Сказка для взрослых детей. Часть Первая.

"Господин! Вы не слушайте злобные, гнусные сплетни-наветы.
Зародиться откуда и мыслям греховным в головке Бланшетты?
Это мерзкая зависть людская, рождённая вестью о скорой
Свадьбе дочки с хозяином добрым и мудрым, самим вавассором.(1)

Только в церковь под ручку с отцом и выходит Бланшетта из дома,
Да со мной в гости к вдовой золовке Нинон, не кому-то чужому.
А Нинон, как известно Вам, сударь, по сей день осталась девицей,
Честь её берегут от греховников местных в чащобе волчицы.

Из конвента удачно сосватали сразу в надёжные руки:
Мужем- лавочник- счастье какое, смогли ухватить - не профукать,
Только он окочурился сразу же после венца на пирушке
(Ох, не ляпнуть бы, что был он столь же известным изрядным пьянчужкой),

Муж второй после свадьбы едва лишь приблизился к брачной постели
И задохся (не вырвись "старик" или "он и ходил еле-еле").
А уж раз получила девица такую печальную славу,
То других женихов у бедняжки потом никаких не бывало.

Дочь - невинна, осмотрена матушкой вашей же и повитухой,
А что пятна нашли на груди, на спине, на бедре - может, муха
Укусила, а кожа у дочки нежнее тычинки у розы,
Да откуда же взяться для чести хозяина малой угрозе?

Губ Бланшетты касалась, ну, только лишь чаша во время причастья,
Да откуда дочурке любимой прознать-то про грех любострастья?"
Вавассор отодвинув трещётку (с брезгливостью чуть) локоточком,
Жадно взглядом вперился в лицо молчаливой красавицы-дочки:

И откуда у девки, рождённой в деревне, манеры под стать королеве?
Как от грузной бабёнки родится смогла тонкокостная дева?
Вместо пакли отцовских волос - пряди, струйками дикого мёда?
Цвета листьев дубравы глаза, цвета листьев в грозу, в непогоду...

Да, она опускает свой взор перед ним, вавассором, покорно,
Но заметил старик, этих глаз цвет внезапно становится чёрным.
Мать, Агнесса - криклива, жадна, вавассор её помнил девицей.
"Пузо лезло на нос, как повёл в церковь хахаль-калека жениться.

Было это - да после отъезда Луи, приезжал наш король на охоту,
Деревенские девки сбежались тогда - поглазеть... подработать...
Ох, любил наши дикие чащи весёлый король, было время!
Лет пятнадцать назад? Позже пакостил то англичанин, то немец.

Не боялся Луи ни лесов, ни зверей даже самую малость,
То кровь варваров, кровь бабки Анны из рода Рутени (2) сказалась.
Мне отец показал её (был с ним мальчонкой проездом в Санлисе),
Хоть в изгнаньи, хоть не молода, всё-равно, ей хватало завистниц.

От её чар рехнулся не только наш давний король, старый Генрих,
За неё претерпел отлученье от Папы Рауль-двоеженец:
Горделивая стать, седины в волосах Анны было немного,
Видел я, ибо из-под чепца выбивалася прядь цвета мёда...

Располнел наш Луи, заменил жар походных костров на камины,
Из пулярки бульон занял место жаркого из свежей дичины,
Полдесятка сынов от жены, некрасивой да и не весёлой.
А ведь раньше он был не дурак в отношении слабого пола.

Раньше... Раньше вино было крепче, а мясо сочнее и мягче,
Раньше в страхе держал, в кулаке я деревню, в узде в настоящей.
Раньше девку забрал бы, делов-то, и тискал бы, тискал и тискал
Без забот, а отхожее место - младенцев наслушалось писка

И сокрыло за годы. А ныне, скоты эти стали смелее,
Честью требуют, шепчутся гнусно и подобострастно… наглеют.
Не забыли, что дед, что взрастивший отец заправляли трактиром,
Что мальчишкою я подносил - грюйт, вино вместе с мясом и сыром,

Кабы рыцарь не взял в вестовые смазливого (был же!) подростка,
Был б сейчас я трактирщиком... был бы сейчас – Я - трактирщиком просто.
На меня б эта гордая, наглая, злая... чтоб тя, сучье племя,
Не взглянула бы, но подожди, подожди, вот моё придёт время!

Помню, словно вчера, у костра присказ взятого в плен сарацина:
"Из занятий приятнейших три в жизни есть для любого мужчины -
Гарцевать днём на мясе, есть мясо, а ночью вонзать мясо в мясо."
Брачной ночи дождёмся, как будешь моей, ох, отведаешь ласок...

Эти пальчики, лёгкие, их обкусал б, за фалангой фалангу,
Кожу - рвать просто, как иноверово изобретенье "бумагу".
В эти алые губы я б вгрызся, пусть хнычет, пусть плачет, пусть ноет,
Бабье горе, как бабские сплетни, как бабья работа - пустое…

Кто касался её? Кто? Нашла три неясных пятна повитуха.
От мамаши моей толка нету - давно без рассудка старуха.
Как? Как? Кто? Кто посмел безнаказанно жадно пометить губами,
И остался холодным, не тронув сокровище между ногами?”

Невесёлые думы пред свадьбой, тревожат они вавассора.
Предложила Агнесса, оставить Бланшетт под надзором
Той Нинон, что в чащобе от всех оградилась высоким забором
Под защитою серых волчиц. Порешили на том с вавассором.

Господин, серовато-болотный весь, цветом - влюблённая жаба,
Протянул свой подарок с улыбкой собачье- покорной и слабой -
Алый плащ с капюшоном, парижский, к глазам изумрудно-зелёным,
Опьянённый, отравленный, жалкий хозяин, в Бланшетту влюблённый.

В белоснежной камизе льняной и в скромнейшей коричневой котте,
(Словно созданной, чтоб не желанье совсем вызывать, а зевоту)
Рядом с матерью, груди под лифом повыше тесьмой подвязавшей,
Дочь-красотка могла показаться младенчески чистой монашкой.

Алый цвет - для невест, цвет, пугающий нечисть, добытый из мошки (3)
Вавассор на Бланшетту накинул поверх её скромной одёжки.
И застыл. Лишь нелепо рука, задрожав, улеглась на кинжале:
Из-под тьмы капюшона - как дикого зверя глаза - засверкали...

Помогая невесте усесться в скрипучей отцовской повозке,
Вавассор углядел-таки ножки её в лучших новеньких шоссах.
И от вида тех ножек наполнилась глотка голодной слюною,
И наполнило чресла биение крови тягуче-больное...

1. Низшее дворянское звание в средневековой Франции и Италии.
2. Regis Ruthenorum filiae (lat.) - "Дочь короля рутенов" - так называли Анну Ярославну в официальных документах того времени.
3. В средние века кармин для окрашивания ткани в красный цвет добывали из личинок кошенили, традиционно красный цвет входил в наряд невесты, считалось, что он отпугивает нечисть.

За стихотворение голосовали: милоки7: 5 ; Жан Люка Падлюка: 1 ; Mary March: 5 ; АнЧаР: 5 ; Наиль Бикметов: 5 ; Игорь Гарде: 5 ; Viskarik: 5 ;