Нон-фикшн. Главы из ненаписанного-4

Глава 4. Гусеничный трактор.

Когда пришла пора идти в армию, Юрик прибавил себе год к возрасту, который весьма приблизительно исчислила тётка Евдокия, и призываться должен был этой осенью, вместе со своими лучшими друзьями. Первые призывные комиссии парни прошли весной, его признали годным к службе...
У них было впереди целое лето. Это было самое счастливое лето в их жизни.... В ночь на день летнего Солнцестояния они впервые уединились в мазанке тётки Евдокии...

Осенью они расписались, хотя юная Джульетта Александра не дотягивала до брачного возраста целых несколько месяцев, и Юрик ушёл служить на речку Течь, где его вскоре и накрыло радиоактивное облако знаменитой тайной катастрофы.
Весной следующего года, года начала Космической Эры, когда бесконечные просторы Вселенной бороздил всего один-единственный искусственный спутник Третьей Планеты, в день весеннего Равноденствия, у разделённых тысячей железнодорожных километровых столбов счастливых молодожёнов родился сын. Он был маленьким-маленьким, как и все новорожденные дети. Однако судьбе было угодно, чтобы он оставался Маленьким Человеком всю свою жизнь.

А жизнь его началась с испытаний, и первое испытание было самым трудным, хотя от него самого ничего тогда не зависело. Маленькому Человечку не исполнилось ещё и года, когда началась первая в его жизни зима, с морозами и снегом. Тогда все зимы были только такие. Он заболел. Деревенские избы прогревались зимой плохо, их протапливали только утром и вечером, экономя дрова. Русские печки и голландки при топке раскаляются высоко над полом, теплый воздух поднимается к потолку, вверху нечем дышать, а полы всегда остаются ледяными... На пороге маленькой избушки тётки Евдокии, где жила теперь Александра, то и дело появлялся синий-синий иней. Простудиться в деревенской избе зимой - легко и просто... В старой и покосившейся – тем более.

Маленький Человечек заболел, и Нина Александровна, великая сельская Медичка, приехавшая в деревню по распределению после медучилища, и прожившая там всю свою жизнь, заслужившая памятник своей беззаветностью и человечностью, ничего тогда не смогла сделать.
- Шурка, надо срочно везти его в Нулино, иначе он у тебя умрёт! - приговорила Нина Александровна…

Была зима. Холодная, морозная, снежная. Была ночь. Морозная, вьюжная. До районного центра, где есть больница - больше тридцати километров. Дороги нет. Дороги занесены снегом. Все машины, три ГАЗ-51 и одна довоенная "полуторка", в деревне зимой стоят - они работают только летом. Зимой, кроме гусеничных тракторов, не заводится ничего, да и проехать куда-то можно только на гусеничном тракторе или на лошади с санями - везде снега, заносы, сугробы.

Железная дорога от Конеевки - с трёх сторон, она огибает деревню огромным полукольцом. С трёх сторон от Конеевки есть станции, Разъезд Онучи, до него шесть километров, станция Конеевка, одноимённая с деревней, до неё тоже 6 километров, и разъезд 71-й километр, до него километров пять, да и к Нулино он ближе всего, только там не останавливаются пассажирские поезда. Но как добираться сейчас до станции, до любой? На лошади?

А кто поедет - ночью, в мороз, в метель? Сколько времени уйдёт, чтобы найти того, кто согласится поехать, того, кто разрешит взять лошадь из конюшни, того, кто откроет конюшню? Деревня-то большая, километра на три или даже четыре протянулась по просёлочной дороге, ведущей со стороны Онучей в сторону разъезда 71-й километр... Все нужные люди живут в разных концах деревни, пока до каждого добежишь, окочурится малец...

Четыре трактора ДТ-54 работают зимой в деревне, возят грузы на громадных прицепных деревянных санях. Но работают они днём, ночью трактористы отдыхают, спят дома. Как ехать в Нулино, на чём?

- Ладно!- сказала тётка Евдокия своё веское слово вперемешку с хриплым матом, и закурила очередную самокрутку.
- Одевайся, одевай парня, пошли!
- Куда?! - попыталась обрадоваться ревущая Александра.
- Гэнэ отвезёт на семись первый! - отрубила Евдокия. Она быстро надела фуфайку, и с жалостью смотрела сквозь синий туман вонючего дыма, как лихорадочно собиралась Александра...
Курить Евдокию научили дезертиры. В войну она работала путевым обходчиком на железной дороге, её участок пути в лесу шёл на подъём, перегруженные военные поезда там грохотали колёсами медленно, паровозы с трудом втягивали свои длинные хвосты в горку. Этим снижением скорости пользовались героические бойцы Красного Войска, мобилизованные в соседних губерниях и эшелонами отгружаемые в сторону фронта - они прыгали на ходу из теплушек и прятались в лесу. Целый посёлок дезертирских шалашей разросся в лесу на участке путевого обходчика Евдокии, и простоял он до самого конца войны. Сначала они до смерти напугали Евдокию, когда подошли к ней во время ночного обхода, в полной темноте, и обступили со всех сторон. Она уже попрощалась с жизнью, но оказалось, что жизни просят у неё они. Они просили хлеба, и не выдавать их властям. Она не смогла выдать их...

Евдокия приносила им нехитрую деревенскую еду, махорку, газеты для цигарок, а они косили ей сено, научили её курить и лихо делать самокрутки "козьи ножки"...

Почему мужика вся деревня называла Гэнэ - неизвестно. Настоящего его имени, кроме родных, не знал, похоже, никто. Гэнэ - и всё. Тракторист. Дальний, ну, очень дальний - родственник тётки Евдокии. Это у него работал плугочистом Юрик перед армией.

Жил он на другом порядке, не очень далеко, но и не очень близко, километра полтора по зимнему бездорожью ночью. Дошли до него с трудом, метель сносила с ног.
Достучались... Открыл дверь сам Гэнэ, в фуфайке, валенках и подштанниках.
- Заводи трактор, Коль, выручай - парнишка умирает, на семись первый Шурку довези, в Нулино надо, в больницу! - тётка Евдокия говорила спокойно, но уверенно.
- Твою мать, - поздоровался с бабами Гэнэ,- проходите, погрейтесь, кто его знат, заведётся он щас, иль нету...
- Ты заведи, Коль, заведи! - также спокойно и уверенно сказала тётка Евдокия.

Долго дёргал Гэнэ за трос пускача, мотоциклетный движок его гремел на всю деревню, а дизель не заводился. Гэнэ вспомнил все известные ему с детства матерные слова и выражения, потыкал факелом из тряпки, намотанной на толстую проволоку и смоченной соляркой, в нужное место, известное каждому деревенскому трактористу…
Трактор завёлся.

- Твою мать! – поприветствовал его Гэнэ, и скомандовал: - залезайте.
В тесной кабине ДТ-54 троим взрослым и кульку с ребёнком - не разместиться никак.
- Ладно, я не поеду, - решилала Евдокия и зачитала вслух инструкцию:
- разбудите Пашку, скажите, я велела - пусть поможет!
- Ладно, сообразим, - проворчал Гэнэ, - поехали...

В холодной, промёрзшей, продуваемой насквозь, дрожащей и дребезжащей от вращающихся под полом агрегатов кабине трактора, навсегда провонявшей соляркой, в оглушающем грохоте мотора Александра везла свою синеющую драгоценность чёрт те знает куда - в ночь и метель, едва пробиваемые светом фар, на разъезд, где не останавливается ни один пассажирский поезд....Да и не ходят там ночью пассажирские поезда....А она ехала, везла, и надеялась на чудо....

За стихотворение голосовали: madhubala: 5 ; алиса: 5 ;