Житие Гаврилы Рязанского в пересказе братьев Забадай.

Нас пустили, пустили ,
Будто нитки в расходы,
мы уперлись затылком в горизонт отвисной,
а над тем горизонтом,
вознеслись Санкюлоты, волочя по помойке,
самокат расписной.
А один заявил мол,
Нарубили дровишки.
ведь над нами как Коршун,
нависал злой топор,
но когда ему кто -то предложил Пити - Мишки,( пити -мити деньги.жарг.выраж.).
Он исчез и надолго, как щипачь - гастролер.
Вспоминали за Радость,
в честь нее наливали,
радость даже хотели, усадить в самокат,
но ее на нашли тут,а найдяб не узнали,
даже еслиб создатель,ее вставил в плакат.
Она стала Дельфийской
долговязой Сибиллой,
и обмотана в тряпки ,
Бродит в солнце и в дождь,
Своим видом пугая Унтерменшев - Дибилов,
Запердевших ей воздух,
под Шенгенский падеж.
Мне звонили с Варшавы,и Куала Лумпура,
и клялись ветчиною,
что у них Дежа- Вю,
они мне говорили что в Рязани есть гуру,
и что в их чебуречных,
в честь него него подают.
Этот гуру с Рязани,
не играет глазами,
он в лесах Забайкалья исповедует Дзэн,
говорили что Радость,
с ним зимует в виг-ваме,
где он пьет с нею вместе,
самопальный Абсэнт.
Когда сердце о чем -то,
затоскует порою,
достает он Тальянку,
без Комба и фузоф,
и чего играет,что то очень простое,
может быть про телегу,
в коей нет тормозов.
Приезжали к ним гости,
из какогото Н.А.Т.О,
и просили открыть им
где тут спрятаный клад,
но он их как Сусанин,
между елок мохнатых,
оставлял незаметно,
для медвежьих услад.
У него под землею,
есть проход до Берлина,
партизаны от скуки,
его рыли весь год,
со времен лихолетья,
в нем не дрогнул суглинок,
знать копали с любовью,
как умеет наш Крот.
(здесь был намек на катакомбного философа неохристиана.Бердяева с его тезисами о добром зле и злом добре,и о союзе Сананы и Антихр.).
От любви да по крови,
брат с ножами на брата,
от любви да по крови,
даже сын на отца,
быть посленим поэтом,
что последним солдатом,
Это отзвук режимов
где забыли Творца..(или неохрисианс. по Бердяеву)..
Место мертвых поэтов,
и отцов низведенных,
или преданных братьев,
тот Виг-вам где очаг,
говорят охраняет,
в небесах его Сокол,
пока ты Антигоне,
Ви-за-ви назначал,
У твоей бледной - Крошки,
губы словно лепешки,
И в глазах ее наглых,
напускная печаль,
ее ноги Пантэры,
ее груди как кошки,
ее пол Канатопа,
приглашало на чай,
Она любит с наскоком,
несмущаясь нискоко,
она Парка, иль Нимфа,.
Что то среднее, но.
ее дерзкие очи,
словно два пищеблока,
где один с дребеденью,
а в другом гастроном.
Пусть ей станет наградой,
.....))от Янцзы до Гренады,
но Янцзы наш в тумане,
ну а Обь в бирюзе,
говорят что молился ,
там сам гуру с Рязани,
а когда он уехал,
это поняли все.
Его долго искали то в лесу,а то в поле,
он лежал меж Кизила,
и жевал Алычу,
Вас заждались,заждались,
На аншлаг в Альберт Холле !?,
он на это ответил,
Я сейчас закричу,
А потом протянул им,
Алычу ту с Кизилом,
и сказал выбирайте,
как в The Matrix, негройд,(негр Максимус в фильме Матрица),
но в ответ они видно, его чуть ебанули,
и с тех пор он не ездит,
на концерты Pink Floyd.
А однажды он с пьяну,
угодил в Нараяну,(в индуизме высшее просветление),
он упал в катакомбу,
простудился и слег,
вдруг его осенило,
что для мира он странный,
потому что не алчен и к томуж не жесток.
И с тех пор он как Инок,
у него свои двери,
он разбил телевизор,
по которому Зло,
ему роль предлагали,
вместо Мистера Бина,
но его вдруг внезапно,
унесло Н.Л.О.
А когда он вернулся в
Бельведерах Херсона
даже было понятно,
в честь кого наливать,
там клялись ветчиною,
что теперь и Кальсонер,
стал какието мантры,
Во хмелю напевать.
Его били Талмудом,
чтоб вернуть в нем Иуду,
но он знал что Талмудам,
песни Лам не понять.
приезжал Рабинович,
но отделался Чудом,
и не знал толь ругаться толи просто вонять.
Тот сказал (Кальсонер), мы не нитки,
чьтоб пустить нас в расходы,
А массонам сказал он,
Я вам здесь не кастрат,
а потом он как Сирин,
вдруг взлетел над болотом,
хотя все говорили,
это Аэростат.
Зафиксирован даже,
был он спутником Н.А. Т. О,
но он слал им помехи,
золоченным крылом,
доказав всем на деле что и вправду пархатый,
В диалектике это, был крутой перелом.
А в точенной сторожке, в предрождественский вечер,
только снег мелкой крошкой,
нарушал тишину,
в ней Гаврила Рязанский,
ароматные свечи,
воздыхал в новой сутре,
Антилопою - Гну.
Где то там за оградой,
чейто мерз Sin Pecado,
но ему не машал он,
ингибировать свет,
в этот вечер волшебный,
снег был тоже пархатый,
будто стряхивал кто то,
в небе ангельский плед.
А в распивочной - ЛЮТИК,
в телевизоре Грюндик,
Папа Римский поздравил,
всех детишек в любви,
а в тарелке с салатом,
спал Заведующий Рудик,
Ему снились банкноты,
в чьей то алой крови,
Но в предверии Святок,
целовал он салаты,
и под тумбочкой в спальне оставлял пистолет
Но его нашла утром проститутка Рината,
и теперь его гробик украшает скелет.
Но ее героиня за бокалом Мартини поняла что в тот вечер ,застрелила себя,
потому что погибла с давних пор и доныне,
и жила во скотине,
не молясь,не любя.
Но теперь она рада,
Монастырь и ограда,
где она тихо лечит родословный порок,
ей открыли что счастье
сродни Аэростату,
что летит и что легок,
потому что в нем Бог.
И она вдруг взлетела,потому что хотела,
не взирая на тело,и на прочий абгрэйд,
Что то там причитая,
с стебельком Чистотела,
Рядом с мощами Спаса,
и с кружком меж бровей.
Поздним утром проснулась она словно Мария ,
ночью ей снился Рудик
и сказал - You Forgiv(прощена)
а в распивочной Лютик,
в телевизоре Мрия,
Папа Римский сказал вдруг ,что он порченый Скиф ,
Но в закусочной Лютик, он с Рязанским Гаврилой пил когдато из кружки хирургический Ром,
И с тех по