Достопочтенная улица Рубинштейна, оглушённая звуками ночи!..

Достопочтенная улица Рубинштейна, оглушённая звуками ночи!
Воплей,
Караоке,
Брани,
Тумаков,
Гогота,
Плевков
И поцелуев.

Наводнённая
Безумными от счастья бедняками
В умопомрачительных нарядах
И, возможно, богачами в их невидимых авто,
Белоснежными брюками
И пыльными лоферами всех сортов кож,
Распахнутыми витринами воинственных кабаков,
Красотками подоконников,
Лошадьми,
Обмороками,
Ароматом чебуреков, пролагающим тропинку сквозь джунгли табачного дыма,
Мочи,
Парфюмерии,
И столь милыми сердцу неоновыми скрижалями,
сулящими гастрономические откровения небывалых коктейлей,
но не властными сбить тебя с толку,
ибо кто как не ты раскусил всё их лживое цветовое многообразие,
не подкреплённое ничем, кроме тошнотворно-сладкого ликёра.

Распахивайте двери, баснословные подвалы петроградских призрачных ночей!

Куда ты отправишься первым делом?
В рюмочную, что прячется за одним из пяти углов?
Или на приступ шафрановой башни знатного пейл-эля?
Или по следу знакомой мелодии,
что приведёт тебя в душный прокуренный лаунж?
Думаю, это неважно: у каждого бармена в арсенале найдётся свой фирменный рецепт «Кровавой Мэри»,
а ты, конечно, хочешь попробовать их все!
Вечер только начинается,
Позволяя то, что сам ты
Не позволишь никогда;
Равно признавая каждого,
Кто придёт в его объятья,
Самым долгожданным олухом,
Не жалея, не напутствуя,
И не спрашивая, кто ты.
Трогательный пройдоха с фотографией брата, осыпающий закадычных прохожих небылицами в надежде на пачку сигарет, а то и пельменей;
Пьяница, заснувший за игрой в мафию прямо на столе; город просыпается, а он проснётся лишь ранним утром на пыльной обочине Мичиган-авеню или, что более вероятно, Загородного проспекта;
Красавица, чьи маленькие слёзы черны и неуместны, как её маленькое чёрное платье;
Поэт, нераздельно целующий трёх ослепительных фурий,
И клоун Пеннивайз, который назовёт сына в его честь;
Королева, отдающаяся незнакомцу над пропастью заблёванного толчка,
И стражник, что вышвырнет их из клуба под всеобщий смех придворных на залитую предрассветным туманом набережную канала Грибоедова,
Где начинается их странствие.

Где в каждой подворотне их поглотят и пережуют трёхэтажные танцполы дерьмовой музыки,
Среброликих oбъeбoсoв, отплясывающих в катализированном порыве выплеснуть всю злость потаённой российской глубинки,
под утро наполняющих кровавым сумасшествием приёмник Мариинской больницы;
Бары, что появляются и исчезают на одном и том же месте, словно призванные миры: выйдя из арки и войдя в неё снова, ты никогда не попадёшь в тот же самый бар:
Ужасающих текильщиц, привилегированных гарцевать на барной стойке;
Неиссякаемой закиси азота, льющейся из проросших цветами пальцев мёртвой официантки, подвизающейся также на поприще малобюджетной порноиндустрии;
Ангелоподобных корейских лиц, передающих в поцелуе крохотную реальность,
И медленно пульсирующих звёзд слезоточивого прощения полоумной старухи, живущей в соседней комнате;
Парящих в стробоскопической темноте голубых запястий с отпечатанными на них сердцами, «оплачено», «для справок», «врач», по которым липкой и сияющей рекой течёт текила.
Наконец и вновь заблёванная набережная
Понесёт их на руках,
В едином оглушительном порыве
Скандируя:
!ВТОРАЯТЕРАПИЯ!
!ВТОРАЯТЕРАПИЯ!
!ВТОРАЯТЕРАПИЯ!

Всё заканчивается у чёрных ступеней Монферанова голема
в ожидании промозглого такси,
что умчит тебя в тридевятые eбeнища на окраине города
или даже за его щемящей медной чертой.

2020

За стихотворение голосовали: Анна Юннис: 5 ; АнЧаР: 5 ; Mia: 5 ;