Сомневающиеся

Ростбиф с картофелем, йоркширский пудинг поданы…
Жуй, моя дорогая, неторопливо, Одена
перелистывая. В бокале терпкое. Пей, не спейся.
Я тоже буду читать про Рикардо Рейса.

Мы нынче дружны и сыты, словом одним – душисты.
Я запишусь на танцы. Или на – джиу-джитсу.
По вечерам мы будем, сбросив к чертям одежды,
ближе, чем то, что нынче, проголодавшись, съешь ты.

Времена, время такое, видимо, выбирают
наши грёзы, подруга. Снова на светский раут
зван твой ухоженный сужен[н]ый, где, говоря по-русски,
по-свински нажрётся, не захотев закуски.

Ночь же, которая ждет нас, в панике ощущений
ты сквозь все поры пропустишь, нарывы, щели,
мысли и души. Души (речь говорит хмельная!),
если ещё я жив, будем любить, меняя.

Завтра я стану кем-то вышедшим из глубинки.
Голубь вспорхнёт в свою явь, и в голубой пробирке
дня понесёт с железом мир человека в топку.
Длань твоя, дорогуша, в речь превратилась – в скобку.

Речь уже забралась, платье задрав, на кресло.
Рада тому, что вдруг под рукой воскресла.
Кто-то вдохнул в бедняжку сказку (сказать ли – нашу?).
Я не схвачу топор, предпочитая кашу...

Только не сомневайся. Всею собой жива ты.
Просто мы в речь пространством нынче настолько сжаты,
что не для нас рапира, сабля, перо, бумага.
Вижу, ты испугалась. Где же твоя отвага?

Вижу, дрожишь от страха. И не желаешь танца…
В том, что живешь на свете – лучше не сомневаться.
Впрочем, перо велело, стать палачом твоим, но
здесь промолчу я, ибо убийство всегда интимно.

Знай, что мы будем жить, счастье ловя во всхлипе,
в том, что в душе твой муж неотличим от хиппи.
Хочешь травы покурим? Ты вообще нирваны
дочь… я не стану петь про северные туманы…

Хватит пугаться так. Лучшей, забудь об этом.
Возможно и я – не я. Приписан к тебе поэтом.
Колпак шутовской надел, но, скинувши оболочку,
внезапно сжался в жирную в тексте точку.

За стихотворение голосовали: 79108147822: 5 ; evridika: 5 ; Бессменный Хейтер: 5 ;