Берёзка

Потому что мне нравишься всем – от и до, и вплоть
до осколка шрапнели в ноге – в белоствольном теле,
и затем, что росла в тех краях, где велел Господь
развернуться войне – чтоб воронки в снегу чернели,
я когда-нибудь снова в объятьях твоих спасусь
от страны, потерявшей лицо, да родного сына.
Так ветвись вдалеке! Пусть тебя не терзает грусть:
для рыданья, берёзка, нужна вообще – осина.

Девятнадцатый век (что за шутки?) грозит пером
даже мне: эпиграммы – воспитанницы Эриний.
В этот раз все монеты, должно быть, легли ребром:
тишина, ни дуэли, ни пьянки, на суп куриный
смотрит жадно лакей, да помещику снится вран.
Ты ещё не пришла под окно, чтоб белеть и помнить…
Нет в помине тебя. Только ключница в свой кафтан
прячет ложку, найдясь в лабиринте просторных комнат.

Потрудился Дедал над отчизной моей, гляжу…
Запинаясь о громкое «двадцать», стремглав в траншею
попадаю: кровь льётся ручьями, и в паранджу
ночь мулаткой полезла, где жаждет намылить шею
обладателю мысль о любови, – вернее о
состоянии мира внутри. Бесноватой стужи
ощущают ладони округлости и «ого»
вдруг срывается с уст. Но тебя ещё нет снаружи.

Может, быть эту схему на фоне небес нельзя
обнаружить, увы, даже если содрал повязку.
Но, берёзка, как будто в тебе отразилась вся...
вся чумазая быль: буркнешь правду, услышат – сказку.
Ох, недаром за всё, что встречала, набросив тень,
только наше забвенье боролось на сто процентов.
И когда ты пришла вековать, повалясь, плетень
так облапал тебя, что какой-то задел рецептор.

И теперь ты растёшь где-то там, где еще никто
не сумел наследить. Так когда же невольник грёзы
запретит превращенье в лакея коня в пальто
и заставит помещика вырубить все берёзы?
Пусть же в на небе чертит свободы и счастья круг
неизвестная птица, собравшаяся – до Солнца…
Наш удел – находиться в кольце этих самых мук.
И спасения нет: и внутри, и снаружи – кольца.

За стихотворение голосовали: АнЧаР: 5 ; Sveta1956: 5 ;