трав благовоние,
И сквозняк и лязг - также мне,
И окно - в огне.

Хор туннеля душит нас яростью,
Скорбью поит моста монолог – проволок,
Как античная сцена на ярусы
Видов - свесившая потолок.


SONORUM

Сознанье родится не певчим, но обречённым
На речь, а она может стать певучей,
Подобно ручью, когда журчаньем струи
Сквозь демосфенову гальку он вымывает нечисть
Мыслей нюансов, нонсенсов, умозаключений.
Сознанье прислушивается к певучести
И обретает певчесть.

Кровь - подбирает оно слова, а слова напев -
Кровь норовит играть под кожей небес.
Ладонь востока явственно розовоперста.
И ветру… орлу… пробует оно струны на звук,
Ветру орлу - подтверждает - им нет закона
Прибавляет: и сердцу девы. Они свободны.
Даже скука угрюмость и без причин тоска -
Bruit doux de la pluie par terre et sur les toits
Свободны как слезы. На них нет закона.

А что сегодня иссяк на пение спрос затоварен склад,
И булькает мятая влага в комнатных трубах,
И арфисты подыгрывают конторским гроссбухам -
Не может вышибить певчести из сознанья.

Потому что оно глотает, чтоб не погаснуть – воздух,
А воздух - он певчий. Он - тишина, заготовленная на вечность.
Ни вспышки, ни писка, ни ноты,
Но звонким согласным его допотопного имени
Доподлинно ведомо, что сознание тихо,
Как оно тихо, как оно тихо-тихо.
Тихо - весь его алфавит. В них-то и певчесть.


НИЧЕГО НЕ БОЛИТ, ТОЛЬКО БОЛЬНО…

Ничего не болит, только больно.
Тяготения нет у земли?
И огурчик во рту малосольный,
И чекушечка после семи -

Не живётся житейским манером?
Никаким не живётся - тоска
Рысью бегает за маловером,
Предпоследняя песня близка.

А бывает, начнёт и отпустит:
Ничего, он печаль обойдёт -
И огурчик хрустящий надкусит,
И хрусталь, как в стихах, обольёт!

И топорщится глупо отвага,
И готов поспешать напролом.
Всё горящая стерпит бумага
Монитора над белым столом.


Я ПОДОЖДУ. БЕЗ БЕГА ОБЛАКОВ…

Я подожду. Без бега облаков
Не заведётся на рифмовку вторник.
На небе меж коробок и лотков
Порозовел - кто? Бортик, портик? Тортик.

Лежал туман, как крем, на берегу,
По морю, как по пирогу, размазан.
Рассвет разжал подкову, ветр в дугу
Согнул флагшток, где пёстрый флаг привязан.

Подкова - это пары берегов,
Полукольцо по сторонам залива.
Слои коржей над бухтой с двух боков
Пологого холма нависли криво -

Над полосой, где к вечеру прибой
Им навзбивает пены в мокрых скалах.
Какой простор сокрылся, боже мой,
В амфитеатрах, антресолях, залах.

Надвинулись слоями, полосой.
Дырявый дождь эпитет добавляет.
И мёртвый дрозд лежит на мостовой,
И чёрный бак с отходами воняет.

И рыбаки, что тоже от сохи,
Ввиду волнения заходят в бухту -
Вот-вот уже набрякнут и набухнут
Тяжелые, как пахота, стихи.


НА ИЗВЕСТНЫЙ МОТИВ

Заливаем в баки амфибрахий.
Впрочем, это, кажется, хорей.
В бронированные черепахи
Пересаживаемся с коней.

Вводим танки сразу после пьянки
В серую притихшую Москву.
Окружаем телеграф без паники.
Рифмы - в лентах, строфы - на боку.

Залегла пехота в сквере мглистом -
Верлибристы, геи и т. п.
Мало нас, традиционалистов,
не прокатит наш ГКЧП.

Завтра нас поймают, арестуют,
Постреляют над Москвой-рекой.
Некоторых враз перевербуют,
Лучших - закопают в перегной.

Через двадцать лет настанет мода -
Мы воскреснем и айда гулять.
Долго у упрямого народа
Будут наши книжки изымать.


ИЮЛЬ. ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ. НЕ СТИХИ…

Июль. Двадцать второе. Не стихи?
В саду, как облака, раскрылись розы.
Всегда хотелось срифмовать "тихи".
Я знаю, знаю, все слова из прозы.

Да, руки коротки. А нужно - "коротки".
И тяжесть, тяжесть в голове чужая.
Да, облака, а нужно - "облаки".
Небесная, а нужно - "небесная".


ПОД НЕБОМ ЛОНДОНА, У ПАРКА, РЕСТОРАНА…

Под небом Лондона, у парка, ресторана,
Вдоль ровно припаркованных машин,
Где с чадами читатели Корана,
Где с псом серьёзным местный гражданин,

Где осень, в общем, тоже золотая,
Но взгляд незлой у лондонского пса,
С женой в погожий день смешно гуляя,
Невесело смотрю на небеса.

Всё хорошо, и кофе с этим кейком
В кафе из чашки горек и хорош,
Кленовый лист разложен по скамейкам,
И мы ещё лет десять молодёжь.
Но злой, ворчливый бродишь по аллейкам
И, глупенький, ответишь за гундёж.


В ТИПОГРАФИИ ТУЧ НАБИРАЮТ ПЕТИТОМ "СНЕГ"…

В типографии туч набирают петитом "снег"
И белым по чёрному тут под окном кладут.
Когда бы я был маленький человек,
Я бы за пять минут там возвёл редут.

Ну, а поскольку я только домашний кот,
Я в окно наблюдаю за снегом и за лисой,
Что к нашей помойке хищно сейчас идёт,
Словно я на кухню - за колбасой.

Скучно всё это, жизнь зимой не фонтан.
В соседском окне другой, большой человек,
Грустный от горя или сердечных ран,
Совсем по-кошачьи читает летящий снег.
Лезет лапой за белым платком в карман,
И его трясёт человечий беззвучный смех.


ОБОЙДЁМСЯ БЕЗ ЯРКИХ МЕТАФОР…

Обойдёмся без ярких метафор,
Отряхнём эту пыль с наших строк.
Просто ночь, звёзд рассыпанный сахар,
Полумесяца утлый челнок.

В Марсаламе спокойно и слышно:
Из динамиков всех муэдзин
Созывает. Всё бедно, но пышно.
Сувениров смешной магазин

Освещает площадку отеля
И холодный глубокий бассейн.
По утрам: за неделей неделя
Мусор в нём убирает Хусейн.

Он в хлопчатобумажной хламиде,
У него есть сачок, телефон.
На весь мир в беспокойной обиде
Не орёт поэтически он.

Не преследует бойкую рифму,
Не стремится душой за мечтой,
И не служит вселенскому ритму,
И смеётся, турист, над тобой.


НА СТИХИ МОИ ДРУЗЬЯ НЕ РЕАГИРУЮТ…

На стихи мои друзья не реагируют,
Потому что в поисках работы,
Потому что бизнес регистрируют
Или сильно влюблены в кого-то.

Что стихи пред нашим бытом праведным? -
Пыль, труха, растерянные буквы.
Знаю я, настаивать неправильно.
Корабли разъякорили бухты.

Что я лезу с одиноким Вяземским,
Пристаю с растерянным Полонским?
К Лермонтову, навсегда привязанным
Этим вот хореем грубым, плоским?

Где-то там взрываются вселенные,
Алые кометы рвут оковы.
А друзья молчат, не изумленные,
Но всегда посплетничать готовы.

Зубы ставить, овощи закатывать.
Выхожу один я на районе.
А в стихах рассветы прут с закатами, -
Мертвецов контакты в телефоне.

На закате город сильно плавится,
Весь распластан и раскатан бытом.
На закате мировом по пятницам
Шмель поёт в саду, вьюнком увитом.


КУДА ЛЕТИТ ДАЛЕКИЙ САМОЛЁТ…

Куда летит далекий самолет?
Куда ведет инверсионный след?
В края каких тропических погод?
Из края катастроф каких и бед?

Да просто там такой у них квадрат,
И зона разворота где-то здесь,
Над социальным домом в аккурат
За шесть минут их пролетает шесть.

Но в детстве легкокрылый самолет
Летел по белой наволочке вдаль,
И - мишки с парашютами не в счёт -
Формировал нездешнюю печаль.

Рационально понимаю: бред.
Регресс и атавизм, как ни крути.
Готов, скажи, узреть далекий свет,
Почти нездешний? Вечное "почти".


ТЫ ЕМУ: ПОСТОЙ, ПОГОДИ ЧУТОК…

Ты ему: постой, погоди чуток,
Почему болит голова, висок
Наливается жидким с утра свинцом,
Глянешь в зеркало - что у меня с лицом?

Ты ему: бегут - как вприпрыжку - дни,
Только было утро - уже огни,
И душа, что старое решето,
Почему? А он тебе: ну и что?

Вот, гляди, траву жуёт бегемот,
Вот в реке урод крокодил живёт,
Всем доволен целый сад-зоопарк,
Слышишь: гав, мяу, хрю, фьюить, карк?

У меня в порядке слои небес,
У меня моря, реки, горы, лес,
И в траве, как тенор, поёт комар.
Чем торгуешься? Свой покажи товар.


ЗАГАДКА

Две приметы-подсказки: трава
В лужах света из трещин
На асфальте растёт, и листва -
Ну ты скажешь! - трепещет.

Левитан говорит: "ГОВОРИТ…"
(Вот ещё две приметы:
Мойщик стёкол, зажмурясь, стоит
В колпаке из газеты.)

Миру - мир, голубике - дурман,
Зайцу - заячья капуста…
Так - во сне - говорил Левитан,
Наяву - Заратустра.

Так, стараясь не вляпаться в грязь,
(А ее там не мало)
Мы по кладбищу ходим, смеясь,
Как ни в чём не бывало.

Хорошо улыбаться весне,
Строить дачу и планы,
Знать отгадку и слушать во сне
Баритон Левитана.

За стихотворение голосовали: Кухтов С.Г.: 5 ;