Стихи

XXX

Я думал, что ты из железа,
из кровью добытой руды,
что страшно боишься дождей за
кирпичными стенами ты.

Я думал над венами синей
элегии, чувства браня,
что твой никогда алюминий
не сможет влюбиться в меня.

Твой, склонный к поломке и сбою,
искусственный разум завис,
поскольку на небо рябое
мы ныне вдвоём собрались

ногами, на мото и вело,
к истоку извечных начал...
В тебя я, чтоб кровь не ржавела,
программу любви закачал.

XXX

Туда, где некогда поощряли
мы жизнь взаимную то и дело,
ты не приехала за вещами,
не прилетела.

Туда, где словно в шестой палате
с ума сходили, где лился свет наш,
ты не приехала в результате,
и не приедешь.

Там, где безмолвствую перед бурей
воспоминаний, определённо
теперь на близкий к тебе Меркурий
смотрю с Плутона.

В сердцах наматываясь на стержень
стальной разлуки, пленённый сетью
болезных мыслей о жарком прежнем,
сгораю медью.

Ток одиночества пропуская
по синим жилам, по лабиринтам
подкожным, вижу твой, дорогая,
я мир один там.

Не приближайся ты, как светило,
контакты плавить, взрывая мозг мой...
Бегу от взгляда на то, что было
тропой межзвёздной.

XXX

Напиток счастья сладок,
пьёшь слепо, пылко, прытко, –
как жаль, что есть осадок
у каждого напитка.

Спасенье от забав, от
их пшика отыщу сам:
жизнь варево разбавит
однажды горьким чувством.

Страсть, знаю, поутихнет,
пленит покой олений...
предела у одних нет
глубоких сожалений.

Они всегда приходят,
как признаки болезни;
бросают в жар и холод
их проклятые песни.

Но нынче прыти, пыла
внутри переизбыток;
сладчайший разделила
со мной ты напиток.

XXX

Войдя туда, где тьма кротовья
велела с нею быть века мне,
где и не помнил берегов я
далёких свежее дыханье,
свобода в платье васильковом
к моим притронулась оковам.

Влекомый грёзами и снами
в страну забвения, воспрял я,
поскольку связь, что между нами
возникла, больно окрыляя,
от крови требуя разгула,
жизнь в сердце тихое вдохнула.

Да, я воспрял мятежным духом,
вцепился в мир больший и сладкий,
болезным грёзам словно мухам
обрезав крылышки и лапки,
но видя то, какая сила
во мне, свобода отступила.

Куда не знало подеваться
дитя ветров, лугов, кочевий...
Я отдал, если не полцарства,
то шанс виновнице мучений
ладонь почувствовать на вые...
Так я свободным стал впервые.

XXX

Лист нещадно терзая
сором литер, пером,
стал частенько глаза я
заливать вискарём.

Неустанно горюя
пустоты супротив,
сам себе говорю я,
опьянев, перепив:

"обменял ни на что ты
в смутной свите теней
возведенные годы
из кирпичиков дней,

но какое-то всё же
"но" иметься должно!?»
…смены взгляда и кожи
я не требовал, но

боль утраты всегдашней
всеми порами слов
стены приняли башни
за основу основ.

Стали прочными стены,
шум отделки затих...
взгляд Прекрасной Елены
застывает на них.

Нет, иллюзий не строю,
что полюбит она
эту самую Трою,
каковой пленена.