Безочаровательность по Лермонтовский.

Здесь счастье дышит чахлой грудью,
сквозь вековечный страх,
а нам искать его осталось,
в лесах или горах.
здесь радость скудостью гордится,
и горестен успех,
лишь ликованием убийцы,
наполнен чей то смех,
Над колыбелью и венчанием,
началом всех начал,
Старуха Смерть стирая грани,
проносит свой оскал,
А где усопших провожают,
в последний крестный ход,
дух высшей скорби нарушает,
разнузданность сволот.
Здесь лучший мастер и художник,
бывает зол и груб,
и чтоб не стать при жизни трупом,
он сам пинает труп.
Тернисты молодость и старость,
надгробьям лишь цветы,
а нам разбитость и усталость,
в награду за труды,
и словно предзнаменование,
того что все тщета,
упадка тлен где были ранее,
рассвет и высота.
Уйдем туда где все лишь повод,
чтоб затереть следы,
вдали от нажитых знакомых,
вдали от суеты.
где вечный полдень в свете тает,
у мыслей нет теней,
и невозможное пугает,
возможностью своей,
где между листьев тихо брезжит,
мерцающий покой,
где Пан Владыко Нимфу нежит,
невидимой рукой,
Чего ты ждешь самозабвенно,
среди народных стад,
когда пропитан был изменой,
их мед и виноград.
когда дары Данаев были,
лишь цепи да силки,
что в своей глупости бездонной,
умны и глубоки.
Когда Матвей тот самый Левий,
неверно и на спех,
записывал со слов Га ноцри
каков их главный грех.
Смотри в болоте благочестия,
вся мерзость вонь и грязь,
и каждый почитает честью,
скорей в него упасть.
и в почитании традиций,
моральный филистер,
лишь неосознанно глумится,
над чистотою сфер.
Есть у блаженства своя пропасть,
узнай ее скорей,
и успокой всю боль и гордость,
в сиянии морей,
верни морям назад их слезы,
всю соль назад верни,
и запах кедра и мимозы,
хоть раз пойди вдохни,
Когдаж захочешь быть угодным,
найди среди других,
народов тот что самый гордый,
а от инных беги.
Не верь Данаям приносящим,
даров или наград,
пропитан подлою изменой,
их мед и виноград.
их счастье дышит чахлой грудью,
сквозь вековечный страх,
а нам искать его осталось,
в лесах или горах.