Борис Чичибабин

     Борис Чичибабин (9 января 1923, Кременчуг — 15 декабря 1994, Харьков; по паспорту Полушин) — русский советский поэт, лауреат Государственной премии СССР (1990). Бо́льшую часть жизни прожил в Харькове. Еще в школе постоянно посещал литературный кружок, публиковал свои стихи в школьной и даже городской газете под псевдонимом Борис-Рифмач. В июне 1946 Чичибабин был арестован и осужден за антисоветскую агитацию. В 1958 году появляется первая публикация в журнале «Знамя». В 1963 году выходят из печати два первых сборника стихов Чичибабина. В Москве издается «Молодость», в Харькове — «Мороз и солнце». В 1966 году поэт был принят в Союз писателей СССР, в 1973 – исключен за ряд гражданских стихов, а в 1986 – восстановлен. 13 декабря 1987 Чичибабин впервые выступает в столичном Центральном Доме литераторов.
Борис Чичибабин похоронен на 2-м кладбище в Харькове (Украина).

           x x x

Кончусь, останусь жив ли,-
чем зарастет провал?
В Игоревом Путивле
выгорела трава.

Школьные коридоры -
тихие, не звенят...
Красные помидоры
кушайте без меня.

Как я дожил до прозы
с горькою головой?
Вечером на допросы
водит меня конвой.

Лестницы, коридоры,
хитрые письмена...
Красные помидоры
кушайте без меня.

                             1946

           МАХОРКА

Меняю хлеб на горькую затяжку,
родимый дым приснился и запах.
И жить легко, и пропадать нетяжко
с курящейся цигаркою в зубах.

Я знал давно, задумчивый и зоркий,
что неспроста, простужен и сердит,
и в корешках, и в листиках махорки
мохнатый дьявол жмется и сидит.

А здесь, среди чахоточного быта,
где холод лют, а хижины мокры,
все искушенья жизни позабытой
для нас остались в пригоршне махры.

Горсть табаку, газетная полоска -
какое счастье проще и полней?
И вдруг во рту погаснет папироска,
и заскучает воля обо мне.

Один из тех, что "ну давай покурим",
сболтнет, печаль надеждой осквернив,
что у ворот задумавшихся тюрем
нам остаются рады и верны.

А мне и так не жалко и не горько.
Я не хочу нечаянных порук.
Дымись дотла, душа моя махорка,
мой дорогой и ядовитый друг.

                             1946

           x x x


Ночью черниговской с гор араратских,
шерсткой ушей доставая до неба,
чад упасая от милостынь братских,
скачут лошадки Бориса и Глеба.

Плачет Господь с высоты осиянной.
Церкви горят золоченой известкой,
Меч навострил Святополк Окаянный.
Дышат убивцы за каждой березкой.

Еле касаясь камений Синая,
темного бора, воздушного хлеба,
беглою рысью кормильцев спасая,
скачут лошадки Бориса и Глеба.

Путают путь им лукавые черти.
Даль просыпается в россыпях солнца.
Бог не повинен ни в жизни, ни в смерти.
Мук не приявший вовек не спасется.

Киев поникнет, расплещется Волга,
глянет Царьград обреченно и слепо,
как от кровавых очей Святополка
скачут лошадки Бориса и Глеба.

Смертынька ждет их на выжженных пожнях,
нет им пристанища, будет им плохо,
коль не спасет их бездомный художник
бражник и плужник по имени Леха.

Пусть же вершится веселое чудо,
служится красками звонкая треба,
в райские кущи от здешнего худа
скачут лошадки Бориса и Глеба.

Бог-Вседержитель с лазоревой тверди
ласково стелет под ноженьки путь им.
Бог не повинен ни в жизни, ни в смерти.
Чад убиенных волшбою разбудим.

Ныне и присно по кручам Синая,
по полю русскому в русское небо,
ни колоска под собой не сминая,
скачут лошадки Бориса и Глеба.

                             1977

За стихотворение голосовали: Нета: 5 ; Andrej2300179: 5 ; Konstantin: 5 ; белоснежка: 5 ; Данко: 5 ; metod63: 5 ; anitas: 5 ; : 5 ; Тетя Мотя: 5 ; mixalna: 5 ; leon60: 5 ; Осенний Блюз: 5 ; natalya_Kozireva: 5 ; Shout: 5 ; Сергей Колмыков: 5 ;